«Куды бедному хрестьянину податься», если поп на стороне знати?

В книге Жюля Мишле (1798–1874) «Ведьма» (1862) излагается теория, согласно которой те, кого в Средние века обвиняли в колдовстве, действительно практиковали сатанизм, только он являлся своеобразным выражением праведной классовой ненависти со стороны обездоленной части феодального общества. Поскольку Бог и церковь были на стороне знати, отчаявшемуся средневековому крестьянству приходилось обращаться за помощью к великому противнику Бога — Сатане.

Я не думаю, что всё было именно так, как преподносит Жюль Мишле, но что-то в этом есть. Конечно, никто не поверит в то, что средневековые крестьяне какой-нибудь французской Вандеи устраивали тайные церкви Сатаны; сатанизм — это симулякр, который появился не ранее второй половины XX века, и притом в городской богемно-интеллигентской среде. Однако можно допустить какие-то сектантские движения, своего рода "двоеверие", как, например, у русских христоверов-"хлыстов": днём они — в православном храме, а ночью собираются на своём "корабле". 

Вообще, конечно, я себе не представляю, как можно молиться Богу в храме вместе с такого рода прихожанами:

БЕСЕДА МЕЩАН, около 1814 г.

А ведь в то время, в 1814 году, были крепостные крестьяне. Приходит такой крестьянин в храм, а там стоит и молится Богу помещик, который его продал... 

— Ты, барин, какому Богу молишься, Христу или Велиару?!

«Центральный культурный миф западного патриархального строя».

Сандра М. Гилберт и Сьюзен Губар (авторы книги «Сумасшедшая на чердаке: писательница и литературное воображение в XIX веке») считают третью главу Книги Бытия, где описывается искушение Евы, «центральным культурным мифом западного патриархального строя».

Предпринятый Джоном Мильтоном поэтический пересказ истории грехопадения в эпической поэме «Потерянный рай» (1667) выглядит следующим образом (цит. по: Пер Факснельд. Инфернальный феминизм. — М.: Новое литературное обозрение, 2022):

"Дьявол, приняв обличье змея, подольщается к Еве, именуя её то «державной госпожой», то «царицей сего мира», то «богиней во плоти». Как отмечает К. А. Патридис, совокупность комплиментов, произносимых змеем, и похожих слов из уст самого рассказчика указывает на то, что Ева «пристрастно прислушивается к доводам Сатаны» и «отчасти впала в грех ещё до того, как съела запретный плод», так как у неё уже имелась «врождённая склонность к самоволию и самообожествлению». Авторитетный литературовед Нортроп Фрай более сочувственно замечает: «Он [Сатана] внушает ей понятие о её собственной индивидуальности, о том, что она — самостоятельная личность, а не просто привесок к Адаму или к Богу». Он задаёт ей риторический вопрос: «Ужель познанье столь гнусно?» А потом увещевает её: «Вкуси! В кругу богов — богиней стань, / Землёй не скованная». Ева пробует плод — и, как позже она сама рассказывает Адаму, «Тотчас к облакам / Взлетели мы; простёрлась подо мной / Поверхность необъятная Земли, / Являя величавый ряд картин». Как указывал Джон М. Стедман, это перекликается и со словами из Библии, которые толковалось как признание Сатаны в гордыне (Ис. 14: 13: «Взойду на небо, выше звёзд Божиих вознесу престол мой»), и с евангельским эпизодом (Мф. 4: 5–8; Лк. 4: 1–13), где дьявол возносит Христа на высокую гору, показывает ему все царства мира и предлагает владычество над ними. Кроме того, здесь иносказательно изображён и полёт ведьмы на шабаш. Иными словами, Ева отождествляется здесь и с самим Сатаной, и с ведьмами, и в придачу подвергается тому же искушению, что и Христос. Однако если Христос напрочь отверг дьявольские посулы, то Ева, конечно же, в итоге поддалась соблазну, а, насытившись запретными плодами, благодарит Люцифера: «Ты — наилучший вождь. / Когда б я за тобою не пошла, — / Осталась бы в незнанье. Ты открыл / Путь к мудрости». Бога же теперь она называет так: «Запретитель наш / Великий, заседающий в кругу / Крылатых соглядатаев своих». Потом Ева ненадолго задумывается: быть может, оставить новообретённое запретное знание при себе и не делиться с мужем? Она задаётся вопросом:
не поможет ли утаённое от мужа знанье
…возместить изъян,
Присущий женщине, чтоб закрепить любовь
Адама и сравняться с ним,
А может, кое в чем и превзойти?
Не зареклась бы! Низший никогда
Свободным не бывает!

То есть Ева, в интерпретации Д. Мильтона, не желает видеть Адама в рабстве невежества и "просвещает" его, делая ровней себе. 

К вопросу о женском священстве.

Иоанн Златоуст (ок. 347 — 407) замечал в своём толковании к Первому посланию к Тимофею:

"Учила однажды жена, и всё ниспровергла. Поэтому [Павел] говорит: «да не учит». Но как это относится к другим женщинам, если одна сделала это? И очень (относится), потому что пол этот немощен и легкомыслен" [1].

Иными словами, по мнению этого авторитетного мыслителя, «ученье» женщины в Эдеме — когда она убедила Адама съесть запретный плод — и новозаветные толкования этого поступка следует понимать как призыв не допускать женщин учить людей на церковных собраниях (Цит. по: Пер Факснельд. Инфернальный феминизм / Пер Факснельд. — М.: Новое литературное обозрение, 2022).

То есть, если руководствоваться мнением Отцов Церкви, то пастырем и руководителем общины может быть только мужчина. А с мнением Отцов Церкви нельзя не считаться, так как оно составляет Священное Предание, один из источников вероучения и церковного права наряду со Священным Писанием. 

Характерно, что женское священство получило развитие в протестантской среде, где верующие отказались от боговдохновенности церковного Предания.