Социальная организация коренных народов Крайнего Северо-Востока России.

"В прошлом, возможно, основной социальной единицей коренных народов Севера был род. Но это недостоверно. Потому что бескрайние просторы Севера внушают людям дух свободы. Так, по наблюдениям Н. Ф. Каллинникова конца XIX – начала ХХ вв.,  на Чукотке «родового начала нет. Осёдлые живут деревнями, и каждый хозяин вполне независим от своего соседа; кочевые же прямо кочуют, даже не родством, а товариществами, сообразно количеству рабочих рук и оленей. Товарищества эти страшно непрочны: на зиму они устраиваются в одном соседстве, а на лето его меняют и пристраиваются к другому [1]. ... На восток от Нижнеколымска и Маркова нет никакого устройства, ни родового, ни общинного; да и около этих центров родовое начало, я думаю, или пережиток старины, или недоразумение, основанное на незнании быта инородцев».

Источники  XIX в. сходятся в том, что у чукчей (а равно и коряков) не было развитой властной иерархической структуры: «Чукотские начальники ... не пользуются однако ж большим уважением. Влияние их обыкновенно зависит от их богатства и физической силы» (А. Э. Кибер); «У чукчей есть свои старшины – эремы, которые, однако, никаким особым почётом своих «подданных» не пользовались. Они имели значение как вожди во время войн» (И. В. Шкловский); «Каждый глава семьи – самодовлеющий хозяин, живущий по своему собственному желанию там или здесь, работающий в товариществе, или самостоятельно, соответственно его вкусам и обстоятельствам» (Н. Ф. Каллиников); «В собственном своём обиходе чукчи не признают власти никаких старейшин» (А. В. Олсуфьев).

О религиозной слепоте Бахофена.

Цитата из третьего тома "Материнского права" И. Бахофена:

"Уничтожение амазонства и гетеризма, равно как и подчинение обоих этих явлений чистому брачному закону связано с аполлоническим культом. Выродившийся теллуризм с его безутешностью уступает место религии света, которая с приходом мужского бога, рождающегося из тьмы и преодолевающего её, чает возвышения и для всего человеческого бытия. С Аполлоном-Эойем связана теперь та светлая надежда, которой недоставало сугубо хтоническому культу матери. С восхождением от тёмной первобытной материи к свету, рождённому из её утробы, человеческий род оставляет позади ту ступень, на которой он прежде видел во всяком зачатии одну лишь гибель, во всяком человеке — брошенный за спину камень. На смену смерти приходит вера в жизнь и спасение. И если первая была связана с материнским веществом, то последняя находит себе опору в мужском божестве и его светлой природе".

Здесь Бахофен предстаёт во всей своей "красе" как рационально мыслящий протестант, как "книжник" (scholar), абсолютно чуждый жизни духа. Но и к протестантству он относится лишь "постольку, поскольку", по касательной линии, поскольку его невозможно назвать религиозным человеком, а уж тем более — мистиком. Потому что мистики говорят нечто совершенно противоположное.