Следы матриархата у вьетов.

"Несмотря на то, что формально вьетнамская традиция является патриархальной, все признаки культуры древних вьетов указывают на то, что во вьетнамском обществе должны были быть сильны влияния матриархата [1]. Это косвенно подтверждается тем фактом, что в китайских хрониках в I веке по Р.Х. упоминается восстание народа юэ под предводительством двух сестёр Чынг (Чунг Чак и Чынги Ни), которые в 39 году по Р.Х. подняли племена юэ против продвижения в их земли китайцев с севера [2]. Показательно, что во главе восстания стоят именно две женщины, и после того как оно завершается успехом, одна из сестёр — Чынг Чак— становится королевой. Значит, женское правление у древних вьетов было не в диковинку.

Период независимости Намвьета под началом двух дев-воительниц длился недолго, и китайцам через 4 года удалось снова установить своё господство. Но спустя два столетия, в 225 году, мы снова увидим во главе вьетнамского восстания женщину — Чьеу Тхи Чинь (225 — 248), которая предводительствовала войсками вьетов в жёлтых одеждах на боевом слоне. В легендах вьетнамцев Чьеу Тхи Чинь предстаёт красавицей-великаншей, которая возбуждает в мужчинах любовь, но при этом сама испытывает к ним отвращение, оставаясь до смерти девственной. Поэтому китайские войска в битве с ней использовали фаллические символы, чтобы заставить её в омерзении отступить. 

Показателен также вьетнамский миф о праматери Ау Ко, которая была горным духом и вышла замуж за морского дракона Лак Лонг Куана. Ау Ко породила от дракона мешок яиц, откуда вылупились предки вьетнамцев («белые вьеты»). Дракон и Ау Ко поделили детей — половина вернулась с матерью в горы, а половина осталась с отцом и поселилась у берегов моря [3].

Descendants of Dragon and Immortal

О матриархате мон-кхмерской культуры.

"Носителей мон-кхмерской культуры можно принять (с определённой долей условности) за изначальное автохтонное население Индокитая. Среди самих мон-кхмеров, в свою очередь, мы видим наиболее чистые и архаические типы в племенах Малайского полуострова, называемых малайцами «древними людьми» (оранг асли), разделяющимися на два народа — семангов и сеноев (аслийцы). Семанги относятся к антропологическому типу негритосов и близки фенотипически к народам аэта (Филиппины) и ведда (Цейлон). Цвет кожи этих этнических групп существенно темнее, чем у остальных мон-кхмеров. Но у горных кхмеров, которые живут в центральных и северных районах Индокитая, чаще всего в горной местности, можно заметить также более тёмную пигментацию и фенотипическое сходство с аслийцами.

Язык всех ветвей мон-кхмеров явно восходит к общему истоку. Поэтому можно предположить, что в своих истоках мон-кхмеры фенотипически были близки к нынешним аслийцам и населяли практически весь Индокитай, поскольку мон-кхмерские племена мы встречаем и на севере — Вьетнама, Лаоса и Бирмы. Именно архаических мон-кхмеров можно рассматривать как самый древний и изначальный слой всего индокитайского горизонта. Когда другие народы приходили в Индокитай, мон-кхмеры там уже были.

У некоторых этносов мон-кхмерской семьи до нашего времени сохранились чрезвычайно древние верования и культы. Это касается главным образом народов аслийской группы, населявших в древности Малайский полуостров (современная Малайзия). Показательно, что у этих групп до сих пор наличествуют яркие следы матриархата: так, у семангов высшим божеством является Великая Мать Манои (общая фигура для мон-кхмерских народов).  Патриархальное божество, общее для мон-кхмеров, Та Педн, появляется у аслийцев позднее и вливается в структуру строго хтонического матриархального мифа" (Цит. по: Дугин А. Г. Жёлтый Дракон. Цивилизации Дальнего Востока. Китай. Корея. Япония. Индокитай.— М.: Академический проект, 2018. С. 439-449).

"Для кхмеров, как и для вьетов, характерны предания о том, что Великая Мать, прародительница мон-кхмерских народов, произвела их из яйца или из тыквы. Иногда в мифе фигурируют две тыквы: из одной вышли предки тайцев, лаосцев и т. д., а из другой (которую Прамать успела нагреть или спалить) — кхмеры. Этим объясняется более смуглый цвет кожи кхмеров (особенно горных). У народов мыонг (север Вьетнама) Великая Мать За Зэн исторгает из себя два яйца, из которых выходят два мужских духа, встретившие женских духов и родившие от них следующее поколение духов, а также двух птиц Тунг и Тот. Две птицы, в свою очередь, снесли яйца, и из них вышли предки людей. У народа палаунг (Мьянма) в качестве Первоматери выступает змеедева Тузанди, также снесшая яйца, откуда пошли правители китайцев и кхмеров, а из третьего разбившегося яйца — драгоценные камни.

Почитание Великой Матери среди мон-кхмеров чрезвычайно распространено. У архаических племён семангов Великая Мать фигурирует под именем Манои, у монов под именем Итангейя Сангасои. Моны считают, что первая женщина Итангейя Сангасои появилась раньше первого мужчины и создала все вещи на земле. Когда появился мужчина (Паосангейя), он отправился на поиски Итангейя Сангасои" (С. 490).

Пережитки матернитета у нивхов.

Л. Я. Штернберг в своей монографии "Семья и род у народов Северо-Восточной Азии" сообщает о пережитках матернитета у гиляков. Он анализирует происхождение термина javind, который  является брачным термином для обозначения выхода замуж.

"Первоначальное значение его [этого термина] нетрудно выяснить из близких к нему этимологических форм. Прежде всего имеем ближайшую к нему форму, возвратный глагол p’avind = pi+avind, означающий — „себя содержать", „себя кормить" и, наконец, „жить" в хозяйственном смысле. Вот характерный пример:

— „гиляк один сам, т. е. (одинокий) жил" (в смысле хозяйственном). Если речь идёт о многих лицах, этот глагол приобретает значение „вместе жить", т. е. сообща кормиться, вести общее хозяйство. Отсюда наречие p’avind — вместе.

Далее имеем производную форму действительного залога ajvund—содержать кого-нибудь на своём иждивении, принять кого-нибудь на попечение, усыновить, кормить, — в форме среднего залога означает кормиться, пастись jaivun ехаn — (пасущаяся корова).

Наконец, javind, javend означает и „согревать" кого-нибудь (огнём), приютить.

О домовых духах материнского рода.

Н. П. Дыренкова с статье "Пережитки идеологии материнского рода у алтайских тюрков" сообщает о "куклах"-emegender, сшитых из кусков материи, набитых паклей, с бисеринками вместо глаз. 

 Духи эмегендеры у телеутов (колл. ИАЭ, № 2079—4).

Духи  ӧрӧкендеры  у кумандинцев (колл. ИАЭ, № 5063—65).

Духи  тӧр кiжiнер у шорцев (колл. ИАЭ, 5073).

При выходе замуж каждая женщина получала из  родительского дома духов эмегендеров —  öрекеннеров. Их шила мать выдаваемой замуж девушки или её старшие родственницы. Они перевозились в дом мужа либо вместе с приданым, либо женщина приезжала за ними к родителям перед рождением первого ребёнка.  По существовавшим представлениям, женщина, не получившая эмегендеров, или сама умрёт во время родов или же ребёнок у неё родится мёртвым или слепым, во всяком случае благополучие в новой семье ей ни в коей мере не будет обеспечено.

Эти духи хранились в холщёвом мешке (телеуты) или в берестяном туясе (шорцы) на печке, на полке, под крышей дома или же в амбаре. Телеуты совершали жертвоприношение — кропление вином эмегендерам при выходе девушки замуж в доме её родителей. В новом доме женщины кормили этих духов обычно два раза в год саламатом и маслом.

Кормление эмегендеров у телеутов (с фото ИАЭ).

При трудных родах непременно кормили эмегендеров. Точно также шорцы и кумандинцы во всех случаях заболевания кого-либо в семье, равно как и при болезни скота, угощали ӧрекеннеров — ӧрӧкӧндӧров вином, маслом и салом.

Уже само название этих духов указывает на их связь с материнским родом.  Термин 'emegen’ мы находим у монголов в значении старухи и праматери.  Так, телеутские женщины  считали эмегендеров своими предками и говорили о них: „Они, т. е. эмегендеры, были давно в старину живыми, потом умерли. Когда одевают эмегендеров (т. е. когда шьют эмегендеров), надетые на них рубахи не зашивают внизу, чтобы они были как у живых людей. Их одежда словно рубахи наших женщин. Эмегендеры очень старые. У эмегендеров есть матери, ещё более старые чем они, — это духи энекелеры (буквально — матушки)".

Основной функцией эмегендеров является охрана рожениц и способствование благополучному исходу родов. Без эмегендеров женщина не может благополучно родить ребёнка. Вот почему телеутские женщины так боялись выйти замуж без согласия на то родителей, особенно матери. Согласие родителей, а если их нет, то согласие старших родных совершенно необходимо. Хотя девица и убежит с женихом, но согласия на другой же день во что бы то ни стало надо добиться, иначе жить нельзя: вышедшая замуж женщина умрёт или дети будут калеки“.

Да, уж... Хороший обычай. Многие семейные неурядицы и катастрофы случаются из-за того, что дочь "отрывается" (в буквальном и переносном смысле) от матери и материнского рода, пренебрегает родительским советом, находясь вдали от родного дома. 

Функцией эмегендеров-ӧрекеннеров является также охрана нового дома женщины, очага и имущества. У шорцев существовал ряд рассказов о том, как ӧрекеннеры бережно относятся к имуществу дома, как они невидимо выталкивают из юрты тех, кто входит туда в отсутствии  хозяев с целью забрать что-либо из их вещей.

Интересно, что именно эмегендеры претендуют на роль домовых духов. У телеутов в сказании о богатыре Шуну эмегендеры, преследующие жену Конгудая за переход её после брака в дом своего мужа, являются к ней во сне и говорят: „Посади нас в переднем почётном углу (tӧr) дома мужа твоего Конгудая“. 

С началом разложения материнского рода и переходом к патрилокальному браку, женщина, естественно, стремилась сохранить связь с духами рода матери и забирала поэтому с собой эмегендеров. Это было тем более необходимо, что женщина была чужой в роде своего мужа (особенно на первых порах существования отцовского рода) и не приобщалась к культу его рода. Только имея около себя своих духов — духов материнского рода, женщина могла быть спокойна за свое благополучие в чужом роде, в особенности, за благополучный исход родов и за судьбу своих детей.

Совершенно понятной после этого становится нам одна деталь в библейском повествовании о бегстве Иакова из дома Лавана (кн. Бытия, 31). Когда Иаков после двадцатилетней службы в доме тестя — дяди с материнской стороны — Лавана, уводит своих жён, детей и заработанный скот, Рахиль крадёт богов из родительского дома. Рахиль, которая так страдала от того, что у неё не рождались дети, забирает с собой духов своего рода с тем, чтобы и в новом доме — в доме мужа — эти духи способствовали бы её плодовитости и облегчили бы её роды.

Но и в новом доме — доме мужа — эмегендеры-ӧрекеннеры, по крайней мере на первых порах, продолжают выполнять те же функции, которые они выполняли в роде матери: они способствуют благополучным родам женщины, заботятся о новорожденном, охраняют дом и имущество новой семьи. Они также сохраняют свои эпитеты „люди переднего угла“, „в переднем углу находящиеся“,— эпитеты, которые эти духи получили в материнском роде, так как они там занимали центральное и самое почётное место в доме.

С дальнейшим развитием отцовского рода и торжеством в религии отцовского начала над материнским, отношение к этим духам (ӧрекеннерам) резко изменяется. Духам-ӧрекеннерам  начинают приписывать насылание различных болезней, несчастий, и от них стараются избавиться при первой возможности. Родственники мужа уже не хотят этих духов, они боятся их. Эти духи им чужие и, как духи чужого рода, могут причинить им болезни и несчастья. В некоторых семьях, боясь чтобы невеста не принесла ӧрекеннеров в их семью, родственники жениха категорически протестовали против женитьбы их родича на девицах из тех районов, где ещё чтили ӧрекеннеров и давали их в приданое своим девицам. У шорцев невеста, обычно уже не привозила с собой ӧрекеннеров. Тем не менее, когда в семье после прихода новой невестки начинались какие-либо несчастья, не жили дети, падал скот и т. д., решали, что духи всё равно, хотя и нежелаемые, всё же пришли, „пригнались эа девкой“ и волей неволей надо сделать их изображение, кормить и чтить.

И в заключение Н. П. Дыренкова обращает внимание на некоторые изображения на шаманских костюмах алтайцев. Среди различных изображений и привесок на алтайском шаманском костюме мы находим фигуры в виде матерчатых кукол с перьями на головах, носящие названия "дочери Ульгеня". По представлению алтайцев, эти „куклы-идольчики в виде девиц придают шаману особую силу при камлании". 

Можно предполагать, что эти изображения являются не чем иным, как эмегендерами (энекелерами) — духами материнского рода, которые при развитом отцовском роде были низведены на степень духов подчинённых и поставленных в зависимое от главного духа отцовского рода Ульгеня положение. В пользу этого предположения говорит то обстоятельство, что подобное изображение на костюме якутского шамана сохраняет своё первоначальное название „emeget“, что является монгольским множественным числом от „emegen“ и означает „праматери“. Это антропоморфное изображение является самой существенной частью якутского шаманского костюма. По представлению якутов, от него именно зависит сила шамана.

Деталь шаманского костюма.
Женская одежда — чегедек (из книги
А. В. Анохина „Материалы по шаманству алтайцев", стр. 35).

Эти изображения женских духов на шаманском костюме алтайцев, на ряду с такими привесками к костюму, как женский кисе, женский игольник, женская одежда — „čegedek", а также название маленьких бубнов, изготовляемых в память умерших шаманов-предков — "tajada" — "дядя по линии матери — отец", частые упоминания в шаманских родословных о получении шаманских духов по материнской линии, — разрешают нам предполагать, что шаманство генетически связано с материнским родом. Очень возможно также, что первыми шаманами были именно женщины.

О трауре.

Джейн Эллен Харрисон в своём монументальном труде 1903 года «Пролегомены к изучению греческой религии» отметила, что «траурные законы древних были тяжелее для женщин, чем для мужчин». Так, один из документов III века до н. э. в Гамбреионе (Малая Азия) показывает, что одежда, которую носили женщины на похоронах, должна быть тёмной и не должна быть порванной. Мужчины не обязаны были носить тёмные цвета. Кроме того, период траура у мужчин был короче, чем у женщин. Женщины, нарушившие эти траурные законы, должны были быть наказаны гинайкономою исключением из государственного праздника Фесмофории и отстранением от жертвоприношений любому божеству на десять лет. Мужчины, похоже, не не подвергались подобному наказанию за нарушение законов о трауре. Харрисон считает, что такое суровое наказание женщин можно объяснить более ранним матриархальным семейно-родовым укладом, когда родственные отношения естественным образом определялись через мать, а не через отца.

Между прочим, электронные книги Jane Ellen Harrison находятся в свободном (бесплатном) доступе на OpenLibrary.

Мать Лемминкяйнена. Картина А. Галлен-Каллела, 1897

Я сам, лично, много раз видел современных женщин в чёрных траурных платках или косынках. Но ни разу не замечал мужчин в траурных одеждах.

Немного о казахской свадьбе.

"В дореволюционный период у казахов существовал экзогамный брак", - сообщает А. Т. Толеубаев в своей монографии "Реликты доисламских верований в семейной обрядности казахов (XIX — начало XX в.)" (Алма-Ата: Гылым,1991).

"Свадьба проходила вначале в доме невесты, затем в ауле жениха. Во время свадьбы в ауле невесты для молодых приготавливали особую юрту. Она входила в приданое невесты. Обычай давать невесте юрту рассматривается как пережиток эпохи матриархата, когда мужчина поселялся в доме жены и всё имущество, в том числе дом, принадлежало женщине. Видимо, обычай, согласно которому верхний круг, дверцы и частично кошмы для юрты приносит жених, появился позднее — в патриархальный период. Он означал, что дом принадлежит уже мужчине. Наверное, поэтому мужья, ругая своих жён, говорили: «Шацыракка кара» («Смотри на шанырак»), — напоминая таким образом: «Ты находишься в моём доме». Кроме того, этот обычай в патриархальном обществе связывался с культом предков. Известно, что порог у казахов, как и у многих народов, считался обиталищем духов предков. Шанырак (верхний круг юрты), видимо, тоже являлся одним из символов культа предков («кара шанырак» — «дом предков»). В пользу такого суждения говорит и обычай оставлять шанырак на могиле последнего представителя рода или семьи".

"Особый интерес в свадебном комплексе представляет обряд расплетения косы невесты и разъединения её на две косы. По одним соображениям, этот обряд производился перед отправкой невесты в дом жениха, по другим — через несколько дней по приезде в аул жениха. По обычаю, казахские девушки волосы заплетали в одну косу, с переходом в группу замужних женщин — в две косы. 

О кандакиях — нубийских царицах-матерях.

В продолжение записи "Царицы (кандакии) Кушитского государства".

Посмотрим, что пишет И. С. Кацнельсон в своей монографии "Напата и Мероэ — древние царства Судана" («НАУКА», М., 1970). Ещё Б. А. Тураев отмечал «первобытный характер» роли, отводимой царице, матери царя нубийского государства.

Судя по всему, избрание нового царя происходило у нубийцев при участии войска и оракула Амона. И. С. Кацнельсон приводит ближневосточные аналогии: "Так, в Аккаде, в городе Кише, во второй половине III тысячелетия до н. э. народное собрание избирало царя или, во всяком случае, его утверждало: «На площади Энлиля, на поле, принадлежащем Эсхабаду, храму Гулы, собрался Киш, и Ипхуркиша, мужа из Киша, они вознесли на царство» [1].

В XI в. народное собрание израильских племён избрало царями Саула (1 Кн. Ц. 8, 4—5; 13, 13— 14) и его преемника Давида (2 Кн. Ц. 5, 1—2), а затем и Иеровоама [2]. И, видимо, оно было правомочно сместить царя, так как Саул постоянно опасался этого [3]. Большую роль при избрании первого израильского царя сыграл оракул.

А. Б. Ранович отмечает, что в титуле набатейских царей стояли слова rhn’m’, соответствующие греческому philodemos. Эти цари подчёркивали, что источником их власти является народ.

Подобного рода примеры можно умножить: сведения об избираемости царей и вождей и о роли народного собрания в изобилии содержатся и у древних авторов и в раннесредневековых хрониках, где говорится о строе древних германцев.

Однако наиболее близкие аналогии тому, что нам известно об избрании царей в Куше, можно найти у соседних африканских народов.

В Абиссинии совет знатнейших обычно определял, кто из сыновей царя достоин ему наследовать. Особенно близки кушитским, хотя и более примитивны, обычаи, связанные с избранием нового царя, у нилотских племён, например у шиллуков. Фактически избирают царей четыре-шесть старейшин, однако каждый может высказать (и высказывает) своё мнение. На тайном совещании старейшины окончательно определяют имена кандидатов. По их числу берут камешки и бросают в огонь. Считается избранным тот претендент, чей камешек в костре приобретает красный и белый обжиг".

О материнском праве у хеттов.

В работах Л.А. Гиндина была предпринята попытка выявить реально-исторические аспекты в предании о кетейском царе, идущем на войну за «женские дары». Дело в том, что формула γυναίων εϊνεκα δώρων - «ради женских даров» в «Одиссее» кроме XI песни, ст. 521 встречается ещё один раз (XII,246 и сл.), где об участнике Фиванской войны аргосском герое Амфиарае сказано: «Не достиг порога зрелости, но погиб в Фивах из-за женских даров». Исходной точкой развития сюжета и здесь является подношение подарка женщине - жене воина предводителем одной из воюющих сторон: Полиник, борющийся за власть в Фивах с братом, другим сыном царя Эдипа, дарит жене Амфиарая Эрифиле золотое ожерелье фиванской прародительницы Гармонии, а за это Эрифила отправляет Амфиарая против его воли на Фиванскую войну, где, как он предвидит, его ждёт гибель (Apd. 111,6,2). Знаменательна вторая фаза того же сюжета. Спустя много лет Эрифила посылает своего сына Алкмеона на вторую Фиванскую войну («поход эпигонов»), приняв от сына Полиника в дополнение к ожерелью Гармонии её пеплос; вернувшийся с войны Алкмеон убивает мать, мстя ей за смерть отца, и скитается, гонимый Эриниями (Apd. 111,7,2).

Существует одно ценнейшее свидетельство, - говорит Л. А. Гиндин, - наталкивающее на мысль о возможности для анатолийских греков прямо связать тему «воина, идущего на смерть из-за даров, получаемых его женой или матерью», с кругом ассоциаций, возбуждаемых именем кетейцев-хеттов. В § 42 «Хеттских законов» мы находим указание:

«(48) если мужчину кто-нибудь нанимает и тот в поход идёт (49) и он гибнет, если плата дана, тогда он (наниматель) [ничего] и не возмещает. (50) Но если его плата не дана, то [наниматель] даёт одну голову [раба] (51) [и] плату 12 сиклей серебра даёт и плату женщины» (ŠA SAL kuššan; в версии КВо IV, 10 вариант SAL aš kuššani «в уплату [для] женщины» 6 сиклей серебра даёт»).

Итак, речь идёт о возмещении не выплаченной покойному наёмной платы с добавлением штрафа, причём часть дополнительно взимаемой суммы обозначена как «плата женщины». Что здесь имеется в виду? Исходя из контекста закона и из последовательности узаконенных выплат вообще, мы считаем, что здесь имеется в виду единовременная компенсация женщине, состоявшей в родственных отношениях с погибшим, в первую очередь его жене. Однако, поскольку последняя в законах специально обозначается идеограммой DAM-ŠU «жена его» (§ 31 и др.), можно думать, что в интересующем нас параграфе законодатель стремился выразить более общее отношение: «мужчина - женщина его семьи (жена, мать, сестра)».

Такая интерпретация вполне согласуется с существующими представлениями о правах женщин в хеттском обществе. С современной точки зрения «плата женщине» из § 42 выглядит чем-то вроде пособия по случаю потери кормильца. Ясно, однако, что установление, по которому в случае гибели воина женщинам из его семьи выдавалось возмещение, в глазах патриархально настроенных греков с их развитым институтом военного наёмничества легко могло обернуться идеей «материальной заинтересованности» жён, как и вообще женщин-домочадцев, в гибели своих мужчин. Насколько это близко к сюжету, когда мать или жена за золото побуждает сына
или мужа идти на войну и там погибать!

К этому сближению гомеровской формулы в содержательном и формальном отношении с § 42 «Хеттских законов», развитому в указанных публикациях Л.А. Гиндина, следует прибавить и данные из § 171 тех же законов, возможно проясняющие уникальную власть Астиохи над сыном. В § 171 говорится о праве матери отвергнуть и изгнать сына: 

«(3) если мать выносит сыну наружу свои (или “его”) одежды, то сыновей своих (4) отвергает».

После этого, приходя в дом, отвергнутый сын должен был совершать специальные ритуальные процедуры, восстанавливающие его в сыновнем статусе. Вне зависимости от того, видеть ли здесь пережиток матриархата или отражение ситуации, когда хеттская женщина в отсутствие хозяина заступала на его место, очевидно, что в хеттской семье мать обладала возможностями сакрального влияния на сына.

И это мы видим лишь пережитки материнского права у хеттов, - а что же тогда было у хаттов до вторжения индоевропейских (арийских) завоевателей?! По идее, если у хеттов сохранились некоторые осколки материнского права, то у хаттов, их предшественников, должна была быть полнота материнского права. Иначе откуда взяться пережиткам?

Ну и здесь можно сравнить патриархальное право с материнским правом. Как видим, при материнском праве жена, мать или сестра получают «женские дары» в случае гибели на войне их мужа, сына или брата. И эти «женские дары» столь внушительны, что греки подозревают хеттеянок в том, что они, ради обогащения, могут намеренно "сплавлять" на войну своих мужей и сыновей. А при патриархальном праве мужики погибали на войнах просто так: сдох Трофим, да и хрен с ним. Какой удивительный прогресс цивилизации!

Про источники мифа об амазонках.

"Источником мифа об амазонках Сейс, а за ним Дж. Гарстанг и Ш. Пикар считали знакомство греков в Малой Азии с культовыми женскими общинами, наподобие общины Артемиды Эфесской, восходящими к хеттской эпохе, оберегавшими вооружённой силой святилища своих божеств, особенно часто - Великой Богини-Матери, и по своей многочисленности и иерархической организованности вполне способными производить впечатление самостоятельных государств. Далее, к таким же предпосылкам принадлежат и хетто-хурритские изображения женских или женоподобно-двуполых военных божеств, например скачущей на коне богини Иштар.

Богиня Иштар в образе всадника, VII -VIII вв. до н.э.

Сюда же следует присоединить и свидетельства, говорящие об исключительно высоком статусе хеттских цариц, подобно жене Хаттусилиса III Пудухепе, имевших собственный двор и оказывавших глубокое влияние на все стороны государственной политики, об отдельных дворцах царя и царицы, особых «троне царствования» и «троне царицынствования» и т.д." (Л.А. Гиндин).

Кто такие хетты? Арийские завоеватели, севшие на шею хаттам. А что мы знаем о культуре хаттов? Почти ничего. Знаем лишь, что пережитки матриархата передались хеттам от хаттов. 

"Довольно высокое общественное и семейное положение хеттской женщины привело ряд исследователей к мысли о существовании у хеттов материнского права (или сильных его пережитков). Одним из оснований для подобных утверждений являются положения § 171 ХЗ-ов, который указывает на возможность изгнания сына матерью. Тот факт, что мужчина (сын) был подвластен женщине (матери), считается показателем наличия матриархальных пережитков. Отголоском материнского права можно считать культ богини Солнца г. Аринна и связанный с ним малоазийский культ «великой матери», но опять-таки это лишь напоминание о давно прошедших временах, не больше" (Источник).

В общественном устройстве хеттов, как в тусклом стекле, мы можем видеть отражение предыдущей общественной формации. Понятное дело, что хаттский оригинал во всех отношениях был сильнее и ярче, чем его тусклое хеттское отражение. Но тот оригинал предстоит ещё раскопать в буквальном и переносном смысле. Тут потребна личность учёного археолога типа Марии Гимбутас.

О пережитках матриархата у греков и римлян.

"Если мы обратимся κ народам древности, то увидим, что y греков в их героических поэмах, в их трагедиях, в сообщениях их летописцев сохранились многочисленные следы порядка, существенно отличающегося от свойственного патриархальной семье, но вполне соответствующего первобытному матриархату. По Варрону, только Кекропс запретил детям носить имя своей матери, a Страбон утверждает, что такой обычай процветал также и у беотийцев. Критяне, по словам Плутарха, и жители Мессины, по Павсанию, называя свою родину, говорили «земля моей матери». Β поэмах Гомера родство по матери является более важным, чем родство по отцу. Так, Ликаон считает, что он сможет умолить Ахиллеса, мстящего за Патрокла, пощадить eгo на том основании, что он не единоутробный брат Гектора. Елена объясняет себе отсутствие Кастора и Поллукса в лагере Атридов тем, что они от одной матери с ней. Величайшее бедствие, которое может случиться с человеком, — это потерять единоутробного брата: смерть родного сына огорчает меньше. Β сказании ο Мелеагре мать проклинает сына, который убил своего дядю, её брата. Β эсхиловском Оресте эриннии утверждают, что узы, связывающие мать с ребёнком, священнее, чем те, которые существуют между отцом и сыном. Ho Аполлон, становясь на сторону Ореста, выдвигает новую теорию, по которой отец является единственным виновником рождения ребёнка.

Ко всем этим фактам прибавим ещё одну особенность афинского законодательства, по которому запрещался брак между братом и сестрой, родившимися от одной матери, и допускался в том случае, если они были единокровными. Трудно представитъ себе лучшее доказательство более важнoro значения родства по матери, чем по отцу", - пишет М. М. Ковалевский.

Ну, с греками всё понятно: как свежий огурец, помещённый в банку с солёной водой, становится через некоторое время малосольным, так и они не могли не "пропитаться" культурой пеласгов, существовавшей в Эгеиде до их прихода. Тут интересно другое. По Гелланику: «этрусски (тиррены) — это ответвление эгейских пеласгов», а пеласги — это догреческое население Греции и Эгеиды, в том числе и острова Крита, т.е. те самые «минойцы», которыми якобы правил царь Минос. В таком случае, древнейшие обитатели Италии должны были иметь такую же культуру, как и пеласги. Может быть, римские плебеи сохранили нечто от той культуры?

Пережитки матриархата у грузин-хевсуров.

М. М. Ковалевский нашёл у хевсуров пережитки архаичных экзогамных браков, прямо как у австралийских аборигенов.

"Экзогамия, или запрещение браков между членами одной и той же родственной гругшы, так же как и преобладающая роль в опеке родственников co стороны матери и даже некоторые следы общности жён y членов определённой родственной группы, — всё это ещё существует и в наше время y наиболее отсталых племён, населяющих самые глухие местности Кавказа. Я имею в виду хевсуров, народ грузинского происхождения, которых ещё недавно, вследствие некоторых особенностей их костюма, считали потомками древних крестоносцев, захваченных кавказскими горцами во время перехода через Грузию и загнанных в самую глубь горных долин.

хевсурские воины в традиционной одежде

Как и большинство кавказских племён, хевсуры делятся на кланы, или gentes. Экзогамия y них строго соблюдается. И так как y них, подобно краснокожим, в частности ирокезам, несколько gentes часто входят в состав одной и той же фратрии, то между этими gentes брачные союзы не допускаются. 

Хевсурская семья представляется современному исследователю имеющей черты моногамии. Ho это не исключает возможности общего владения женщиной до брака. Хевсуры в этом отношении очень похожи на своих ближайших соседей — пшавов: они признают за девушками право выбиратъ себе возлюбленных и покровителей, которые называются «цацали». Чтобы объяснить точный смысл подобного обычая, мы сопоставим его с тем, который англичанин Хауитт приписывает семейному быту австралийского племени Курнаи. Судя no его сообщению, y этого племени хотя и допускается индивидуальный брак, но разрешается сожительство всех членов данной группы родственников с девушкой, которую один из них наметил себе в жёны. Индивидуальное обладание женщиной может бытъ получено только этой ценой. Можно предположить, что таким временным гетеризмом женщина выплачивает свой долг общине, достоянием которой она была когда-то в течение долгого времени. Гетеризм пшавских и хевсурских девушек (можно сказать, также и y сванетов, другого горского племени Грузии) не может быть иного происхождения. После свадьбы женщина принадлежит только своему мужу; но до свадебного торжества она не расстаётся co своим «цацали», которого она себе избрала и которого она может менять сколько ей угодно.

О германском наследии у славян.

Я, в целом, разделяю теорию Д. А. Мачинского об этногенезе древних славян. Славяне появились в "диком поле", на границе между двумя мирами — Германией и Сарматией. Непосредственными предками славян являлись бастарны. Как сообщает Википедия, "этническая принадлежность бастарнов окончательно не установлена, наиболее часто их ассоциируют с германцами, либо народами «между кельтами и германцами» (Источник). Я полагаю, что бастарны представляли собой своего рода "казачество". Я, кстати, об этом писал ещё в 2016 году в заметке Праславяне были "казаками"?. Территория проживания этого праславянского "казачества" полностью соответствует той «зоне археологической трудноуловимости», которую ранее выделил Д. А. Мачинский. Признаки КПК фазы 0 и 0/1 – открытые (возможно, изредка – укреплённые) поселения, подквадратные землянки с печью в углу и простейшая глиняная посуда, где доминируют горшки «пражского типа» в форме «матрёшки без головы», главный признак которых – отсутствие ярких признаков (нет выраженного венчика и плечика, отсутствует орнаментация). В общем, вся домашняя утварь бастарнов настолько простая и невыразительная, что она напоминает казарменный быт. 

Но нам важно то, что бастарнов ассоциируют с германцами. Это даёт нам возможность переноса на древних славян всего того, что писали древнеримские авторы о германцах. Так, например, Тацит отмечал, что у германцев брат матери смотрит на своего племянника как на сына, а некоторые даже считают кровные узы, связывающие дядю с материнской стороны и племянника, более священными и тесными, чем связь между отцом и сыном. Согласно комментарию Энгельса, «здесь мы имеем живой пережиток рода, организованного в соответствии с материнским правом, …который составляет отличительную черту германцев». «Ещё один пережиток только что отмершего материнского права можно видеть в том уважении германцев к женскому полу, которое для римлян было почти непостижимым». В женщине германцы видели нечто священное и пророческое, они прислушивались к её совету даже в важнейших делах. Так Веледа, жрица племени бруктеров на Липпе, была душой всего восстания батавов в 68–69 годах.

Монумент "Родина-мать" в Волгограде

Монумент "Родина-мать" в Киеве

О религиозных верованиях, традициях и преданиях эскимосов.

"В религиозных верованиях эскимосов преобладали женские божества. Главным из них была морская владычица Седна, известная в различных районах расселения эскимосов также и под другими именами, означавшими «она там, внизу», «старая женщина», «мать моря» и т. п. Образ её везде был одинаков. Эскимосы представляли её в виде старой женщины, живущей на дне моря и повелевающей морскими животными, которых она время от времени даёт людям. Седна, так же как и другие женские божества, враждебна мужчинам. Мужа у неё, по одним мифам, совсем нет, по другим — это кобель, по третьим — мужчина, занимающий в её доме подчинённое положение. На суше Седне соответствовали «лесная хозяйка» у эскимосов тихоокеанского побережья и «мать-карибу» — у эскимосов Гудзонова залива. Некоторые эскимосские группы, например, нетсилик, верили, что Нулиахук, как они называли морскую хозяйку, повелевает не только морскими животными, но и оленями-карибу, и речными рыбами, и птицами.

Sculpture of Sedna, the goddess of the sea in Inuit culture, at the old harbour in Nuuk, Greenland.

У медных эскимосов шаман, заклиная снежную бурю, обращается к морской хозяйке. Медные эскимосы, как и эскимосы-нетсилик, считали «великую женщину» самой могучей и всесильной из духов. По наблюдениям Ф. Боаса, центральные эскимосы верили, что Седна правит и в загробном мире, являясь хозяйкой одной из мифических стран, куда отправляются души умерших. Культурные герои у эскимосов также преимущественно женщины. Надо полагать, что религиозные верования эскимосов, в которых господствовало женское начало, сформировались при матриархате.

Традиции и предания группы обычно могут храниться и передаваться потомству как мужчинами, так и женщинами. У эскимосов Гудзонова залива мужчины рассказывают то, что они сами видели и слышали, женщины же хранят и передают потомкам традиции, исторические рассказы и предания своей группы. Бабушки передают мифы и легенды внукам.

У эскимосов-нетсилик предания также рассказываются детям их матерями и бабушками. При этом интересно отметить, что, по словам К. Расмуссена, нетсилик считали свои предания подлинной историей. Предания и мифы образовывали основу религии и взглядов на жизнь. Нетсилик всегда ссылались на свои предания при обсуждении духовных вопросов. Отсюда следует, что женщины являлись хранителями не только преданий как таковых, но и исторических традиций и всей совокупности религиозных представлений нетсиликов и обеспечивали преемственность духовной жизни общины от поколения к поколению".

(Лев Абрамович Файнберг. Общественный строй эскимосов и алеутов. - М., Издательство «Наука». 1964. С. 205 и сл.)

Немного о брачных обычаях у эскимосов.

Из монографии Л. А. Файнберг "Общественный строй эскимосов и алеутов", с. 183-186:

"У чугачей, эскимосов тихоокеанского побережья Аляски, по сообщениям стариков — информаторов К. Биркет-Смита, видимо, относящимся к середине XIX в., в роли свахи обычно выступала мать юноши, а если её не было, — материнская тётка, материнский дядя, и лишь в крайнем случае отец юноши. О браке сваха сговаривалась с матерью девушки. Прежде чем дать ответ, мать девушки всегда спрашивала согласия у своей дочери. Таким образом, брак был обычно делом матерей и их родственников. Отстранение отцов от участия в нём бесспорно является отражением или пережитком матрилинейной филиации, когда отец и его родственники были чужими для своих детей.

На северо-западе Аляски брак ещё в конце XIX — начале XX в. заключался следующим образом. Юноша, решив жениться на какой-либо девушке, посылал ей с любым из общих друзей кожаные штаны. Как только девушка получала такой подарок, вся её семья собиралась на своеобразный совет. Если все члены семьи считали, что юноша, приславший подарок, достаточно опытный охотник и рыболов, чтобы обеспечить семью пищей, они разрешали девушке носить подарок. Как только юноша видел девушку в этом костюме, он немедленно перебирался в её дом и становился её мужем и членом её семьи.

Интересные пережитки материнско-родовых брачных норм отразились и в мифологии эскимосов. Эскимос Сагдлуак с реки Колвилл (Северная Аляска) рассказал К. Расмуссену предание «О сыне вождя, который женился на бурой медведице». В этом предании, в частности, говорится: «В прошлом между реками Кангианек и Нунатак было два селения, где жило много людей... У них был обычай, что молодая девушка приносила отборную пищу в кажим [1] и ставила её перед тем мужчиной, который ей нравился больше всех. Если мужчина ел её, это означало, что он женится на девушке». Видимо, в этом предании отразился реально существовавший когда-то у эскимосов порядок вступления в брак.

Обычай, по которому предложение делает девушка, а не мужчина, как известно, существовал в матриархальных обществах Западной Африки, у некоторых групп индейцев Амазонки, сохранявших особенно сильные пережитки материнского рода, и в других местах, и всегда он был генетически связан с материнским родом или его пережитками".

канадские эскимосы-инуиты, 1913 г.

---------------------------------------------------------------------------------

[1] Кажим – большой общинный дом эскимосов, рассчитанный на несколько десятков человек.

Материнский род у алеутов.

Как видно из сообщений первых русских исследователей, алеутская община в начале XIX в. состояла из родственников, выводивших своё происхождение от общего предка. Каждая такая группа родственников насчитывала от 10 до 40 малых семей. Все они жили в одном большом доме или же в селении, состоявшем из небольших смежных домов, рассчитанных на 2—3 семьи каждый. В селении имелось общественное здание, кажим, служившее для празднеств, совещаний, а такжеместом работы для мужчин. Во главе каждой группы стоял старейшина. По сообщению Г. И. Шелехова, звание старейшины не было наследственным, и родовые старейшины выбирались из числа людей наиболее авторитетных или же наиболее влиятельных благодаря обилию друзей или родственников. Поэтому старейшиной часто становился глава самой большой семьи рода.

Наиболее желательной формой брака у алеутов был брак с дочерью дяди со стороны матери. Эта форма брака, как указывает М. О. Косвен, исторически тесно связана с матриархатом.

Юноша и девушка не могли вступить в брак «без общего согласия своих родственников и, особенно, родителей и дядей своих». Тот факт, что на брак требовалось согласие не только родителей, но и родственников (т. е. сородичей), свидетельствует о значительной прочности родового строя. Часто родители обручали детей без их ведома и объявляли своим сыновьям и дочерям о том, что они посватаны, лишь тогда, когда приходило время брака. При этом «жених почти никогда не смел противоречить; но желание невесты очень часто было уважаемо, потому что выбор жениха почти всегда отдавался на ее волю». Если на брак были согласны все родственники, жених переезжал к невесте и промышлял зверя в пользу её родственников год или два, т. е. здесь налицо брак за отработку, тесно связанный, как известно, с переходом от матриархата к патриархату. Отработку за невесту жених мог заменить уплатой калыма её родителям и родственникам.

Долганы.

ДОЛГАНЫ (самоназвание – дулгаан, тыа киhитэ, тыа кисите, тыалар – «тундровый человек») – самый северный тюркоязычный народ в мире. 

Интересный факт:
Долганы вплоть до XIX века сохраняли пережитки матриархата. Мамы, бабушки и дочери поддерживали огонь и выполняли разные обряды, в принципе в их ведении находились все дела. Очень часто, чтобы пережить долгие суровые зимы, несколько долганских семей объединялись и жили в одном большом чуме. В таком доме обязательно должна была быть одна хозяйка, которую выбирали. Обычно это была женщина в возрасте. Её слово было законом для всех, в том числе и для долганских мужчин (Источник).

Другой интересный факт: «Долганы произошли от трёх основных народов: затундренных русских крестьян, якутов и эвенков, – рассказал главный хранитель Таймырского дома народного творчества Василий Батагай (Источник). Стало быть, долганы - самая молодая народность Таймыра и сформировалась она совсем недавно, в течение XVIII - XIX веков. 

Источник картинки.

Пережитки матриархата у монголов.

М. М. Содномпилова в статье "«Река начинается с родника, а родство – с дяди по матери»: группа нагасанар в монгольском социуме" говорит:

Брат матери нагаса является ключевой фигурой в системе социальных отношений в традициях всех народов монгольских народов, архаичных ритуальных практиках, показывает его высокий социальный статус в родственных взаимоотношениях, который даже превосходит статус родного отца ребёнка. 

Дядя по матери был ключевой фигурой в обрядах жизненного цикла, которые проводились по случаю рождения племянников/племянниц, их замужества или женитьбы. Нагаса имел ряд серьёзных обязательств по отношению к своим племянникам, детям сестры и, судя по многим бытовавшим в традиции некоторых монгольских групп обрядам, к самой сестре. Особенно тесными были взаимоотношения дяди и племянника, соответствующие отношениям зятя и тестя в период господства материнского родового уклада. Пережитки этих отношений, выраженные в форме разных обязательств дяди по отношению к племяннику, а также в фольклоре, сохранялись в традиции бурят в начале ХХ в. Обязательства нагаса начинались с рождения у сестры ребёнка. В традиции бурят посторонним строго запрещалось заходить в дом, где находился новорожденный. В этих целях у входа устанавливали разнообразные знаки запрета. При этом у агинских бурят исключение делалось для нагаса. «Агинские буряты говорят: “Нагасын тэнгэри ехэ” – “Небо дяди высокое”, что означает “Покровительство дяди большое”» [Гомбожапов, 2006, с. 68]. Сохранение этого обычая, вероятно, является реликтом социальных отношений, существовавших в эпоху матриархата.

О духах Матери-Земли (на африканском материале).

ESENIA, автор блога "Gollandia", в статье "Дух Земли" говорит, что в современной Африке существует нигерийский культ духа Земли - Ала.

Дух Земли Ала, современный рисунок

Дух Земли Ала почитает племя игбо и другие племена языковой семьи Нигер-Конго. Ритуалы связаны с танцами, целью которых является пророчество в состоянии транса.

Проблема в том, - говорит ESENIA, - что научные исследования не разделяют толком, где - дух, а где - бог. Ту же Ала европейцы называют богиней-матерью Земли; но сами африканцы считают её духом и относят к категории духов аруси.

Родовое сознание: когда брат дороже мужа.

О сохранении пережитков матриархата в раннее средневековье свидетельствует гренландская песнь об Атли, а именно эпизод мести героини Гудрун за братьев своему мужу Атли. Гудрун убила сыновей Атли, угостила мужа блюдом из их сердец, затем убила его самого и завершила месть пожаром, в котором гибнет весь дворец. Этот эпизод показывает жестокость нравов и обычаев, считавшихся нормой взаимоотношений в эпоху перехода к патриархату, когда женщина ещё имела право мстить за своих кровных родственников. В то время узы кровного родства были священны и значили больше, чем узы супружеские, они определяли социальное поведение всех героев эпоса

(Цит. по: Попов М. Е. ЭПОС СЕВЕРНЫХ ГЕРМАНЦЕВ КАК ОТРАЖЕНИЕ ИЗМЕНЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ В РАННЕГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРИОД

Саму Песнь об Атли можно прочитать здесь. В Примечаниях там верно говорится: "Форма этого сказания в «Песни об Атли» древнее, чем в «Песни о нибелунгах». Основное отличие заключается в том, что в «Песни об Атли» Гудрун мстит своему мужу Атли за то, что он убил её братьев Гуннара и Хёгни, тогда как в «Песни о нибелунгах» Кримхильда (Гудрун) мстит, наоборот, братьям за то, что они убили её мужа Зигфрида (Сигурда). Более древняя форма сказания отражает мораль родового общества (братья ближе мужа), менее древняя — мораль феодального общества (муж ближе братьев)".