Как цари переворачивают всё с ног на голову.

Merlin Stone в своей монографии "When god was a woman" (New York, 1976) говорит о себе, что она постоянно находилась за чтением археологических журналов и изучением текстов в университетских библиотеках.

"Читая, я вспоминала, что где-то на жизненном пути мне сказали — и я приняла эту идею — что солнце, великое и могущественное, естественно почиталось как мужское, в то время как луна, туманный, нежный символ сентиментальности и любви, всегда почиталась как женское светило. К моему большому удивлению, я обнаружила отчёты о богинях солнца в землях Ханаана, Анатолии, Аравии и Австралии, и к тому же богини солнца у эскимосов, японцев и индийских кхаси имели подчинённых им братьев, символом которых являлась луна.

Я где-то усвоила идею, что земля в древности неизменно идентифицировалась как женщина, Мать-Земля, та, которая пассивно принимает семя, в то время как небо было естественно и неотъемлемо мужским, его неосязаемость символизировала якобы исключительную мужскую способность мыслить абстрактными концепциями. Это я тоже принимала без вопросов — пока не узнала, что почти все женские божества Ближнего и Среднего Востока носили титул Царицы Небесной, а в Египте не только древняя богиня Нут была известна как "небесная", но и её брат-муж Геб символизировался как земля".

Нут — богиня неба, её также называли «огромной матерью звёзд, рождающей богов». 

Государство и оружие.

Л. Е. Гринин отмечает первостепенную роль оружия в образовании государства. Причём не всякого оружия, "абы какого", но такого оружия, которого ещё нет у подданных, такого оружия, с помощью которого легко сломить сопротивление подданных и поставить на колени соседние племена и народы.

"Всё связанное с военной деятельностью может служить толчком для образования государства. Например, ввоз или заимствование более современного оружия. Так, ввоз огнестрельного оружия послужил важной причиной образования некоторых государств на Мадагаскаре в XVII в. В этом плане также показательно мнение Т. Ёрла, который считает, что «гавайские вождества могли бы стать государствами. Для этого были необходимы лишь небольшие технические нововведения. Гавайские вожди знали, что им нужно, и быстро осознали ценность европейского оружия».

Ну да, недаром появление первых государств хронологически совпадает с появлением оружия из бронзы (ок. IV тыс. до н. э.). А когда вооружённый бронзовым мечом мужик сел верхом на коня, тогда у него появилось самоощущение героя, типа Геракла: "всё мне по плечу, всех я замочу, любую вещь я отберу, любую девку отобью, и никто меня не остановит". Тот мужик был первый государственник.

Государство и Традиция.

"В догосударственных обществах роль традиций была исключительно важной", - говорит Л. Е. Гринин. - Раннее государство, подобно ледоколу, ломает древние традиции. "Почему? Дело в том, что управление только по традиции не требует ни специального аппарата, ни выполнения особых функций контроля. Другими словами, там, где традиция господствует абсолютно, не нужно государства, а достаточно иных принципов организации общества. Государство же - это политическая форма, возникшая в условиях, когда был необходим отход от некоторых важных традиций. Таким образом, перефразируя известное определение, можно сказать: государство начинается там и тогда, где и когда традиционные методы управления не действуют". «Можно даже сказать, что наличие государства следует констатировать лишь в том случае, если в данном обществе совершился переход от обычая к закону», - считает Якобсон.

"С изменением традиций тесно связано и реформирование. Ведь реформы часто являются тем же отходом от каких-то важных традиций. История любого раннего государства даёт нам примеры тех или иных реформ, связанных с отходом от традиций. В ранней истории (или в преданиях) очень многих обществ можно найти упоминания о деятельности того или иного великого реформатора. Таковы, например, Шунь, У Ци, Шан Ян и другие правители и политики в Китае, Ликург в Спарте, Сервий Тулий в Риме, Уракагина/Уруингина в Лагаше, Саргон в Аккаде, Саул и Давид в Израиле-Иудее и т. д. История многих ранних государств даёт нам примеры тех или иных реформ, связанных с отходом от традиций, например религиозных. Хлодвиг франков, Владимир на Руси и многие другие отказались сами и заставили отказаться свои народы от старой религии (Мажуга 1990: 48; Рыбаков 1987: 143). Даже в Индии, где власть стремилась избегать крутых разрывов с традиционными основами, таких примеров немало. Достаточно ярким является поддержка индийским царём Ашокой буддизма (III в. до н. э.), хотя и не ставшего государственной религией, но сильно укрепившегося при нём".

Значит, так: матриархат держится на силе Традиции, тогда как патриархат свергает древнюю Традицию и устанавливает свои порядки, которые можно считать квазитрадицией, эрзац-традицией. 

Чтобы стало ещё более понятно, приведём "рельефное" сравнение матриархата с русскими староверами или американскими амишами. И те, и другие могут жить без государства. И у тех, и у других велика сила Традиции. А современные люди подобны детям малым и неразумным, которым неведомо, что такое хорошо и что такое плохо. Тут уж без судей, тюрем и полиции никак не обойтись, тут нужен "сталин" в "ежовых" рукавицах. 

К определению государства.

По мнению Патриции Шифферд, процесс образования государства протекал не беспрепятственно и стал причиной проблем для многих членов общества: 

Появление государства, сколь бы полезным оно ни казалось, принесло с собой экономические и политические издержки для большинства людей. Возросший принудительный, экспроприирующий и империалистический потенциал государства,  даже самого раннего, был оплачен для большинства людей потерей некоторой части независимости и свободы выбора.

Некоторые люди - несколько счастливцев - богаты и могущественны, а другие - подавляющее большинство - бедны и бесправны. Такая ситуация заставила Эйдана Саутхолла задаться вопросом: «Как люди позволили заманить себя в ловушку, допустив подъём государства вокруг и над ними до такого уровня, когда у них уже просто не осталось выбора и не стало сил отвергнуть его?»

"Ответ на это вопрос заключается в том, что людям никогда и не предоставлялся такой выбор", - говорит X. Дж. М. Классен, автор статьи "Было ли неизбежным появление государства?"

Государство является осёдлым бандитом [1], в теории М. Олсона. Государство обычно понимается как «...достаточно устойчивая политическая единица, представляющая отделённую от населения организацию власти и  администрирования и претендующая на верховное право управлять (требовать выполнения действий) определёнными территорией и населением вне зависимости от согласия последнего; и имеющая силы и средства для осуществления своих претензий».

Как гласит знаменитая максима Вебера, государство — это организация, обладающая монополией на легитимное применение насилия. Поскольку применение насилия требует организации, то специалисты по насилию обычно находятся во главе или входят в состав организаций. Точнее, представители господствующей коалиции независимо от того, используют ли они на самом деле насилие или нет, являются лидерами организаций, состоящих из множества специалистов, включая специалистов по применению насилия.

-------------------------------------------------------------------------------------

[1] "Итак, при отсутствии справедливости, что такое государства, как не большие разбойничьи шайки; так как и сами разбойничьи шайки есть не что иное, как государства в миниатюре. И они также представляют собою общества людей, управляются властью начальника, связаны обоюдным соглашением и делят добычу по добровольно установленному закону. Когда подобная шайка потерянных людей возрастает до таких размеров, что захватывает области, основывает осёдлые жилища, овладевает городами, подчиняет своей власти народы, тогда она открыто принимает название государства, которое уже вполне присваивает ей не подавленная жадность, а приобретенная безнаказанность. Прекрасно и верно ответил Александру Великому один пойманный пират Когда царь спросил его, какое право имеет он грабить на море, тот дерзко отвечал: «Такое же, какое и ты: но поскольку я делаю это на небольшом судне, меня называют разбойником; ты же располагаешь огромным флотом, и потому тебя величают императором»".

Августин Блаженный

Парадокс градостроительства.

Джеймс С. Скотт в своей монографии "Искусство быть неподвластным: Анархическая история высокогорий Юго-Восточной Азии" (М.: Новое издательство, 2017) говорит о так называемой Зомии, гористой части Юго-Восточной Азии, жители которой на протяжении веков фактически существовали без государства:

"При плотности населения в 5,5 человека на квадратный километр в 1600 году (по сравнению с 35 в Индии и Китае) правители Юго-Восточной Азии просто не могли контролировать свои огромные приграничные территории". 

То есть, государство "завязывается" при достижении известной плотности населения на кв. км. На пустынных или полупустынных территориях государство не может "завязаться". 

На первый взгляд кажется, что чем больше плотность населения на кв. км., тем лучше для государства. Но, на самом деле, это не так. 

На днях я смотрел док. фильм на YouTube про столицу Нигерии — Лагос. Этот огромный "человейник" больше Москвы, - 25 млн человек в агломерации.

Сверхскопление народа на сравнительно небольшой территории ведёт к нарастанию хаоса. Государство просто не справляется с наведением порядка в многомиллионной толпе, и тогда своего рода "Зомия" появляется внутри мегаполиса.

Государство и анархия как две стороны одной монеты.

belan в записи "Анархия" разместил фрагмент мемуаров А. Казанцева "Третья сила". Там описан момент оккупации Югославии немцами с 6 по 17 апреля 1941 года.

"В Белграде <...> сломались регулирующие жизнь страны рычаги. Стал транспорт, умерла торговля, исчезло всякое подобие власти как административной, так и военной. Государство как организм перестало жить.

В городах и сёлах люди чувствуют себя так, как, вероятно, чувствовали себя наши далёкие прапредки в доисторический период: все запросы сводятся к тому, чтобы быть сытым, все заботы слипаются в одну — не попасть под нож или дубину своего ближнего.

Ножей и дубин появилось больше, чем можно себе представить. Дезертиры армии, население тюрем, неожиданно обретшее свободу и полную безнаказанность, просто преступный по складу своей натуры элемент — всё то, что в нормальной, регулируемой законом и властями жизни держится в тени, всплыло на поверхность и наводит ужас на беззащитного обывателя.

По белградским улицам, компаниями по три-четыре человека бродят какие-то юноши, часто не старше 15–16 лет, как правило полупьяные, и потрошат каждого встречного и поперечного. Спрашивают документы, отбирают деньги, часы и кольца, показавшихся почему-то подозрительными расстреливают тут же на месте. <...> На улицах нередко можно видеть трупы расстрелянных «шпионов». Под патриотические мотивы грабёж стоит совершенно невообразимый. Страшна распавшаяся на составные части жизнь".

Генезис государства у мбунду в Анголе.

Ранее я говорил о том, что племена банту, до того как они обзавелись КРС, были матриархальны. Поэтому они представляют для меня особый интерес. Дж. Миллер в своей монографии "Короли и сородичи. Ранние государства мбунду в Анголе" (Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», М., 1984) описывает социальное устройство этнической общности мбунду, принадлежащий группе банту. 

"Для понимания характера политического развития общества мбунду не требуется обстоятельного этнографического исследования, тем более что для него нет достаточных материалов. Но вполне возможно и даже необходимо хотя бы вкратце обрисовать социальную структуру мбунду, чтобы показать характерное для многих матрилинейных обществ противоречие между принципом счёта родства и наследования по женской линии и удержанием основных форм власти в руках мужчин, а также отметить важное значение «пересечных институтов» [1], которые, объединяли мбунду, несмотря на социальные границы между доминирующими матрилинейными генеалогическими группами.

К XVI в. мбунду были земледельцами и со времени перехода к земледелию в неизвестном нам туманном прошлом жили в компактных деревенских поселениях. Деревня являлась местом обитания линиджа как структурной единицы [2], так как средоточием каждого поселения считалась группа взрослых мужчин, принадлежавших к одной и той же генеалогической группе, или нгунду (мн.ч. жингунду). Поскольку мбунду были матрилинейными, в полноценной сложившейся деревне ядро взрослых мужчин обычно состояло из старшей группы, представленной родными братьями [3], и среднего поколения, состоящего из их племянников, т. е. детей их сестёр. Вместе с племянниками жили их жёны — женщины из других линиджей. Младшее поколение составляли дети от этих браков; все они принадлежали к нгунду своих матерей и поэтому в ядро линиджа деревни не входили. Вдовые или разведённые сёстры мужчин старшего поколения часто возвращались и селились со своими братьями. Такая система помогала укреплению линиджного единства деревни, так как самые старые члены линиджа вновь селились в одном месте. Младшие члены линиджа, молодые замужние женщины и их дети были разбросаны по соседним деревням и жили с родичами своих мужей и отцов. Поскольку они редко играли в жизии линиджа важную роль и прямо в наследовании не участвовали, их отсутствие не мешало сосредоточению ядра линиджа в деревне и прочной солидарности линиджной группы.

Каждая линиджная деревня мбунду владела своей землёй (иши) [4], в пределах которой члены нгунду совместно контролировали права на обработку земли, на ловлю рыбы в реках, на пользование пастбищами и лесами для охоты и собирательства. Так как земледельческие культуры истощали плодородие почвы и поля надо было менять, каждые несколько лет земледельцы расчищали новые участки в пределах земель своего линиджа по системе переложного земледелия. Линидж мог пригласить чужаков жить с ними и вместе пользоваться природными ресурсами, но такие люди всегда оставались чужаками и не могли передавать свои личные права наследникам. Линидж организовывал и руководил коллективной охотой с палом, которая устраивалась в конце каждого сухого сезона. Таким образом, наибольшие социальные единицы, так же как и локальные единицы, в общих чертах совпадали с генеалогическими группами мбунду. Совокупность нгунду оставалась стабильной на протяжении длительного времени, и каждый нгунду был связан со своей, точно определённой иши.

Однако каждый отдельно взятый мбунду передвигался с места на место согласно порядку, принятому в матрилинейных обществах, когда замужние женщины данного линиджа проводили весь период деторождения вдали от своих родичей, живя в деревнях своих мужей и воспитывая там детей, принадлежавших к их собственному линиджу. Девочки, родившись в деревнях отцовского линиджа, обычно оставались там до брака, а затем переходили к родичам мужа. Частые посещения деревни брата их матери позволяли им поддерживать контакты с их собственными нгунду и готовили их к возможному возвращению «домой», что случалось, если они больше не могли рожать детей, становились вдовами или разводились. Большинство женщин не жило в деревне собственного линиджа до самой старости. Мальчики возвращались в деревню своего нгунду значительно раньше сестёр. Они также росли среди сородичей отца, но по достижении половой зрелости обычно переходили к своим собственным родичам в деревню братьев матери, где и оставались до конца жизни, входя в ядро мужчин, связанных матрилинейными узами. Их жёны и дети (все — члены других нгунду) жили с ними в цветущую пору их жизни, но затем покидали их: женщины старели, дочери выходили замуж, а сыновья уходили жить к своим дядям. Такой порядок постоянного передвижения людей, с точки зрения генеалогических групп, означал, что члены каждого линиджа рождались и росли вдали от деревни своего линиджа, но по достижении определённого возраста возвращались в неё, причём мужчины возвращались раньше женщин".

Маразм абсолютизма.

Джеймс Скотт показывает, как работала система налогообложения в абсолютистской Франции XVII в. 

"Косвенные налоги — акцизы на соль и табак, пошлины, продажа лицензий, тоговля чинами и титулами — были излюбленными формами налогообложения; ими было легко управлять, они требовали немного (или вовсе не требовали) информации о владении землёй и доходе от неё. Освобождение от налогов дворянства и духовенства подразумевало, что большая часть земельной собственности вообще не облагалась налогами, бремя которых перекладывалось на состоятельных горожан, фермеров и крестьян. Общинная земля, хотя и была жизненно важным ресурсом для сельской бедноты, тоже не приносила никаких доходов.

Любому исследователю абсолютистского налогообложения бросается в глаза, сколь безумно изменчиво и несистематично оно было. Джеймс Коллинс обнаружил, что главный прямой земельный налог, taille, часто не платился вообще, никакое сообщество не отдавало больше трети того, что с него причиталось. В результате государство обычно полагалось на исключительные меры, чтобы восполнить нехватки дохода или оплатить новые расходы, особенно на военные кампании. Корона взыскивала «принудительные ссуды» в виде ренты и платы за отчуждение прав (rentes, droits alienes) в обмен на обязательства, которые она могла выполнить, а могла и не выполнять; она продавала должности и титулы (venalites d ’offices); она облагала налогами печи (fouages extraordinaires); и, что самое скверное, определяла войска на постой непосредственно в населённых пунктах, тем самым часто разрушая целые города. Постой войск как обычный способ финансового наказания соотносится с современными формами систематического налогообложения, как арест и четвертование потенциальных врагов короля (так поразительно описанные Мишелем Фуко в начале книги «Надзирать и карать») — с современными формами систематической изоляции преступников".

Какой удивительный маразм! У французского короля дворяне и духовенство имели львиную долю земельной собственности, и при этом не платили налоги, но с предпринимателей и фермеров драли три шкуры. И как при таком маразме не быть революции?! Она и случилась в 1789 году. Как говорится, терпение народа не безгранично. 

На примере абсолютистской Франции хорошо видно, что собой представляет государство. Это корпорация (или "междусобойчик") нобилей, часто при этом состоящих в близкородственных связях. Неразрешимая дилемма заключается в том, что корпорация всё время расширяется (за счёт, например, многочисленных любовниц нобилей и их детей, которых тоже надо пристроить где-нибудь на "тёплом месте"), однако "кормовая база" корпорации не безгранична.

Об идеальном государстве и примате культуры.

Автор текста — hyperboreus.

Каким должно быть идеальное государство? Этим вопросом человечество озабочено как минимум с эпохи Платона. Платон считал, что нужно максимально зарегулировать, обложить правилами и обязанностями граждан, чтоб не продохнуть, тогда будет порядок. Ему вторил Мор, автор "Утопии". В двадцатом веке мы убедились, что подобная зарегулированность, тотальная организация и контроль, абсолютизация государственных функций порождает непомерное зло: ленивых, пассивных людей-винтиков, не способных ни на что творческое и самостоятельное, потому опасных даже в индивидуальном состоянии, а тем более в коллективном.

Так каким должно быть подлинное, человечное государство? В идеале — никаким, то есть отсутствующим или минимальным.

Фактор, который способен организовать толпу людей в нормально функционирующее, развивающееся общество, давно известен — это культура и три её ипостаси: религия, искусство, философия. Именно культура наделяет человеческую жизнь смыслами, даёт ей оправдание и цель, занятие по душе да и, собственно, саму душу. Люди, исповедующие живой принцип культуры, преданные ему, способны организовать самостоятельно свою жизнь так, чтобы решались и вопросы быта, и прочие второстепенные вопросы, чему в истории было множество примеров (особенно в религиозных общинах).

Государство в подобной самоорганизации чувствует угрозу и конкуренцию, поэтому всеми силами стремится перехватить функции культуры, замкнуть их на себя, подменить живые ритуалы культуры искусственными государственными церемониями. Разумеется, всё, к чему оно прикасается, тут же искажается и деградирует, будь то государственная религия (церковь), государственное искусство (китч для масс), государственная философия (идеология). Живая же община низводится до животной массы, той самой, которая некогда и самоорганизовалась благодаря культуре. Тем самым государство по самой своей природе напрочь враждебно культуре и вообще человеку как таковому. Не может быть хорошего государства, ибо всё хорошее даёт только культура.

В связи с этим становится понятно и в чём неправ анархизм, если он выступает против государства ради политической самоорганизации людей. Никакая политическая организация, рождённая сиюминутными целями, решением временных, бытовых проблем, не даёт человеку экзистенциального удовлетворения, не наделяет его бытийными целями, следовательно, не способна быть ведущим началом, центром организации. Речь может идти только о культурном анархизме, самоорганизации культурой, в культуре и ради культуры. Всё остальное заведомо обречено.

Разумеется, культурное общество не создать по мановению руки. Бессмысленно загонять людей в культурный фаланстер хоть кнутом, хоть пряником. Подобно всякому живому организму, для культурного сначала должна быть подготовлена почва и сформировано зерно, которому затем надлежит медленно прорастать, прежде чем дать какие-то плоды. И на этом пути ожидает немало трудностей и неудач. И всё же труды будут вознаграждены. Когда-нибудь культурный анархист, глядя вокруг, уверенно скажет: Imperium delendum est, государство — ничто, культура — всё!

Источник

Инстинкт, государство и культура.

Есть ли кошачий бог или кошачья богиня? Поразмыслив, можно ответить утвердительно на этот вопрос: да, у кошек имеется своё кошачье божество.

У кошек есть инстинкт, и в этом смысле кошка всегда верна своему кошачьему "богу" (или "богине"); она не может выйти за рамки своего поведения, обусловленного животными инстиктами, и "беспредельничать".

У человека инстинктивное поведение заменено культурным поведением. Но это так лишь в теории, а на самом деле многие люди, отчалив от берегов животного инстинктивного поведения, так и не причалили к берегам сугубо человеческого, культурного поведения. И они болтаются в таком "межеумочном" положении, которое ярко и лаконично описал поэт Г. Р. Державин: "Я царь, — я раб, — я червь, — я бог!" 

Понятное дело, что если большинство людей в обществе ведут себя в соответствии с культурными нормами, то такому обществу вовсе не требуется государственная "надстройка". Самый простой и понятный пример общественной жизни без государственных "помочей" являют староверы; они вполне самодостаточны, и государство им требуется примерно так же, как собаке — пятая нога. 

Отсюда можно вывести правило: чем меньше культуры, тем больше государства. Государство со своим Уголовным Кодексом является заменителем культуры: УК заставляет некультурных людей соблюдать приличия в обществе, под страхом штрафов или тюремного заключения.

В государстве имеется Конституция, и, в принципе, Конституция, как Основной Закон, — это заменитель животных инстинктов. Законы вообще, и Основной Закон в частности, предназначены для того, чтобы люди не "беспредельничали". И в этом смысле закон для людей является тем же, чем инстинкт для животных. Можно сказать, что государство с его законами является "богом" современного общества. У кошек "бог" — это инстинкт, а у людей — государство. 

Когда у людей имеется государство-"бог", иные "боги" ему, в общем, и не требуются. 

Такое государство "скрепляет" людей подобно тому, как железные обручи скрепляют доски бочки. Беда лишь в том, что если государственные "обручи" по какой-либо причине ослабевают или исчезают вовсе, то "доски" рассыпаются в разные стороны. Потому что "доски" не умеют и не могут сами, самостоятельно собираться-формироваться в различные структуры. Нет у них навыков культурного поведения. И поэтому "доски", предоставленные самим себе, не знают, что делать, и ностальгируют по железным обручам, скреплявшим их в бочку.    

Чичимеки, франки, ордынцы и прочие гоги и магоги.

С 200 по 500 годы н. э. город-государство Теотиуакан доминировал над всей Центральной Мексикой. А в период между 600 и 650 гг. н. э. город пал. Учёные считают, что его захватили свирепые дикари-чичимеки, кочевавшие в степях на севере нынешней Мексики и на юге США. Раскопки показали, что захватчики разграбили гробницы и тайники с предметами, считавшимися драгоценными (либо хранившие предметы культа), изуродовали или разбили многие священные статуи и барельефы, сожгли все деревянные строения.

«Великая богиня Теотиуакана» (настенная роспись)

"Чичимеки", как «Дамоклов меч», нависают над каждой культурой. Они, как вирусы, испытывают социальный организм на здоровье: здоровое общество легко преодолеет вирусную инвазию, а больное будет стёрто с лица земли.

В истории Древнего Рима "чичимеками" оказались франки, маленькое и ничего не значащее германское племя. Как спину верблюда ломает последняя соломинка, так и франки совершили вторжение на территорию Римской империи, когда она уже "дышала на ладан". Был у римлян и гениальный полководец Стилихон, и несметные легионы воинов, но римская власть окончательно разложилась и представляла собой "гадюшник", в котором чиновники больше думали о сохранении собственной жизни и богатств, чем об организации обороны. Они и убили Стилихона, так как занимали неподобающие им места в государстве и боялись, что на волне народного триумфа победитель варваров даст им коленом в зад (см. Защитник вечного города Флавий Стилихон). А закончилось всё тем, что римская культура сохранилась лишь в Венеции да отчасти в монашеских кельях Ирландии, а вождь франков Хлодвиг воцарился на обломках империи, и в средневековых хрониках все европейцы уже именовались "франками" (особенно в эпоху Крестовых походов).

В истории Хорезма "чичимеками" были ордынцы Чингисхана. Я читал, что у хорезм-шаха армия была значительно больше, чем у Чингисхана, но он боялся отдавать все свои войска под командование одного полководца. Видно, он тоже развёл у себя при дворе "гадюшник" и боялся заговора в армии. В результате Чингисхан перещёлкал, как орешки, один за другим все гарнизоны хорезм-шаха, размещённые в разных городах Средней Азии.

О криминальной субкультуре.

Тименчик В. М., Бутовская М. Л. и Буркова В. Н. в статье "Иерархия и социальные стратегии в подростковых коллективах: колония для несовершеннолетних" пишут следующее:

"Основным принципом тюремных законов является отрицание законов официальных. Следует признать, что криминальная субкультура порождена культурой официальной (!) и находится в антагонистических отношениях с ней. В криминальных и асоциальных группах существует резко отрицательное отношение к официальным правилам, нормам и порядкам (Пирожков, 1994), а внутренние тюремные нормы — это вызов обществу, государству, властям, администрации тюрьмы, "фраерам", не знающим тюремной жизни, словом — это нормы "активных изгоев" (Ефимова, 2004). Иерархия криминальной субкультуры в высшей степени жёсткая, основанная на массе запретов и ограничений, прежде всего в отношении низкостатусных членов группы".

Интересная картина получилась у авторов сего пассажа! По их словам, "криминальная субкультура  находится в антагонистических отношениях с официальной", однако при этом (sic!) "иерархия криминальной субкультуры в высшей степени жёсткая". Тут, на мой взгляд, "неувязочка" выходит. Официальный культ — это культ государства и "вертикали власти"; следовательно, реальными антагонистами официальных порядков должны быть анархисты, которые отрицают иерархию. Но не тут-то было! В тюрьме нет никакой анархии, там, наоборот, царит жёсткая иерархия. То есть, по сути тюремное общество образует "государство в государстве". Ну, это можно сравнить с бандой Стеньки Разина. Если б казаки сумели закрепиться на южном побережье Каспийского моря во время персидского похода, Разин стал бы местным царьком. А так он — бандит. Но при этом он же и потенциальный царь, если вдруг "подфартит". Емельян Пугачёв называл себя царём Петром III. В этом смысле, тюремное общество — "теневой кабинет министров". Поэтому криминальная субкультура не является подлинной альтернативой официальной культуре ни в политическом смысле (реальной альтернативой государственной "вертикали власти" является анархия, ну или такое государство, которого почти не видно, как, например, США в первые годы своего существования), ни в культорологическом смысле (здесь противоположностью официальной патриархальной культуры является матриархат).

Также интересно, что, по словам авторов статьи, "структура отношений в женских колониях несколько иная. Воровские понятия и законы проникают в женскую среду в крайне ослабленном виде. В женских камерах и колониях отношения менее жестоки. Воров в законе и опущенных здесь нет". 

Загрузить бы все эти данные в неангажированный "искусственный интеллект", да и спросить его, какой пол больше подходит для руководства человеческим обществом — мужской или женский. Я думаю, что вопрос этот чисто риторический, так как ответ вполне очевиден. 

Государство как "антисистема".

"В классическом феодализме система жила за счёт природы-матушки, которая нахаляву давала крестьянину зерно, а феодал в свою очередь грабил крестьян", - говорит greenorc в записи Ну и о насущном :).

А раньше, до классического феодализма, разве было иначе? Если взять, к примеру древний Шумер III тыс. до н. э., то мы увидим там всё то же самое. Сначала там произошла экспансия неолитической земледельческой культуры, с северо-запада на юго-восток, с Армянского нагорья до побережья Персидского залива, вдоль по течению рек Тигр и Евфрат. Потом в местечке под названием Эриду к земледельцам "подселились" шумеры, как позднее римляне "подселились" к этрускам, на границе их Двенадцатиградия.

Рим (Roma) в нижнем правом углу

Есть такие паразиты, типа клещей, которые впиваются в тело животного или человека и питаются его кровью. Точно такими же "клещами" были шумеры и римляне. Римляне, по отношению к этрускам, представляли собой "антисистему", если использовать терминологию Л. Н. Гумилёва. По Гумилёву, антисистема — это «система, выполняющая по отношению к данной противоположную функцию». Например, раковая опухоль растёт, разрушая и убивая организм, который её «питает». Римляне, присосавшись к этрускам, разрушили их Двенадцатиградие. Шумеры, присосавшись к субареям, уничтожили города носителей убейдской культуры. 

Меня всё время подмывает назвать государство "антисистемой", так как государство, по отношению к традиционным родоплеменным обществам, выполняет противоположную функцию. Где заводится государственный червь-паразит, там приходит в упадок и умирает общинная жизнь, ибо, конечно, общинное самоуправление несовместимо с царской "вертикалью власти".  

"М" и "Ж" в мировом политическом пасьянсе.

greenorc в записи "О левом мировоззрении", предельно упрощая и утрируя весь политический спектр политических идеологий и движений, относит правые партии к "мужским", а левые - к "женским". 

"Посмотрите, - говорит он, - как ярко проявляются ещё в совершенно детском возрасте различия между мальчиками и девочками. Мальчики играют в войнушку. Бегают с пластмассовыми пистолетиками, играют в солдатиков, в компьютерные стрелялки, в футбол (та же войнушка, только в профиль). А ещё мальчики интересуются автомобилями - знают названия всех марок, обычно. А девочки наряжаются в те самые платьишки, делают себе причёсочки-бантики, крутятся перед зеркалом и ждут от мамы и папы комплиментов "ты самая прекрасная, настоящая принцесса, у тебя самое красивое платье!". А ещё девочки играют в кукол - одевают их, кормят, укладывают спать, воспитывают и тд.

Почему мальчики играют в войнушку? Потому что природная психика мужчины - это психика суверена. Играя в войнушку, они реализуют свою потребность в независимости, это игра в самозащиту. Отсюда же интерес к автомобилям - свой независимый способ передвижения, свой личный, приватный "корабль".

Почему девочки наряжаются в платья и крутятся перед зеркалом? Природная потребность понравиться кому-то. Потребность в позиции субдоминанта, младшего. А в куклы они играют, реализуя потребность в позиции доминанта, старшего. Отсюда природная же женская программа - выйти замуж, которая в случае успеха получает продолжение - завести ребёнка. То есть, получить свою личную социальную властную микросистему, позволяющую находиться в обеих ролях - субдоминанта и доминанта.

Вот это и есть разница между правым и левым мировоззрением, только в переносе уже на социум в целом. К чёрту рацио, его здесь нет и в помине. Одним хочется чувствовать себя автономными, независимыми, самостоятельными. Другим - частью большой семьи, где все живут совместно, все делают сообща, где старшие заботятся о младших, а младшие подчиняются старшим". 

Back To Matriarchy.

Мой интерес к матриархальным обществам в немалой степени объясняется попытками найти хорошую альтернативу современному общественному устройству. Что это устройство отнюдь не идеально, - козе понятно. У всех здравомыслящих людей "кипит разум возмущённый", когда они сталкиваются с узаконенными глупостями и несправедливостями. 

Если столь велики злоупотребления государственной властью, то, естественно, возникает интерес к до-государственным обществам. А как они там раньше жили без царей-самодуров?

Вот, возьмём, к примеру, носителей трипольской культуры. Не имея государства, то есть "аппарата насилия в руках господстующего класса", и не имея господ, как они там наказывали преступников? Я подозреваю, что их просто изгоняли из общины, но у меня нет веских доказательств. 

Полис и государство: два "модуса операнди" человечества.

Идущий на улице дождь вынудил меня сидеть дома. Читаю труд Елены Хаецкой "С точи зрения Карфагена"... 

Она правильно пишет, что "ассирийцы первыми создали классический тип государства: с регулярной армией, имевшей единообразное вооружение, господством титульной нации, единым законодательством и централизованным управлением провинциями, включением в состав соседних царств (к примеру, Египет в 671 г. до н.э.).

Финикия пошла принципиально другим путём, поставив приоритетной целью не политическое влияние, а коммерческую выгоду. В конце концов, всё на этом свете можно купить и от всего откупиться — как полагали финикийцы, — но эта доктрина переставала работать, когда речь шла о столкновениях с «большими парнями», для которых на первом месте стояло столь нерациональное и убыточное мирское честолюбие, которому не место в деловой практике.

Бизнес и желание прославиться в качестве великого завоевателя — две вещи несовместные".

Да, это очень актуальное для настоящего времени замечание. 

Как мы знаем, государства возникают там, где образуются большие "человейники": десятки и сотни тысяч людей трудятся на плодородных почвах речных долин, и при этом неизбежно возникает управленческий аппарат для координации работ. В этом смысле полисы можно назвать "недогосударствами", так как в них не образуется "критической массы" людей для создания государства. 

Основная причина женской эмансипации.

Современное социально-бюрократическое государство взяло на себя часть извечных мужских функций – защиту (полиция, закон) и добычу (распределение соц. благ, рабочие места). Тем самым патерналистское государство стало своего рода "мужем" для женщин. Таким образом сложилась парадоксальная ситуация: в "патриархальном" государстве женщина легко может прожить и без мужа-"патриарха". Собственно говоря, женская эмансипация явилась неизбежным следствием появления современного государства.

 

Советские цензоры на защите светлого царского образа.

В знаменитом фильме "Иван Васильевич меняет профессию" советские госцензоры вырезали ряд сцен.

Видите ли, цензорам не понравился образ царя в комедийном ключе. Советским цензорам, Карл! Идейным наследникам тех коммунистов, которые в 1918 году без суда и следствия расстреляли царя Николая II и всю его семью. Это говорит о том, как сильно изменилась советская власть в СССР всего за несколько десятилетий: от лозунгов "Долой монархию!" до защиты от поругания светлого царского образа. В насмешках над царями советские цензоры усмотрели насмешки над генсеками, тем самым косвенно подтвердив их незаметное перерождение в "красных царей". Можно сказать, что в СССР ко времени брежневского "застоя" революционный дух полностью "выветрился" и обнажил неизменный со времён рюриковичей и ордынских ханов царский "постамент", на котором держится вся государственность. Весьма показательно, что советская госцензура связала благополучие режима с незыблемостью этого тысячелетноего патриархального "постамента".

У памятника Александру III, Ленинград, 1924 год.

 

Размышления у креста.

На этой картине итальянского художника Renato Guttuso (1912-1987) на первом плане изображён не Иисус Христос, а один из разбойников, распятых вместе с ним. 

Полезно иногда смотреть на привычные картины под иным углом зрения. При этом открывается нечто такое, что прежде не замечал или на что не обращал внимание. 

Можно ведь убить по-разному. Например, от ненужной кошки можно избавиться, отрубив ей голову топором. А можно подвесить, привязав её проволокой к потолку, и пусть она там висит и корчится много дней.

Несколько лет назад я прочитал о том, что где-то на островах Тихого океана ныряльщики за жемчугом ловят акул, заталкивают им в раскрытые пасти морских ежей и отпускают их обратно в море. Акулы никак не могут потом "выплюнуть" тех ежей, и умирают мучительной смертью. 

Очевидно, ныряльщики таким образом устрашают акул: типа, берегитесь, твари, не попадайтесь нам на глаза, а то и с вами то же самое будет!

Здесь надо заметить, что слово «террор» происходит от лат. terror — страх, ужас. Филиппинские ныряльщики — это террористы по отношению к акулам, потому что они наводят на акул страх и ужас.

Ну а Римское государство? Можно ли его назвать террористическим за то, что оно практиковало столь ужасные казни? Я думаю, каждый сможет ответить на этот вопрос сам.
 

хорошо сказано

"Из всех тоталитарных нарушений прав личности при смешанной экономической системе призыв на военную службу, наверное, – самое страшное. Это надругательство над правами. Военный призыв отрицает фундаментальное право человека — право на жизнь — и устанавливает основной принцип тоталитаризма, согласно которому жизнь человека принадлежит государству, и государство может потребовать пожертвовать ею в войне. Если принимается этот принцип, всё остальное — лишь вопрос времени. Если государство может заставить человека рисковать жизнью или здоровьем в войне, которую объявило по собственной прихоти, цели которой он не может не то что одобрить, но даже понять, если для того, чтобы послать его на нечеловеческую муку, не требуется его согласия, тогда, в принципе, в этом государстве отрицаются все права, и его правительство не является защитником граждан. Что же в таком случае оно защищает?"

Айн Рэнд (Алиса Зиновьевна Розенбаум)