Тарантелла и тарантизм.

Таранте́лла (итал. Tarantella) — итальянский народный танец в сопровождении тамбурина (он же бубен) и кастаньет (в Сицилии). 

До XVIII тарантелла считалась единственным средством излечения «тарантизма» — безумия, вызываемого, как полагали, укусом паука-волка Lycosa tarantula (в отличие от широкого класса пауков, также называемых тарантулами). Более подходящей причиной является Latrodectus tredecimguttatus, широко известный как средиземноморская чёрная вдова или степной паук, хотя никогда не было продемонстрировано связи между такими укусами и поведением тарантизма. Однако исторически этот термин используется для обозначения танцевальной мании, характерной для Южной Италии, которая, вероятно, имела мало общего с укусами пауков. Танец тарантелла предположительно развился из терапии тарантизма [1].

В связи с этим в XVI веке по Италии странствовали специальные оркестры, под игру которых танцевали больные тарантизмом. Музыка тарантеллы обычно импровизировалась; для неё характерно длительное развёртывание мелодии с большими расширениями и кадансовыми дополнениями. В основе тарантеллы часто лежали какой-либо один мотив или ритмическая фигура (в ранних образцах — и в двухдольном метре), многократное повторение которых оказывало завораживающее, «гипнотическое» действие на слушателей и танцующих.

Хореография тарантеллы отличалась экстатичностью — самозабвенный танец мог продолжаться несколько часов; музыкальное сопровождение танца исполнялось флейтой, кастаньетами, бубном и некоторыми другими ударными инструментами, иногда с участием голоса.

Стоит отметить, что пауки почему-то кусали в основном женщин. И здесь я вижу связь с русским кликушеством и финно-угорским меряченьем (также "арктическая истерия", характерная для ряда народов Восточной Сибири - якутов, юкагиров, эвенков). Вот характерный пример описания данного эффекта при АИ (П.Рябков, 1887): "…Подпрыгивания становились так часты и сильны, старуха так грузно падала на сиденье, что можно было опасаться, что она расшибётся; руки ещё судорожнее хватались за грудь, из которой теперь беспрерывно вырывались целым потоком слова, вскрикиванья и всхлипыванья; временами казалось, она совсем задыхается; но вот она изо всей силы хватила кулаком об стену и с каким-то не то плачем, не то с диким хохотом пустилась в пляс по юрте, продолжая хохотать и стремительно произносить какую-то речь. Слова следовали со страшной быстротой, так что трудно было следить за мыслью. По временам она ржала, кукарекала или клекотала: клё-клё-клё, но ни на минуту не переставала, то понижая, то повышая голос, произносить слова, фразы […] и во всё это время больная ни разу не упала, не задела за окружающие предметы, хотя в юрте было тесно и людно… Припадок длился от нескольких минут до суток и более […] Нередко припадок одного мэнэрика вызывал аналогичные припадки и у других мэнэриков, находившихся рядом. Тогда, одинаково причитая, могла бесноваться целая группа людей".

По информации Мицкевича, про «мэнэриков» ходят среди населения разные рассказы, например, что они могут себя прокалывать насквозь ножами и это не оставляет следов, могут плавать, не умея плавать в обычном состоянии, петь на незнакомом языке, предсказывать будущее и так далее. Одержимый «духом» во многом подобен шаману и обладает силой и способностями шамана, что, несомненно, роднит мерячение и шаманство. Различие между ними состоит лишь в том, что «мэнэрик» вселяется в больного против его воли, а шаман вызывает «духа» по своей воле и может повелевать им. 

Где-то я читал, что на Севере представляют «мэнэрика» то ли в виде щепочки, то ли в виде насекомого, то ли в виде червяка, который заползает человеку под кожу. И тут уже явная параллель с пауком-тарантулом.

Можно было бы ещё провести параллель с кельтскими танцами фей. Бывает, что и люди пускаются в пляс вместе с феями, и танцуют до полного изнеможения, совершенно не замечая времени. Очевидно, тут есть какая-то связь и со средневековыми танцевальными эпидемиями, известными под названием пляски св. Витта и св. Иоанна».

Что же касается тарантизма, то исследователи отметили его привязку к празднику святых Петра и Павла 29 июня. "Танцы проходят под знаком святого Павла, часовня которого служит "театром" для публичных собраний тарантулов. Паук кажется постоянно взаимозаменяемым со Святым Павлом; женщины-тарантулы одеваются как "невесты Святого Павла". В качестве кульминации: "тарантулы, после долгого танца, собираются вместе в часовне Святого Павла и сообща достигают пароксизма своего транса ... в общем и отчаянном возбуждении преобладал стилизованный крик тарантулов, "крик кризиса", произносимый с различными модуляциями".

Это похоже на "отходняк" древнегреческих менад, о котором я говорил на днях.

Основным инструментом, на котором играют при тарантелле, является тамбурин, и это тоже аналогично дионисийским пляскам менад. Джон Кромптон предположил, что древние вакхические обряды, которые были подавлены римским сенатом в 186 году до н. э., ушли в подполье, вновь появившись под видом экстренной терапии для жертв укусов пауков.

Образ богини Кибелы с бубном уже примелькался, но я, тем не менее, не откажу себе в удовольствии разместить здесь ещё пару картинок.

Кибела и Аттис. Древнеримская серебряная пластина

 

Тамбурин и кимвалы — любимые инструменты Кибелы.

С культом Кибелы, как мы знаем, связаны экстатические пляски. Но, очевидно, пляски, приводящие к исступлению, к изменённым состояниям сознания и связанным с ним феноменом пророчества, были известны ещё в эпоху верхнего палеолита. Во всяком случае, кастаньеты были найдены в качестве инструментов "неолитического оркестра", датируемого примерно 18 000-15 000 гг. до н.э., наряду с барабанами, украшенными шевронами, зигзагами и треугольниками по всей Старой Европе. Изображения женских хороводов встречаются на артефактах от эпохи неолита

до классической Греции.

Ну и, конечно, тут обязательно нужно упомянуть крито-минойских танцовщиц со змеями.

Итак, что мы здесь видим? Транс, исступление, экстаз как способ "выйти из себя" и "войти" в Запредельное, ощутить "веяние миров иных" и вступить в контакт с духами, существами потустороннего мира. В противовес современным модным суждениям о происхождении религии от страха первобытного человека перед Природой [2], я утверждаю, что вся религиозность коренится в изменённых состояниях сознания человека. В ИСС у человека раскрываются сверхъестественные способности. Не знаю, что имел в виду Ф. Ницше, когда говорил о "сверхчеловеке", но, по-моему, это удачный термин для обозначения, например, шаманов (которые, кстати, камлают тоже с бубнами). Кажется, в танце тарантелла тоже присутствует элемент шаманизма. Можно рассматривать "укус паука" как аналог "шаманской болезни" [3].

----------------------------------------------------------------

[1] Канчеллиери пишет: "Когда человек находится в руках этого злополучного зверя, у него одновременно возникает сотня разных чувств. Человек плачет, танцует, его рвёт, он дрожит, смеётся, бледнеет, плачет, падает в обморок, и он будет страдать от сильной боли, и, наконец, через несколько дней умрёт, если ему не помочь. Потение и противоядия облегчают течение болезни, но единственное средство исцеления - музыка". 

[2] Следует отметить, что одним из заблуждений современной культуры является её представление о «первобытном страхе» и его главенствующей роли в генезисе религиозного сознания вообще и религиозных институтов общества.  Скорее всего, подобная идея - экстраполяция психологии современного, уже предельно отчуждённого от природы человека на мировоеприятие человека архаической эпохи. Ведь именно так, как правило, чувствует себя современный горожанин, оказавшись в лесу, в степи, в любом неочеловеченном уголке природы. Абсолютизировать подобные ощущения - абсурд.  До поры до времени для первобытного человека природа выступает в противоположном качестве - как дом родной: она и накормит, она и укроет.

[3] "[...] и мы обнаружили, что бедный крестьянин тяжело дышит, и мы также заметили, что лицо и руки начали чернеть. И поскольку его болезнь была известна всем, была принесена гитара, ритм которой сразу же, как только он был понят, начал сначала двигать ступнями, а вскоре после этого и ногами. Он встал на колени. Вскоре после перерыва он встал, покачиваясь. Наконец, в течение четверти часа он прыгал почти в трёх ладонях от земли. Вздохнул, но с такой силой, что это повергло в ужас прохожих, и не прошло и часа, как чернота исчезла с его рук и лица, и он снова обрёл свой родной цвет" (Канчеллиери).