Сакральное и профанное.

"Говоря об «иероглифах», знаках-изображениях надписей на камне, или об «иератике», курсивном письме папирусов и остраконов, мы следуем словоупотреблению греков, которые противопоставляли эти два вида письма как сакральные (по-гречески hieros означает «священный») так называемому демотическому, профанному письму (греческое demos значит «народ»). Тот же феномен разграничения прослеживается и в египетской архитектуре, где уже с середины III тыс. до н.э. утвердилось правило, с течением времени соблюдавшееся всё более строго, согласно которому сакральные постройки должны воздвигаться из камня, а жилые — из необожжённого кирпича" (Ян Ассман. Египет: теология и благочестие ранней цивилизации. — М: Присцельс, 1999. С. 16).

Возникает вопрос: а что, древнеегипетские фараоны тоже жили в домах из необожжённого кирпича? Мы уже настолько привыкли к связке "фараоны — пирамиды", что невольно представляем себе жилища фараонов такими же монументальными, как пирамиды. А на самом деле, "гробницы фараонов Древнего Египта были куда богаче дворцов, в которых они жили при жизни. Объясняется это тем, что во дворце фараон жил лишь временно. А значит там можно и не красить стены вовсе, спать на соломенном тюфяке, обойтись тапками из папируса или парой холщовых рубах" (Источник).

Интересно, кто жил скромнее — фараон или Ленин, "самый близкий друг рабочих и работниц, крестьян и крестьянок"?

Матриархат как традиция.

Ф. Ф. Зелинский рассматривает религию древних греков как своего рода "договор" между человеческим и божественным модусами бытия. Это напоминает библейский "завет" человека с Богом. Бог соглашается покровительствовать людям лишь при условии, что те не станут "беспредельничать", что они будут жить по Закону.

Ф. Ф. Зелинский пишет: "Труд человека довольно-таки основательно нарушал божественную жизнь Матери [Земли] и её родных детей; как отнесутся они к этому вторжению? Необходим был договор, указывающий человеку его права и обязанности...

Всего менее нарушал человек уклад природной жизни в своём охотничьем быту; ведь в сущности человек-охотник не многим отличается от льва, волка, коршуна и прочих хищников, жизнь которых составляет одно целое с жизнью прочей природы. Немногим — а всё-таки кое-чем: тем умом, той сверхприродной сообразительностью, которая навела его на изобретение сетей, стрел, дротов, на приручение собак, на целый аппарат охоты, грозящий истреблением живым тварям леса и гор.

Пусть же он получит закон своей деятельности от той богини, которой он служит как охотник — от Артемиды. Она — могучая заступница всякого зверья, всякой птицы; её сердцу одинаково дороги детёныши всех живых существ, будь то даже детёныши хищников. Она предоставляет человеку вволю пользоваться взрослыми особями, но не дозволяет ему разрушать породу — и Эриния настигает её ослушника. Священны поэтому гнёзда птиц, священны беременные самки; если охотнику досталась таковая — он обязан «отпустить её Артемиде».

Вообще то гуманное отношение к животным, которым древние эллины так выгодно отличались от своих нынешних потомков, — оно сказалось между прочим в прекрасной пословице «есть и у собак свои Эринии» — было в значительной степени вызвано тем, что они чувствовали над собой взоры Артемиды, внемлющей жалобному крику мучимой твари и обрекающей обидчика каре страшных богинь преисподней, блюстительниц великого договора, которым живёт мир. И ещё в эпоху земледельческого быта это право животных на хорошее обращение было подтверждено в самых священных греческих таинствах, в Элевсинских: одна из заповедей Триптолема так гласила: «Не причиняй обид животным»". 

Ритуальный «баскетбол» индейцев майя связан с реинкарнацией?

Интересная новость от Михаила Подрезова в статье "Индейцев майя заподозрили в использовании праха правителей при изготовлении мячей".

"Археологи во время обследования пирамидального храма Солнца в древнем городе Тонина обнаружили помещение и склеп, в которых находились больше 400 сосудов с органическими материалами: человеческим прахом, древесной золой, резиной и корнями растений. Учёные предположили, что обнаруженные останки людей (возможно, правителей или высокопоставленных особ) индейцы майя использовали при изготовлении резины. Похоже, в последующем из неё делали мячи для ритуальных игр, сообщается в пресс-релизе Национального института антропологии и истории Мексики.

Точное место и время появления этой распространённой среди народов доколумбовой Мезоамерики ритуальной спортивной игры неизвестно. Так, самые старые каучуковые мячи, относящиеся примерно к 1700–1600 годам до нашей эры, археологи нашли в погребениях в ольмекском религиозном центре Эль-Манати. Древнейший же известный стадион, возраст которого более 3400 лет, был найден в мексиканском штате Чьяпас. Индейцы майя заимствовали традицию игры в мяч в свою культуру, проводя состязания на открытых площадках-стадионах".

"Размеры и вес мячей, использовавшихся в игре, неизвестны: учёные нашли несколько десятков мячей, которые были положены в священных болотах и родниках как подношения, но остаётся неизвестным, использовались ли они в игре. Основываясь на параметрах современных мячей для игры и археологических свидетельствах, можно предположить, что древние мячи были примерно 20 сантиметров в диаметре, а весили четыре килограмма и более, так как делались из каучука. То есть это был цельный кусок резины: испанский летописец Диего Муньос Камарго свидетельствовал, что травмы, полученные после контакта с мячом, были настолько серьёзны, что требовали хирургической помощи, а если мяч попадал игрокам в голову или живот, это и вовсе приводило к гибели" (Источник).

Любопытную версию высказывает А. А. Бородатова в статье "Игра в мяч как путь в пещеру предков".

"По текстам на сосудах известно, что в "место очищения" в пещере-преисподней спускалась лишь одна из нескольких душ человека - душа-тень, призрак, именовавшаяся nос (T227, син. др. tep, ст. pix-aan). Как показал Кнорозов, все четыре термина были этимологическими синонимами и означали "завёрнутый", "покрытый": труп покойного заворачивали в саван в эмбриональном положении и помещали в сосуд или погребальную камеру - символически возвращали в утробу пещеры-земли. Здесь боги-предки освобождали душу от плоти - очищали её, в результате чего она уменьшалась до размеров эмбриона. Эта очищенная душа изображена в ряде сцен в руках у "очистителей" в виде плода определённого растения или прозрачной сферы. Такой душа улетала "в лоно женщины" или слетала в него "падающей звездой" (др. nос ес h', омон. "призрак-звезда", см. Д376): падающие звёзды поныне у майя считаются воплощёнными душами умерших предков, которые в утробе женщин превращаются в души новорожденных. Видимо, в день возвращения души из преисподней разыгрываемый в поминальной игре мяч воплощал эту очищенную душу-семя, призванную оплодотворить женщину. Миф науа о зачатии главного бога астеков Уицилопочтли подтверждает нашу идею о мяче как символе зрелого плода, готовой к реинкарнации души умершего: богиня Коатликуэ (вариант богини Луны) на священной "Змеиной горе" зачала сына от упавшего с неба оперённого мяча.

Эпоха ольмекской цивилизации, когда во главе пантеона ольмеков стояла Великая богиня Луны, была временем господства лунного календаря (в нем основной единицей был "полугод", приравненный к сезону и состоящий из шести лунных месяцев). Поэтому все виды обрядности, в том числе ритуал игры, были связаны с лунной календарной символикой. Богиня могла выступать как главная покровительница игры в мяч. Это тем более вероятно, что ритуал игры был семиотически связан с реинкарнацией душ. О том же говорят и материалы этнографии: ирокезы играли в мяч во время шести ежегодных праздников лунного календаря, а индейцы в низменностях Колумбии - по полнолуниям в начале двух сезонов года (лунных полугодов), когда в лесах созревали плоды; игроков уитото называли "людьми Луны" и считали, что игра в мяч способствует плодовитости женщин, животных и растений".