Ветхозаветное семейство отдыхает на берегу реки. Первенец пары развлекается тем, что ловит ящериц и скармливает их большой хищной птице. Рептилия, схваченная пухлой детской ладошкой, сопротивляется, но птичий клюв всё ближе. Ребёнок слишком мал, и его представления о добре и зле ещё не успели сформироваться, как следует. От рождения не имея жалости к живым существам и не взращивая в себе это чувство, он останется в истории как братоубийца.
Когда говорят об инфляции, обычно имеют в виду процесс обесценивания денег. Это, конечно, имеет место быть, но существует инфляция и другого рода, - инфляция морали, добра, культурных ценностей. И я нигде не вижу осмысленной и последовательной борьбы с этой инфляцией.
Гвеналь Верез, автор статьи "Забвение Божественной Матери" говорит, что "демократии не способны выдвинуть деятелей морального склада, таких как Линкольн, Мартин Лютер Кинг или Ганди, что послужило бы залогом успеха". Однако автор не говорит о том, что все трое борцов за высокие моральные идеалы были убиты.
Вот потому никто и не борется с инфляцией морали, что такая борьба смертельно опасна. Распятый на кресте Иисус не даст соврать.
Согласно древнегреческому историку Полибию, два фактора влияют на историческое становление; один от нас зависит, другой — нет. Да, «есть сила, вне человека находящаяся, существо, властвующее над землёй, разумно управляющее делами людей, часто помогающее им в их деяниях, но нередко и становящееся поперёк их планов; это божество — Тиха (Тю́хе, Тихе, Тихэ, Тихея, др.-греч. Τύχη, «случайность», то, что выпало по жребию). В её руках жизнь человека; она охотно её видоизменяет, находясь в постоянной борьбе с условиями нашего быта. Никогда не следует ей доверять, и менее всего в счастии. Её особенная страсть — решать дела против ожидания людей; располагать будущим, не принимая в расчет её — это то же самое, что составлять счёт без хозяина» (Маркгаузер). Богиня Тиха действует по-своему разумно, с расчётом, хотя и вопреки нашим ожиданиям, и всего менее по нравственным соображениям.
Да, уж... Здесь есть о чём задуматься...
Надо полагать, Деметра — она же не только богиня людей, но и вообще всех "землян", проживающих на планете Земля. И если это так, то очень странно выглядят эти молящиеся люди.
Люди молятся в реке Джамуна, вспенившейся от промышленных отходов
Убили всё живое в реке, и после этого молятся богине, испрашивая у неё милости для себя. Но это же безнравственно! И было бы ещё более безнравственно, если бы богиня проявляла свою милость над этими людьми.
Ну, может быть, отчасти именно поэтому возникают такие ужасные образы богини?
Кали Ма. Художник Биджай Бисвал. Бумага, шариковая ручка.
Если у неё в руке голова владельца промышленного предприятия, отравившего реку, то с точки зрения биосферы Земли это выглядит очень даже нравственно. Хотя с точки зрения бизнесмена, богиня Кали выглядит безнравственно.
Тацит писал о германцах: «Их браки очень строги, и ни один из их обычаев не заслуживает большей похвалы, чем этот, ибо они почти единственные варвары, которые довольствуются одной женой. Очень редко у этого многочисленного народа слышно о нарушении супружеской верности, и оно наказывается тут же на месте, причём наказывать позволяется самим мужьям. Муж обрезает жене, нарушившей верность, волосы [1] и на глазах родственников выгоняет её голую из деревни, ибо нет снисхождения к нарушению нравственности. Ни красота, ни молодость, ни богатство не помогут такой женщине найти мужа. Там никто не смеётся над грехом; и соблазнять и быть соблазнённым не считается там умением жить. Юноши поздно женятся и потому сохраняют свою силу, и девушек не спешат выдавать замуж, и они тоже цветут молодостью и отличаются тем же высоким ростом. Они вступают в брак в одинаковом возрасте, одинаково крепкими, и сила родителей переходит на детей».
"Ясно, что Тацит, желая дать римлянам образец, рисует брачные отношения древних германцев несколько в розовом свете", - комментирует А. Бебель, но, тем не менее, тут есть повод задуматься об истоках морали.
Очевидно, древние германцы (как и древние славяне) знали, "что такое хорошо и что такое плохо" задолго до христианизации. Нельзя сказать так, что до крещения они были "почти звери", а после крещения утратили свои зверские обычаи и стали жить по-человечески.
А. Бебель говорит, что в германских женщинах жил дух, который импонировал римлянам. Когда Марий не позволил пленным женщинам тевтонов посвятить себя служению Весте (богине девственного целомудрия), они прибегли к самоубийству.
Самая большая сложность в вопросах морали возникает из-за того, что люди — не муравьи, и, в отличие от последних, не все люди ведут себя одинаковым образом. В рамках одного и того же общества можно обнаружить примеры различного поведения. Наверно, имелись случаи зверства и среди древних германцев, и среди древних славян, и среди других язычников, но, вместе с тем, у язычников встречаются и такие удивительные обычаи, как в описании Геродота (книга I, глава 196):
"В каждой
[вавилонской] деревне раз в год созывают всех девушек, достигших половой зрелости, и выводят
толпою в одно место; кругом их располагается толпа мужчин. Глашатай вызывает
каждую по одиночке и продаёт одну за другою — прежде всех самую красивую; когда
первая бывает продана за большую сумму, глашатай вызывает другую, следующую по
красоте за первою; девушки продавались под условием супружеской жизни с ними.
Все богатые вавилоняне, достигшие половой зрелости, одни перед другими покупали
себе красивейших девушек, а такого же возраста люди простые вовсе не искали
красивой наружности, — и с деньгами готовы были брать и очень некрасивых.
Покончивши с продажею красивейших девушек, глашатай вызывает потом самую
безобразную или калеку и спрашивает: "Кто желает жениться на ней с
наименьшим вознаграждением?" Девушка вручалась тому, кто соглашался
жениться на ней с наименьшею додачей денег; употреблявшиеся на это деньги
собирались за красивых девушек, т. е. красивые выдавали замуж безобразных и
калек".
В чувстве справедливости вавилонянам не откажешь: всем поровну, «всем сёстрам по серьгам», все девушки деревни выходят замуж и никто не сидит в "старых девах". Вот где был настоящий, реальный коммунизм, а советские "коммуняки" даже и не помышляли о чём-либо подобном.
И. Бахофен говорит о "понимании материнского права как первого великого шага на пути к высшей цивилизации" и пишет о восточном царстве женщин китайских хроник.
"В восточном царстве женщин высшая судебная власть находится в руках царицы. Наш источник особо отмечает миролюбие этого народа и его отвращение к всякого рода насилию и особенно к воровству. Те же самые качества единодушно приписываются всеми авторами и гинекократическим государствам Запада, в особенности ликийцам, критянам и локрам. Ευνομία, σωφροσύνη, ειρήνη [1] составляют выдающуюся черту управляемых женщинами государств. Внутренняя взаимосвязь этих качеств с природой материнства очевидна. Если последнее как принцип покоя, мира, примирения и права противостоит мужчине с характерной для него склонностью к насилию, то власть женщины насаждает уважение к упомянутым добродетелям в основанных и управляемых ею гражданских сообществах. Вся эта культура покоится на святости материнства. Как судебная власть, так и религия преимущественно связаны с женщиной, которая неизменно предстаёт здесь носительницей и распространительницей всякого рода δεισιδαιμονία [2] и ευσέβεια [3]".
В отличие от Бахофена, я почти не вижу никакой связи между природой материнства и высокими моральными качествами. Материнство — оно всё естественное, природное, и даже животное (и кошка выкармливает своих котят), тогда как мораль — сверхъестественна, у природы нет никакой морали.
О. И. Лисицына в статье "Аскриптивные черты российской дворянки: конструирование идеальной жены и матери (конец XVIII – середина XIX в.)" затрагивает тему воспитания российских девочек-дворянок в конце XVIII – первой половине XIX в.
"Несмотря на «секуляризацию общественного сознания» [1], православие в конце XVIII – середине XIX в. продолжало оставаться значимой частью мировоззрения российского нобилитета. Конечно, в ситуации повсеместного господства православной идеологии набор первых прививаемых дворянской девочке качеств был выдержан в духе христианских добродетелей, определяемых в терминах «благочестия» [2], «совершеннаго исполнения правил евангельских» [3]. Дворянке в первую очередь прививались такие качества как «терпение», «покорность», «смирение». Очевидно, развитие у неё данных качеств осуществлялось с целью последующего сглаживания «острых углов» в отношениях между чуждыми, по большому счёту, друг другу супругами и, соответственно, укрепления семьи. Приводимые в текстах описания «счастливой» семейной жизни наглядно демонстрируют, какие именно свойства женской личности оказывались при этом наиболее значимыми: «Наталия Ивановна и Василий Иванович… любили друг друга и были счастливы, хотя он и разорялся от карт, но жена всё ему прощала» [4]; «одна из этой семьи не делала замечаний мужу из деликатности даже тогда, когда он смелыми оборотами доводил семью до разорения…» [5]. Как видим, женские смирение и терпение, облекаясь в форму сугубо светского, «этикетного» понятия «деликатность», трактуются практически как основной залог семейного счастья.
«Повиновение» и «покорность» также достаточно часто фигурируют в текстах – обычно в контексте описания воспитательных стратегий взрослых в отношении юной дворянки: «Наталья Александровна с заплаканными глазами крестила и целовала Нюту... Что она внушала ей, я не слыхала, но, конечно, не протест и борьбу с деспотизмом родительской власти, а, вероятно, на разные лады давала лишь советы покорности и смирения…», но родительская власть трансформируется для неё после брака во власть супруга – тем более что в рамках подчинения первой она, как правило, и «даёт согласие» на брак. Так, «ты уж не от меня будешь зависеть, а от мужа и от свекрови, которым ты должна беспредельным повиновением и истинною любовью. Уж ты не от меня будешь принимать приказания, а от них» [6] – наставляет 13-летнюю А.Е. Лабзину мать.
"Хелен Секакаптева писала, что когда девушки хопи помогали своим матерям,
они мололи не только перед приготовлением пищи, а всё светлое время
суток. Если девица или молодая матрона шла в гости к своим подругам, она
не играла, а молола кукурузу. И когда девушка намалывала достаточно
кукурузы для своей семьи, она продолжала молоть для тёти, у которой не
было дочерей.
В своей автобиографии "No Turning Back"
учительница хопи Полингайси Коявайма (Элизабет Уайт) вспоминала о своём
возвращении в пуэбло Орайби после нескольких лет, проведённых в школе
белых мужчин. Когда она пожаловалась, как ей трудно молоть кукурузу,
стоя на коленях, что является вековым обычаем женщин пуэбло, мать
сказала ей: "Мать Кукуруза кормила тебя, как кормила всех людей хопи, с
тех давних пор, когда она была не больше моего большого пальца.
Мать-кукуруза - это обещание пищи и жизни. Я молю с благодарностью за
богатство нашего урожая, а не с чувством, что мы слишком много работаем.
Стоя на коленях у своего каменного жёрнова, я склоняю голову в молитве,
благодаря великие силы за пищу. Я многое получила. Я готова многое
отдать взамен, ибо, как я учила тебя, получив, всегда нужно отдавать"
(Qoyawayma, 1964:71)
Умение молоть кукурузу было настолько важным
атрибутом для домохозяйки пуэбло, что прославлялось как добродетель даже
в легендах о сверхъестественных девушках" (Источник).
Тут прямо такая же трудовая аскеза, как у св. Сергия Радонежского. Тот сам трудился, не покладая рук, и братии своей не позволял "расслабляться", ибо недаром же одним из эвфемизмов дьявола является слово "вялый": беззаботный человек - игрушка в руках дьявола.
Исключительно интересная фигурка "венеры" найдена в слое с органическими остатками, которые были радиоуглеродно датированы 23 000 лет назад, на доисторической стоянке Ренанкур в Амьене, на севере Франции.
У этой "венеры" из Ренанкура есть удивительная "причёска", представленная сеткой из тонких надрезов, похожих на те, что имеются у "венеры" из Брассемпуи (Ланды), также известной как "Дама с капюшоном".
Э. Бургиньон в статье "Изменённые состояния сознания" пишет о своих гаитянских полевых наблюдениях. Они относятся к событию, которое происходило в сельской местности, когда довольно состоятельная пожилая женщина приводила в порядок свои дела, требуя от жреца вуду (хунгана) и его последователей совершать недельные серии ритуалов, которыми пренебрегали в течение ряда лет:
"В 2015-2016 гг. археологи обнаружили у села Казачье на Дону недалеко от Липецка древнее поселение со следами скифской культуры. [Там археологи] нашли колодец, которым жители пользовались в 8-7 вв. до нашей эры. Недавно в нём обнаружили останки трёх мужчин. Всем
мужчинам более 50 лет, на теле двоих - следы заживших при жизни травм
позвоночника и костей - скоре всего, они были старыми воинами. Их
возраст необычен для скифов, мужчины этого народа редко доживали до
28-30 лет, и по их понятиям умершие были древними стариками".
Если мужчины скифов редко доживали до 28-30 лет, то, значит, как правило, они умирали в возрасте 25 лет или раньше.
Выходит так, если послушать автора сей статьи.
— А почему они умирали так рано?
— Козе понятно: они же - дикари!
Так, наверно, ответил бы автор.
В современной цивилизованной России у мужчин ожидаемая продолжительность жизни - 65,4 года (Источник), - ну не может же быть, чтоб и скифы жили столько же!
Я, конечно, не могу сказать, какова была средняя продолжительность жизни скифских мужчин, но 25 лет - это, по-моему, явный "перебор".
Общество, в котором мужчины редко доживают до 28-30 лет, представляется неким "гадюшником", клубком змей, которые кусают и жалят друг друга. Типа, вышел из дома на двор по нужде, и не вернулся, - только рука торчит из нужника.
Ричард Лахман в своей монографии "Государства и власть" (Москва : Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2020) пишет:
"Государства не обязаны одинаково относиться ко всем своим подданным. С точки зрения Карла Шмитта, государство, или суверен, — это «тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении». Другими словами, у государств есть власть установить, что определённые лица или категории лиц находятся вне действия закона, а некоторые периоды времени являются чрезвычайными ситуациями, когда обычные законы не работают. Джорджо Агамбен в книге «Чрезвычайное положение» утверждает, что Третий рейх являлся режимом, провозгласившим чрезвычайное положение, которое длилось с самого первого до самого последнего дня его власти и которое позволяло режиму легально определять, что у целых категорий граждан нет прав и что целые категории граждан заслуживают уничтожения. Говоря о недавних временах, Агамбен делает вывод, что «война против терроризма» Джорджа Буша — это новая попытка установить долгосрочное чрезвычайное положение, позволяющее государству попирать указанные в Конституции США гражданские права «вражеских комбатантов» и их права как военнопленных, перечисленные в Женевских конвенциях. Большинство государств в своей истории объявляли, что некоторые времена являются исключительными, а стало быть, на некоторых их граждан не распространяется действие тех норм и прав, которые государство сообщает им в периоды нормального существования".
Здесь нельзя не вспомнить о Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем в советской России, которую в народе называли "чрезвычайкой", а В. А. Антонов-Овсеенко называл их («чрезвычайки»), и в частности, Харьковскую ЧК — «чересчурками» (Источник).
Лев Толстой в "Анне Карениной" говорит о сверхъестественном происхождении морали:
«Фёдор говорит, что Кириллов, дворник, живёт для брюха. Это понятно и разумно. Мы все, как разумные существа, не можем иначе жить, как для брюха. И вдруг тот же Фёдор говорит, что для брюха жить дурно, а надо жить для правды, для Бога, и я с намёка понимаю его! И я и миллионы людей, живших века тому назад и живущих теперь, мужики, нищие духом и мудрецы, думавшие и писавшие об этом, своим неясным языком говорящие то же, - мы все согласны в этом одном: для чего надо жить и что хорошо. Я со всеми людьми имею только одно твёрдое, несомненное и ясное знание, и знание это не может быть объяснено разумом - оно вне его <...> Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошёл я до того, что надо любить ближнего и не душить его? <...> А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно» (Толстой Л.Н. Анна Каренина. Собр. соч. в 22 т. М , 1982. Т. 9. С. 395-396).
"Либертини́зм, также употребителен термин либертина́ж (фр. libertinisme, libertinage) — название нигилистической философии, отрицающей принятые в обществе нормы (прежде всего моральные). Либертинами (либертенами) в XVII—XVIII веках называли сторонников свободной, гедонистической морали. Это, как правило, были представители высшей знати и их клиентелы, создававшие тайные сети дружеских связей, основанных на общности эротических вкусов. Заметным идеологом либертинизма был маркиз де Сад" (из Википедии).
Далее приведу цитату из статьи Л. С. Драгунской "Эдипов комплекс царя Эдипа. Проблема инцеста в истории и культуре": "У де Сада интересна смысловая двойственность инцеста. С одной стороны, носители инцестуозно-промискуитетной активности — это люди, стоящие над моралью. Циники, убийцы, сластолюбцы, насильники и растлители малолетних — это “люди как боги”, чуждые любых ограничений и служащие только влечениям своего тела, которое, по маркизу де Саду, выше души, как Природа выше Закона. Таким образом, это цари в предельном субъективно-позитивном смысле. Но тут есть и вторая сторона. Маркиз де Сад, как известно, был в 1789–1794 годах активным революционером".
Я читал маркиза. И в том, что я прочитал, я не заметил ни крупицы осуждения "деяний" его литературных героев-"садистов". Его либертены относятся к женщинам как к лошадям: "загнал" лошадь насмерть, - ну и хуй с ней, невелика печаль, если скотина околела. Главный цимес ситуации заключается в том, что де Сад позиционировал себя революционером, борцом со "старым режимом". Значит, надо полагать, он боролся за такое "светлое будущее", при котором он вместе с другими подобными борцами-либертенами мог бы вести себя так, как его герои-"садисты". И чтоб при этом никакого поповского духа и близко не было! Очень много места в своих произведениях де Сад уделяет "разоблачению" морали: он намеренно и специально описывает все самые изощрённые издевательства над Жюстиной и многократно подчёркивает, что никакие высшие силы не вступились за поруганную добродетель. И он приходит к умозаключению, что Природа на стороне сильного волка, а не слабой овцы. Де Сад отождествляет себя с волком, терзающим своих жертв, и упивается своим оборотничеством.
