Чрезвычайно интересное наблюдение над российско-советской интеллигенцией высказывает Р.С. Черепанова в статье "Материнство и отцовство в системе ценностей отечественной интеллигенции".
"Для русского интеллигента, - говорит она, - семья означает увеличение материальных расходов и затрат времени, отрываемого от творчества, поэтому ценность семьи (в отличие от ценности дружбы, любви, родства душ) в интеллигентском этосе невысока. Кроме того, поскольку свобода и самовыражение личности находятся в этой системе ценностей на первом месте, семьи интеллигентов довольно непрочны".
И вот, в интеллигентской среде возникает семейная модель, которая "опирается на радикальный и поверхностный вариант просветительства (на «полупросвещение», по известному выражению Пушкина). Мы найдём её у Радищева и Герцена, у Толстого и Чернышевского, у Ленина с его специфической интерпретацией коммунизма [1]. С позиций этого вульгаризированного просветительства, идеальный ребёнок – это сирота, а главный принцип его воспитания – свобода (включая её последствия, в том числе и негативные). Коммуна Макаренко вырастает на этой почве не случайным экспериментом, а закономерным продолжением просветительских проектов по выведению идеального человечества. Любая семья с этой точки зрения ограничивает свободу личности, поэтому в ходе общественного прогресса так или иначе должна исчезнуть".
Интересно получается: если "бытие определяет сознание", то и специфический интеллигентский быт определяет особую семейную модель, в которой всяк сам по себе. И затем эта специфически интеллигентская модель распространяется, в качестве социального эксперимента, на всю советскую Россию.
Автор статьи "Про советский детский сад" пишет:
"И в ноябре 1917 года принят закон, “Декларация по дошкольному воспитанию”. Он гарантировал малышу право на образование и воспитание, а его родителям был порукой в том, что им за это не придётся отдавать ни копейки. Уже в 1918 году на одном из педагогических факультетов появляется дошкольное отделение. С 1919 года вопрос о создании “сети дошкольных учреждений: яслей, садов, очагов и т.п., в целях улучшения общественного воспитания и раскрепощения женщины” ставится ребром. С лёгкой руки Ильича эти заведения именуются “ростками коммунизма”: тем самым вождь отметил их немалую роль в построении идеального государства. С раскрепощением женщины всё понятно: отныне “Товарищ мама” имела полное право вкалывать за станком от рассвета до заката (а то и внеурочно), но при этом получала абсолютно все права и свободы для реализации себя, любимой, как личности. Во внерабочее время, разумеется. Равная мужчине, добытчица — не жизнь, а малина. С этим вроде понятно, а вот фраза “общественное воспитание” имеет гораздо более глубокий смысл, чем кажется на первый взгляд. Во-первых, она переводит разного рода гувернанток и нянечек в класс буржуазии, тем самым клеймя их позором — это ведь не общественное, а индивидуальное воспитание! А во-вторых, отныне подрастающее поколение с младых ногтей впитывало социалистические идеи, училось ходить строем, кушать — что и все, одевать — что и все, и мыслить в строгом соответствии с установленным регламентом".
 |
| Первый пионерский парад. Москва, СССР, июнь 1924 года. |
------------------------------------------------------------------------------
[1] См.: Пустарнаков В.Ф. Философия Просвещения России и во Франции: опыт сравнительного анализа. М., 2002. 341 с.
