Муж-"половинщик".

Старинный морской путешественник Давыдов нашёл среди эскимосского племени кадьяков такие же брачные институты, как у алеутов. Давыдов пишет о них: „Некоторые женщины имеют двух мужей; первый — настоящий муж, который избирает второго с согласия жены. Последний является также работником, носит воду, дрова и исполняет другие работы. С женой он может спать только в отсутствии главного мужа, и при его возвращении он утеряет своё (супружеское) право. Такие мужья носят название „половинщиков".

Интересно описание Вениаминовым тлинкитов. Описывая участие „половинщиков" в супружеских правах, он положительно утверждает, что соучастником может быть только брат или родственник (Творения митрополита Инокентия, ч. III, стр. 629. [Подобное же явление отмечено Россом у центральных эскимосов]).

Это описание напоминает обычай «пуналуа», по которому гавайские семьи образовывались следующим образом: родные и коллатеральные сёстры считались жёнами группе «близких товарищей», то есть «пуналуа»; они друг другу не являлись родными братьями, они находились в отношении пуналуа, их связывало только то, что у них были общие жёны. Это «пуналуа» похоже на чукотское "товарищество по жене"( см.: Первобытная община как "товарищество по жене").

Социальная организация коренных народов Крайнего Северо-Востока России.

"В прошлом, возможно, основной социальной единицей коренных народов Севера был род. Но это недостоверно. Потому что бескрайние просторы Севера внушают людям дух свободы. Так, по наблюдениям Н. Ф. Каллинникова конца XIX – начала ХХ вв.,  на Чукотке «родового начала нет. Осёдлые живут деревнями, и каждый хозяин вполне независим от своего соседа; кочевые же прямо кочуют, даже не родством, а товариществами, сообразно количеству рабочих рук и оленей. Товарищества эти страшно непрочны: на зиму они устраиваются в одном соседстве, а на лето его меняют и пристраиваются к другому [1]. ... На восток от Нижнеколымска и Маркова нет никакого устройства, ни родового, ни общинного; да и около этих центров родовое начало, я думаю, или пережиток старины, или недоразумение, основанное на незнании быта инородцев».

Источники  XIX в. сходятся в том, что у чукчей (а равно и коряков) не было развитой властной иерархической структуры: «Чукотские начальники ... не пользуются однако ж большим уважением. Влияние их обыкновенно зависит от их богатства и физической силы» (А. Э. Кибер); «У чукчей есть свои старшины – эремы, которые, однако, никаким особым почётом своих «подданных» не пользовались. Они имели значение как вожди во время войн» (И. В. Шкловский); «Каждый глава семьи – самодовлеющий хозяин, живущий по своему собственному желанию там или здесь, работающий в товариществе, или самостоятельно, соответственно его вкусам и обстоятельствам» (Н. Ф. Каллиников); «В собственном своём обиходе чукчи не признают власти никаких старейшин» (А. В. Олсуфьев).

Богиня Седна как "чёрная дыра".

В продолжение и развитие темы о "крито-карфагенской" богине. 

Я заметил, что крито-минойскую "безымянную" богиню и финикийско-карфагенскую богиню Танит сближает общая морская тематика. 

У эскимосов главным божеством является морская богиня Седна. У чукчей аналогичный персонаж известен под именем «Моржовая Мать». 

У чукчей есть предание, что за какое-то преступление отец решил утопить свою дочь, которая вцепилась в края лодки, и он вынужден был отрубить ей пальцы веслом. После этого она утонула и превратилась во Владычицу подводного мира в образе гигантского моржа. Её пальцы стали моржами, тюленями и китами, а сама она «Моржовой Матерью».

Этнографические исследования позволяют нам взглянуть на «Мать Моржовую» как бы через увеличительное стекло и увидеть в ней то, чего мы не замечаем в средиземноморских богинях. 

Легенды о медведице-оборотне, созданные женщинами.

Марина Урванова, со ссылкой на запись В. Г. Богораза, передаёт чукотскую легенду о том, как обманутая и брошенная жена превращается в медведицу. "Выбрав время, когда (бывший) муж отлучится из нового дома, она приходит к сопернице, сладкими речами усыпляет её внимание, погружает в сон, а затем убивает, вылив в ухо кипящий отвар". Потом она превращается в медведицу и убивает мужа-изменника. Затем, в облике озверевшей медведицы, женщина начинает преследовать своих детей. Они убегают от матери-оборотня, превращаясь в трясогузку, глупыша, шилохвоста, волка, росомаху. С тех пор медведица бродит в тундре... (Источник)

В комментах Olga Dolidze делает верное замечание: "Что же было делать брошенной и обманутой женщине, как было ей выжить без мужчины среди снегов и льдов или в тундре? Поневоле рассвирепеешь... Вот наверное и рождались такие легенды-сказки". 

Я от себя лишь добавлю, что такого рода легенды-былички имели одновременно охранительное и воспитательно-назидательное значение в традиционном обществе. Когда мужчина с детства знал, чем может обернуться измена жене, он тысячу раз вспоминал про рассвирепевшую медведицу, прежде чем «сходить налево». Таким образом, легенда-"страшилка" по-своему охраняла чистоту и святость семейно-брачных отношений.

Ну и, заодно, мы здесь можем видеть пример того, как "работала" в архаических обществах матриархальная традиция, создавая выгодные женщинам запреты и табу. 

"Чукотский сюжет о брошенной жене, обратившейся в медведицу, бытовал также у народов Аляски. Скорее всего, именно северо-запад американского континента является центром его распространения. Он довольно популярен среди аборигенов Аляски разной языковой принадлежности", - пишет далее Марина Урванова. 

Карта расселения коренных народов Аляски

Традиционные трусы - стринги из тюленьей кожи и меха «Наатсит».

Меховые стринги эксимоски, жившей в XIX веке. Экспонат на фото, который выставляли в Копенгагене, был найден во время экспедиции в Гренландию в 1892 году.

Источник картинки

 

О гостеприимном гетеризме эскимосов.

Николай Матвиюк в статье "Ареодяреклут-древний обычай эскимосов" говорит, что "самой главной и важной причиной ареодяреклута является то, что нужно разбавить кровь, то есть иметь здоровое потомство. Ведь в силу географических, климатических, исторических и прочих причин эскимосы народ не многочисленный и с деда-прадеда вёл обособленный образ жизни. Эскимосы жили небольшими группами, которые находились на значительном расстоянии друг от друга. Поэтому такое явление как кровосмешение было довольно распространённым в их обществе. А это приводило к серьёзным генетическим заболеваниям и повышенной смертности. Поэтому, для продолжения рода и чтобы предотвратить вымирание, эскимосы и вынуждены были разбавлять кровь. И часто бывало так, что эскимос брал свою жену и вёз в соседнее стойбище, чтобы помогли ему в его беде. Также, чтобы разбавить кровь, у эскимосов был распространён гостеприимный гетеризм, или как его ещё называют, гостеприимная проституция. Когда к эскимосу приходил гость, то гостеприимный хозяин, чтобы выразить уважение дорогому гостю, предлагал переспать с его женой или дочерью. При этом женщина должна постараться, чтобы забеременеть и чтобы у неё родился ребёнок". 

О религиозных верованиях, традициях и преданиях эскимосов.

"В религиозных верованиях эскимосов преобладали женские божества. Главным из них была морская владычица Седна, известная в различных районах расселения эскимосов также и под другими именами, означавшими «она там, внизу», «старая женщина», «мать моря» и т. п. Образ её везде был одинаков. Эскимосы представляли её в виде старой женщины, живущей на дне моря и повелевающей морскими животными, которых она время от времени даёт людям. Седна, так же как и другие женские божества, враждебна мужчинам. Мужа у неё, по одним мифам, совсем нет, по другим — это кобель, по третьим — мужчина, занимающий в её доме подчинённое положение. На суше Седне соответствовали «лесная хозяйка» у эскимосов тихоокеанского побережья и «мать-карибу» — у эскимосов Гудзонова залива. Некоторые эскимосские группы, например, нетсилик, верили, что Нулиахук, как они называли морскую хозяйку, повелевает не только морскими животными, но и оленями-карибу, и речными рыбами, и птицами.

Sculpture of Sedna, the goddess of the sea in Inuit culture, at the old harbour in Nuuk, Greenland.

У медных эскимосов шаман, заклиная снежную бурю, обращается к морской хозяйке. Медные эскимосы, как и эскимосы-нетсилик, считали «великую женщину» самой могучей и всесильной из духов. По наблюдениям Ф. Боаса, центральные эскимосы верили, что Седна правит и в загробном мире, являясь хозяйкой одной из мифических стран, куда отправляются души умерших. Культурные герои у эскимосов также преимущественно женщины. Надо полагать, что религиозные верования эскимосов, в которых господствовало женское начало, сформировались при матриархате.

Традиции и предания группы обычно могут храниться и передаваться потомству как мужчинами, так и женщинами. У эскимосов Гудзонова залива мужчины рассказывают то, что они сами видели и слышали, женщины же хранят и передают потомкам традиции, исторические рассказы и предания своей группы. Бабушки передают мифы и легенды внукам.

У эскимосов-нетсилик предания также рассказываются детям их матерями и бабушками. При этом интересно отметить, что, по словам К. Расмуссена, нетсилик считали свои предания подлинной историей. Предания и мифы образовывали основу религии и взглядов на жизнь. Нетсилик всегда ссылались на свои предания при обсуждении духовных вопросов. Отсюда следует, что женщины являлись хранителями не только преданий как таковых, но и исторических традиций и всей совокупности религиозных представлений нетсиликов и обеспечивали преемственность духовной жизни общины от поколения к поколению".

(Лев Абрамович Файнберг. Общественный строй эскимосов и алеутов. - М., Издательство «Наука». 1964. С. 205 и сл.)

Эскимосы-педофилы.

Слово "педофилия" произошло от др.-греч. παῖς, р.п. παιδός — «ребёнок» и φιλία — «любовь». Следовательно, педофил - это "любитель детей". Все бабушки и дедушки просто обожают своих внуков и внучек, души в них не чают. В этом смысле их можно назвать педофилами. В этом же смысле я называю педофилами и эскимосов. Потому что я вместе с ними не спал под одной шкурой в иглу, и о том, чего не видел собственными глазами - т. е. о сексуальных отношениях между взрослыми и детьми - писать не буду.

Л. А. Файнберг сообщает в своей монографии "Общественный строй эскимосов и алеутов" (с. 194-195):

"Среди всех эскимосов было широко распространено «усыновление» детей. Например, Т. Матиассен указывает, что из 18 детей, живших у залива Рипалс в 1921—1922 гг., восемь, т. е. почти половина, были приёмышами. Дети большей частью усыновлялись вскоре после рождения. Усыновление не вызывалось бедностью родителей ребёнка и невозможностью прокормить многочисленную семью, а являлось своего рода сделкой. Усыновивший платил за ребёнка его родителям. Но, по мнению того же Т. Матиассена, родители часто отдавали своего ребёнка в усыновление в знак дружбы или родства. Плата за ребёнка в таких случаях была очень мала. Эскимосы-карибу платили за ребёнка только в том случае, если он был старше пяти лет, дети меньшего возраста отдавались в усыновление бесплатно. В Гренландии в XVIII—XIX вв. усыновление или удочерение было весьма распространено, и приёмный ребёнок пользовался теми же правами, что и родной. В начале XX в. в Гренландии приёмный сын становился единственным наследником приёмных родителей, если те не имели своих сыновей".

О положении женщин у эскимосов.

"У большинства эскимосов жилище принадлежало женщине. У некоторых эскимосских групп женщины были собственниками умиаков — больших китобойных и транспортных лодок. На западном побережье Аляски, где китобойный промысел был особенно развит, умиак был решающим средством производства, и владение им имело исключительное значение. На охоте и в военных походах рулевым умиака, т. е. главой китобойной или военной команды был муж женщины — владелицы умиака. У эскимосов Юкона и Кускоквима в ведении жены находились все запасы продовольствия. Муж в большинстве случаев не решался ничего продать без согласия жены. Основным занятием мужчины являлась охота, а женщины — домашнее хозяйство. В то же время рыбная ловля на Юконе и Кускоквиме и в Западной Гренландии была делом только женщин, ведших летом сетевой лов нельм и сигов. У эскимосов-иглулик женщины также часто ловили рыбу (особенно лососей), но только крючками; сетями ловили лишь мужчины. Во многих районах женщины нередко бывали искусными охотниками на лисиц, птиц и другую мелкую дичь. Женщины часто участвовали в охоте на карибу как загонщики. Большое значение придавалось магическим заклинаниям и обрядам женщин для обеспечения мужчине успеха на охоте.

О положении эскимосской женщины в семье в конце XIX в. американский путешественник Дж. Мёрдох, побывавший у эскимосов мыса Барроу (северное побережье Аляски), пишет следующее: «Женщины находятся на совершенно равной ноге с мужчинами как в семье, так и в общине. Жена является постоянным и доверенным товарищем мужчины во всём, кроме охоты, и её мнение спрашивают при каждой торговой сделке или другом важном деле». Не только у описанных Дж. Мёрдохом, но и у всех эскимосов отношения между мужчинами и женщинами в семье характеризовались товарищеским уважением и равноправием. При решении семейных дел  женщины имели равный голос с мужчинами. В семье женщины, особенно старые, пользовались значительным авторитетом. При приёме гостей женщины обычно активно участвовали в разговоре и часто направляли беседу. У эскимосов Баффинова залива при встрече с чужестранцами было безразлично, кто кого представит — муж жену или жена мужа. По свидетельству В. Тальбицера, в Гренландии независимость и права женщины значительно увеличивались после рождения детей".

(Из монографии Л. А. Файнберг "Общественный строй эскимосов и алеутов", с. 186-196).

Второй муж как "раб Изаур".

Интересно, что полиандрия наблюдалась не только в Тибете, но и в Заполярье. Л. А. Файнберг говорит, что полиандрия была распространена у всех эскимосских групп. Женщина могла иметь двух и даже трёх мужей. У Г. И. Давыдова мы находим указание, что второй муж выбирался первым с согласия жены, занимал в семье подчинённое положение и мог пользоваться своими правами мужа лишь в отсутствие первого. 

Мне кажется, что я здесь чую запах гомосятины, как и в высказывании М. Ю. Лермонтова:

 

Немного о брачных обычаях у эскимосов.

Из монографии Л. А. Файнберг "Общественный строй эскимосов и алеутов", с. 183-186:

"У чугачей, эскимосов тихоокеанского побережья Аляски, по сообщениям стариков — информаторов К. Биркет-Смита, видимо, относящимся к середине XIX в., в роли свахи обычно выступала мать юноши, а если её не было, — материнская тётка, материнский дядя, и лишь в крайнем случае отец юноши. О браке сваха сговаривалась с матерью девушки. Прежде чем дать ответ, мать девушки всегда спрашивала согласия у своей дочери. Таким образом, брак был обычно делом матерей и их родственников. Отстранение отцов от участия в нём бесспорно является отражением или пережитком матрилинейной филиации, когда отец и его родственники были чужими для своих детей.

На северо-западе Аляски брак ещё в конце XIX — начале XX в. заключался следующим образом. Юноша, решив жениться на какой-либо девушке, посылал ей с любым из общих друзей кожаные штаны. Как только девушка получала такой подарок, вся её семья собиралась на своеобразный совет. Если все члены семьи считали, что юноша, приславший подарок, достаточно опытный охотник и рыболов, чтобы обеспечить семью пищей, они разрешали девушке носить подарок. Как только юноша видел девушку в этом костюме, он немедленно перебирался в её дом и становился её мужем и членом её семьи.

Интересные пережитки материнско-родовых брачных норм отразились и в мифологии эскимосов. Эскимос Сагдлуак с реки Колвилл (Северная Аляска) рассказал К. Расмуссену предание «О сыне вождя, который женился на бурой медведице». В этом предании, в частности, говорится: «В прошлом между реками Кангианек и Нунатак было два селения, где жило много людей... У них был обычай, что молодая девушка приносила отборную пищу в кажим [1] и ставила её перед тем мужчиной, который ей нравился больше всех. Если мужчина ел её, это означало, что он женится на девушке». Видимо, в этом предании отразился реально существовавший когда-то у эскимосов порядок вступления в брак.

Обычай, по которому предложение делает девушка, а не мужчина, как известно, существовал в матриархальных обществах Западной Африки, у некоторых групп индейцев Амазонки, сохранявших особенно сильные пережитки материнского рода, и в других местах, и всегда он был генетически связан с материнским родом или его пережитками".

канадские эскимосы-инуиты, 1913 г.

---------------------------------------------------------------------------------

[1] Кажим – большой общинный дом эскимосов, рассчитанный на несколько десятков человек.

О матрилокальных браках у эскимосов.

Л. А. Файнберг уверен, что вплоть до конца XIX века у эскимосов были матрилокальные браки. Только к 1920-м годам у них произошёл окончательный переход к бракам патрилокальным. Точнее говоря, "к 1920 г. обычай матрилокальных браков у них сменился переходной формой, когда брак мог быть в равной мере матри- и патрилокальным. На Аляске, где родовой строй или его пережитки были в конце XIX — начале XX в. значительно сильнее, чем на севере Канады, они способствовали более устойчивому сохранению матрилокальных браков, а также других пережитков материнско-родовых отношений в браке; в ещё большей мере эти отношения, конечно, сохранялись в более раннее время, в начале XIX в. Так, по сообщениям Г. И. Давыдова и Ю. Ф. Лисянского, для эскимосов острова Кадьяк в начале XIX в. был характерен брак за отработку, исторически обычно связываемый с матрилокальностью. По окончании срока отработки жена иногда переезжала к мужу, но большей частью брак продолжал оставаться матрилокальным. Ю. Ф. Лисянский, побывавший на Кадьяке в начале прошлого века во время кругосветного путешествия на корабле «Нева», замечает по этому поводу: «Мужья почти все живут у жениных родственников, хотя иногда ездят гостить и к своим».

Особо подчеркнём, что на брак требовалось согласие не только родителей девушки, но и её самой, и, как говорит Г. И. Давыдов, «даже не мужья жён, но жёны выбирают себе мужей». Зять был обязан всегда заботиться о своём тесте и кормить его, поэтому кадьякцы предпочитали иметь не сыновей, а дочерей. Как отмечает Г. И. Давыдов, «коняга считает себя довольным, когда имеет дочерей, а не сыновей, ибо они по женитьбе могут оставить его, зять же обязан доставлять всегда тестю прокормление». Вероятно, в период преобладания матрилокальности все эскимосы предпочитали иметь не сыновей, которые потом всё равно уходили в род и семью своей жены, а дочерей, приводивших к себе в семью мужчин-охотников. Когда же и там, где матрилокальность наиболее рано стала сменяться патрилокальностью, эскимосы стали предпочитать мальчиков девочкам, о чем свидетельствуют соответствующие наблюдения этнографов XX в. Д. Дженнеса, К. Расмуссена и других. И, очевидно, тогда же возник обычай убивать новорожденных девочек" (Цит. по: "Общественный строй эскимосов и алеутов", с. 181-182).

О длинных домах эскимосов.

По сообщению Л. А. Файнберг, "в Гренландии, судя по наиболее старым источникам, был строго запрещён брак между людьми, живущими в одном длинном доме, даже если они фактически не являлись родственниками между собой. Как известно, так называемые длинные дома были особенно распространены в Гренландии в XVI—XIX вв., в Восточной Гренландии они исчезли лишь в 30-х годах XX века. Каждый такой дом вмещал до 10 семей, а иногда и больше, т. е. 40—50 человек. Нередко всё селение состояло из одного дома".

Это заставляет вспомнить о длинных домах староевропейской культуры линейно-ленточной керамики.

Культура ЛЛК. Планы жилищ на территории совр. Германии

 

Реконструкция одного из жилищ

Эскимосы и христиане.

По свидетельству К. Биркет-Смита, у всех эскимосов Аляски был запрещён брак между лицами, носящими одинаковые амулеты. 

Как говорит Л. А. Файнберг в монографии "Общественный строй эскимосов и алеутов" (с. 175), у эскимосов Берингоморья был распространён обычай всем членам рода носить одинаковые или сходные амулеты, представлявшие собой части тела животного-тотема и служившие также, а может быть и прежде всего, опознавательными знаками для членов рода.

Одинаковые амулеты, по наблюдениям Э. Нельсона, носили члены одного рода. Отсюда следует вывод, что не только все члены одного стойбища считали себя родственниками друг друга, но и все, кто носили одинаковые амулеты. Если мужчина и женщины имели, например, амулет выдры, то это означало, что они произошли от одной матери-выдры и являются братом и сестрой друг другу.

Ну, а как у христиан насчёт этого? Ведь они носят нательные крестики и называют друг друга "братьями" и "сёстрами"...

В раннехристианской Церкви существовал обычай "духовных браков" (См.: Таинство любви (6)). Этот обычай заключался в том, что в доме христианина-аскета поселялась девушка-христианка, также принесшая обет безбрачного целомудрия и бдения чистой любви; их совместная жизнь слагалась в виде духовного союза, совершенно чистых братских отношений. 

Вообще говоря, христианство пестрит многочисленными примерами отречения от брачной жизни и вообще от половых отношений ради создания духовного братства, ибо "нет уже... ни мужеского пола, ни женского, но всё одно во Христе Иисусе" (Гал. 3:27-28). 

Конечно, духовное братство всегда рассматривалось как высший идеал, доступный "могущим вместить". И надо отметить, что этот идеал никогда не вменялся к обязательному исполнению. Простые миряне всегда женились и выходили замуж, "как во времена Ноя".

Однако сохранилась любопытная легенда о крещении княгини Ольги в Константинополе. Как сообщает Летописец, 

"В год 6463 (955). Отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду. И был тогда царь Константин, сын Льва, и пришла к нему Ольга, и, увидев, что ста очень красива лицом и разумна, подивился царь её разуму, беседуя с нею, и сказал ей: "Достойна ты царствовать с нами в столице нашей". Она же, поразмыслив, ответила царю: "Я язычница; если хочешь крестить меня, то крести меня сам – иначе не крещусь". И крестил её царь с патриархом.<...> После крещения призвал её царь и сказал ей: "Хочу взять тебя в жёны". Она ж ответила: "Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? А у христиан не разрешается это – ты сам знаешь". И сказал ей царь: "Перехитрила ты меня, Ольга".

Такшта, христиане - они всё-таки немножко "эскимосы".

Материнский род у алеутов.

Как видно из сообщений первых русских исследователей, алеутская община в начале XIX в. состояла из родственников, выводивших своё происхождение от общего предка. Каждая такая группа родственников насчитывала от 10 до 40 малых семей. Все они жили в одном большом доме или же в селении, состоявшем из небольших смежных домов, рассчитанных на 2—3 семьи каждый. В селении имелось общественное здание, кажим, служившее для празднеств, совещаний, а такжеместом работы для мужчин. Во главе каждой группы стоял старейшина. По сообщению Г. И. Шелехова, звание старейшины не было наследственным, и родовые старейшины выбирались из числа людей наиболее авторитетных или же наиболее влиятельных благодаря обилию друзей или родственников. Поэтому старейшиной часто становился глава самой большой семьи рода.

Наиболее желательной формой брака у алеутов был брак с дочерью дяди со стороны матери. Эта форма брака, как указывает М. О. Косвен, исторически тесно связана с матриархатом.

Юноша и девушка не могли вступить в брак «без общего согласия своих родственников и, особенно, родителей и дядей своих». Тот факт, что на брак требовалось согласие не только родителей, но и родственников (т. е. сородичей), свидетельствует о значительной прочности родового строя. Часто родители обручали детей без их ведома и объявляли своим сыновьям и дочерям о том, что они посватаны, лишь тогда, когда приходило время брака. При этом «жених почти никогда не смел противоречить; но желание невесты очень часто было уважаемо, потому что выбор жениха почти всегда отдавался на ее волю». Если на брак были согласны все родственники, жених переезжал к невесте и промышлял зверя в пользу её родственников год или два, т. е. здесь налицо брак за отработку, тесно связанный, как известно, с переходом от матриархата к патриархату. Отработку за невесту жених мог заменить уплатой калыма её родителям и родственникам.

К истокам игры в футбол.

"На мысе Хоп большинство эскимосов принадлежало либо к людям Земли, либо к людям Моря, но в конце XIX в. это деление проявлялось только в соревнованиях в футбол и некоторых других играх", - сообщает Л. А. Файнберг в монографии "Общественный строй эскимосов и алеутов" (с. 148). 

Лев Абрамович говорит, что эти игры указывают на фратриальное деление семейно-родовых кланов и практику экзогамных браков. Очевидно, соревнования в футбол изначально были брачными играми. Насколько мне известно, в средневековой Англии на каком-нибудь поле собирались мужики двух соседних деревень и устраивали игру в футбол. А вот какой приз при этом доставался победителям, закатившим мяч (на самом деле надутый свиной мочевой пузырь, для прочности обтянутый кожей) на центральную площадь «вражеской деревни»? Деревенские девки?

Ладно, продолжим цитировать Льва Абрамыча:

"Возможно, что следы дуального деления отразились и в мифе, который был рассказан К. Расмуссену эскимосом Сагдлуаком с реки Колвилл (Аляска). В этом предании рассказывается, что в прошлом в районе между реками Кангианек и Ноатак было два селения. Эти два селения были почти что одним селением, если бы не то, что они были разделены рекой. Селения обычно состязались одно с другим в игре в мяч. В каждом селении был свой вождь. Один вождь имел сына и дочь, а другой — только сына. Сын вождя одного селения женился на дочери вождя другого селения. Далее в предании говорится, что все люди одного селения, сами того не зная, были волками, а люди другого — росомахами".

"Мы полагаем, - говорит Лев Абрамыч, - что в этом предании отразились следы древнего деления эскимосов этого района на две фратрии — Волков и Росомах. В пользу такого взгляда говорят следующие факты: «Эти два селения были почти что одним селением. Они часто состязались в игре в мяч».  

Эскимосы: семейно-родовые кланы есть, а племён нет.

В статье "Племена — это административная выдумка государственнной бюрократии" говорилось о том, что у коренных обитателей Австралии никогда не было племён. Племенное деление аборигенов — это искусственное, кабинетно-бюрократическое новшество XIX века, никак не соответствующее реалиям архаических обществ.

Интересно, что отсутствие племён подтверждается и у аборигенов Заполярья.
Все западные этнографы и социологи отрицают наличие племени у эскимосов и, употребляя этот термин, сразу же оговариваются, что делают это лишь удобства ради. Например, К. Биркет-Смит пишет: «Мы говорим об эскимосских племенах, но в политическом смысле реально не существует никаких племён. То, что подразумевается под этим словом, — это просто географические группы, обнаруживающие особенно близкое родство в культуре и языке. Их чисто географическая природа также явствует из их имён, почти все из которых состоят из названия места и суффикса «мио» (мн. ч. «миут»)» (Цит. по: Л. А. Файнберг. Общественный строй эскимосов и алеутов. С. 145).

Автор другой сводной работы об эскимосах, Э. Вейер, пишет: «Обозначение „племя" в точном смысле не приложимо к социальной организации эскимосов. Рассеянность их населения и обычай передвигаться в поисках добычи не допускают даже приближения к единой племенной системе. Кроме того, культура эскимосов настолько единообразна на обширных территориях, что не даёт основы для чётких племенных делений». 

Канадский этнограф Д. Дженнес считает, что «термину „племя", если им всё же пользоваться (в применении к эскимосам), должно быть дано очень широкое значение, так как группы, на которые делятся эти туземцы, совершенно не обладают постоянством и стабильностью, которые мы привыкли считать чертами племён в других частях света». Венский этнограф и социолог Ж. Мадернер полагает, что единственные «общности», присущие эскимосам,— это семья и локальная группа. 

Ну, точно так же и австралийских аборигенов в конце концов разделили (для удобства исследования) на этнокультурные блоки (См.: Этнокультурные блоки австралийских аборигенов).

Маленькая эскимосская революция и большая русская революция.

Л. А. Файнберг в монографии "Общественный строй эскимосов и алеутов" сообщает (с. 131):

"У многих групп эскимосов Аляски и прилегающих островов, а также у центральных эскимосов был распространён обычай раздавать первую добычу молодого охотника или первую добычу в новом охотничьем сезоне как можно большему числу людей, желательно — всем членам общины охотника. Например, К. Расмуссен отмечает, что у эскимосов-нетсилик первую добычу юноши должно поесть как можно большее количество его односельчан, шкура также делится между максимальным числом людей. У медных эскимосов первого тюленя, добытого юношей, свежуют все женщины селения и каждая берёт себе по куску мяса. Мать охотника присутствует при этом, но она может взять себе лишь голову тюленя. Первая добыча юноши должна быть съедена всеми членами общины. В некоторых местах в Западной Гренландии первый морж или белый кит, добытый в новом охотничьем сезоне, весь делится между общинниками. В Восточной Гренландии первый большой бородатый тюлень, добытый в новом сезоне, по свидетельству Г. Холма, делится между всеми, и даже люди из других селений получают долю от него. У эскимосов-юналит на Аляске первый олень, тюлень, белый кит или другое крупное животное, убитое юношей, приносится в деревню и здесь один из стариков режет его и делит среди односельчан, не оставляя ни кусочка для молодого охотника. У эскимосов, живущих на берегу Аляски, напротив острова Диомида, юноша, впервые поймавший бородатого тюленя, должен раздать его целиком". 

"Все эти обычаи, - говорит Л. А. Файнберг, - представляют собой пережиток того времени, когда добыча не только первая, но любая принадлежала всей общине".

Если община представляла собой "большую семью", линидж, род, то здесь всё понятно, - в хороших семьях именно так и поступают. 

"Земля - наш общий дом". О космическом мышлении эскимосов.

К. Биркет-Смит в исследовании о гренландских эскимосах пишет, что основной закон гренландской общины заключается в том, что никто не может приобретать права на какую-то территорию, включая и продукты этой территории в виде минералов, животных и т. д. [1] В своей капитальной работе об эскимосах-карибу он указывал, «что никто, ни отдельный человек, ни община, не могут претендовать на какую-либо определённую территорию... Дерево, мыльный камень и т. д. находятся в том же положении, что и охотничья добыча; тот, кто завладел ими, имеет право так сделать» [2].

Э. Хоке отмечает, что эскимосы Лабрадора занимаются в основном охотой на море, «которое свободно для всех. То же самое верно и для обширных внутренних районов, где эскимосы осенью и весной охотятся на оленей» [3].

В отношении эскимосов Восточной Гренландии В. Тальбицер указывает, что охотничьи угодья как на суше, так и на море, — общая собственность, и замечает, что даже такие ценные рыболовные угодья, как лососевые нерестилища в озёрах и устьях рек, являются тем не менее общей собственностью [4]. У эскимосов острова Нунивака в Беринговом море «никто не имел прав ни на какие земли, каждый мог охотиться и ловить рыбу где угодно» [5].

Наблюдения различных исследователей и свои собственные дали К. Биркет-Смиту основание сделать вывод, что «промысловые угодья являются собственностью всех и никого, res nullius, на которые не может претендовать даже „племя"» [6].

(Из книги Л. А. Файнберг "Общественный строй эскимосов и алеутов". С. 120-121.)

Гренландские эскимосы на борту яхты Руаля Амундсена Ёа. 1903 г.

 

Коммунизм у эскимосов.

"В. Стефансон в начале XX в. наблюдал во время обеда в стойбище медных эскимосов, как жена охотника, дав по куску мяса членам своей семьи и гостю, В. Стефансону, разделила остаток варёного мяса на четыре части по числу семей в стойбище, у которых в этот день не было свежего мяса. Затем её приёмная дочь отнесла по куску мяса каждой из этих семей и только после этого села сама есть. Куски были меньше, чем те, что получила семья охотника. Как потом узнал В. Стефансон, каждая семья стойбища, которая что-либо готовила, послала по куску мяса каждой из четырёх семей, не имевших своего мяса. И в результате эти семьи получили, по мнению В. Стефансона, не меньше, а даже больше пищи, чем семьи тех охотников, которые в тот день сами принесли свежее мясо своим жёнам [1]. Сходные наблюдения можно найти почти в любой работе этого автора об эскимосах Канады [2]".

И ещё из книги Л. А. Файнберг "Общественный строй эскимосов и алеутов" (с 116-117):

"Коллективное потребление во времена голода распространяется на все запасы пищи [3]. Так, К. Биркет-Смит отмечает, что в 1920-х годах у эскимосов-карибу обычно запасы мяса, создаваемые на зиму, принадлежали отдельной семье, но во время нехватки пищи любой голодный человек может взять мясо из любого мясного склада и его не будут считать вором [4]. Путешественник Г. Клучак в 1870-х годах был свидетелем таких же обычаев у эскимосов, живущих в районе между заливом Честерфильд и островом Кинг-Вильям. «Пока в складах остался хоть кусок мяса, он принадлежит всем и его делят между всеми, особенно вдовами и сиротами»,— писал Г. Клучак в своей книге «Как эскимос среди эскимосов» [5]. У полярных эскимосов, по данным А. Кробера, американского этнографа «исторической» школы, ещё в конце XIX в. вся пища была общей собственностью. К. Расмуссен писал по этому поводу об эскимосах-уткухикъялингмиут (одном из территориальных подразделений эскимосов-нетсилик) следующее: «Люди стойбища жили вместе летом и зимой в состоянии столь ярко выраженного коммунизма, что не было даже никаких особых охотничьих долей. Все трапезы совершались вместе, как только было убито какое-либо животное, хотя мужчины всегда ели отдельно от женщин» [6]".