"Детушки" Матери богов.

Служитель Кибелы именовался «кибебос», как мужская ипостась богини, а её верховный жрец в Пессинунте именовался Аттисом (Polyb. XXI. 20). Аттис было обычным именем этого жреца (Polyb. XXI. 37). В развалинах Пессинунта была найдена обширная переписка пергамских Атталидов с одним из таких Аттисов.

Но вот что удивительно: Аттис обычно изображается в виде ребёнка. Точнее говоря, в виде мальчика, очень похожего на девочку.

Статуэтка Аттиса. Найдена недалеко от г. Эдирне в Турции, в древнем Адрианополое. 2 век, Лувр, Париж.

В связи с этим любопытно взглянуть на слова Лукиана касательно жрецов Кибелы:

"двусмысленная загадка двойственной природы, они не остались тем, кем родились, и не приобрели качеств того пола, в который перешли... Они считаются детьми — и одновременно успели стать стариками, даже недолгое время не побыв мужчинами" (Диалог "Amoribus", в русском переводе "Две любви". Пер. С. Ошерова).

Когда ученики спросили Иисуса: кто больше всех в Царстве Небесном, то Он, поставив дитя посреди них, сказал: "Если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное…".

Интересно также отметить речевые обороты в "Страдах" Кондратия Селиванова, предводителя русских скопцов:

"Привели меня в Тулу и посадили меня на крепком стуле. И препоясали меня шелковым поясом железным, фунтов в пятнадцать, и приковали меня к обеим стенам, и за шейку, и за ручки, и за ножки*, и хотели меня тут уморить. И было завсегда четыре драгуна на часах; и в другой комнате сидели мои детушки трое, которые на меня доказали, и было сказано поутру сечь их плетьми. Но мне их стало жаль, и я со креста сошёл, и все кандалы с меня свалились, а драгуны в это время все задремали и меня не видели, как я прошёл. И я своих детушек нашёл и говорил им: «Детушки, не бойтесь. Ничего вам не будет, и будете отпущены. А я уж один пойду на страды за всех своих детушек, прославить имя Христово и победить Змия снова, чтоб он на пути не стоял и моих людишек не поедал». И тут меня хватились, и все злые удивились, а иные устрашились, и по всем местам бросились. И нашли меня на дворе; и я по двору гуляю: из желез я ушёл, а со двора не пошёл. Отец Небесный мне не велел, и приказал мне сию чашу пить: мимо меня одной нейтить" (Источник).

Василий Розанов говорит, что Селиванов, по самоощущению, - девушка. Не стану спорить с этим, но добавлю от себя, что, называя своих "братьев" и "сестёр" по вере "детушками", он, очевидно, и сам был большим ребёнком.  

----------------------------------------------------------------------- 

* «Поясок», «ручки», «головка», «шейка», «ножки» — всё это говор какой-то институтки о себе, невольные выражения изнеженной пансионерки... Откуда это?! Не из воспитания, — мужицкого. Это всё из натуры: Селиванов — девушка! вот чего он не знал о себе; и сорвал с себя мужские детородные органы, не только ему совершенно не нужные, но и противоречившие всему его самоощущению, гадкие, противные. См. о «галлах» древности в начале «Людей лунного света». —В. Р.
 

Древнеримское "хлыстовство".

Кто хорошо осведомлён в том, что собой представляет русское христоверие ("хлыстовство"), не может не поразиться обилию аллюзий в нижеприведённом стихотворении Катулла.

Тут, конечно, надо отдать дань глубокого уважения этому древнеримскому гению, который в свои молодые годы так глубоко и проникновенно понимал культ Кибелы.

"По морям промчался Аттис на летучем, лёгком челне,
Поспешил проворным бегом в ту ли глушь фригийских лесов,
В те ли дебри рощ дремучих, ко святым богини местам.
Подстрекаем буйной страстью, накатившей яростью пьян,
Оскопил он острым камнем молодое тело своё.
И себя почуял лёгким, ощутив безмужнюю плоть,
Окропляя тёплой кровью кремнистый выжженный луг.
Он взмахнул в руке девичьей полнозвучный гулкий тимпан.
Это твой тимпан, Кибела, твой святой, о матерь, тимпан!
В кожу бычью впились пальцы. Под ладонью бубен запел.
Завопив, к друзьям послушным исступлённый голос воззвал:
«В горы, Галлы! В лес Кибелы! В дебри рощ спешите толпой!
В горы, Галлы, Диндимены госпожи покорная тварь!

Презирая дар Венеры, оскопили вы свою плоть.
Веселитесь, быстро мчитесь, пусть взыграет сердце в груди!
Порадейте в честь богини! Поспешите, Галлы, за мной!"

(Перевод А. И. Пиотровского)

Здесь и "корабль" христоверов, плывущий по волнам житейского "моря", и "проворный бег" радеющих, и духовное опьянение ("Благодать Св. Духа, - говорили христоверы, - напояет нас как бы пивом; от сего благодатного пива сердца наши исполняются веселием Духа Святого, и мы, будучи упоены Св. Духом, как пьяные, приходим в радостное и святое исступление"), и оскопление (скопчество, как массовое явление, произошло из "хлыстовства"), и особая "лёгкость" в теле (по наблюдениям самих "людей Божиих", ощущение лёгкости и восторженной радости есть следствие их долгих постов. "Раз, когда я выдержал пятидневный пост, - говорил один христовер, - мне далась такая лёгкость, что и я плясал"), и девичья натура Кондратия Селиванова, предводителя русских скопцов...

Но имеются параллели и с культом Диониса, что указывает на сходство Аттиса и Диониса.

Культ как энтелехия игры.

"Культ по сути своей — человеческое мероприятие, в котором боги, если того пожелают, принимают участие: они «вселяются» в изготовленные человеком культовые статуи, или, если выразить то же самое в терминах позднеегипетской теологии, слетают (в форме ба) с неба на эти статуи.

Культ привлекает божественные силы на землю, или, если выразиться точнее (не прибегая к типичным для позднеегипетской теологии метафорам «верха» и «низа»), он делает их досягаемыми для человека. Когда культ прекращается, боги уходят и остаётся только материальный субстрат их былого присутствия — пустая, неодушевлённая форма. Культ соответствует локальному измерению божественного присутствия, но он представляет собой не столько ответ богу, сколько обращённое к нему приглашение и постоянное возобновление контакта", - говорит Ян Ассман.

Ба-а-а! Да это же чистой воды хлыстовщина!

Радеющий всей душой желал "в небо улететь" и оттуда "птицу райскую сманить", то есть привлечь к себе благодать Св. Духа. Иногда Дух Святой "накатывал" на христоверов не сразу, и поэтому радения часто продолжались далеко за полночь, а в некоторых случаях и всю ночь, до рассвета. Во время самого сильного "разогрева" радеющих вдруг где-то, среди них, раздавался голос: "Идёт! Дух Святой идёт!" Услышав эти слова, старец-кормщик кричал в ответ: "Иди, Дух Божий! Иди, Батюшка!" Все разом останавливались и искали среди себя пророка; а пророк в это время уже "блажит", то есть "глаголет новыми языками".

О языческих боговоплощениях.

Ф. Ф. Зелинский показывает, как из древнегреческого язычества рождается своеобразное "хлыстовство":

a. Александр [Македонский] признаётся сыном Зевса-Амона, Селевк — сыном Аполлона; это вполне в духе древнегреческой религии. Точно так же ведь и Минос признавался сыном Зевса, и Ион афинский сыном Аполлона; это давало им право на героизацию после смерти, вот и всё.
 
b. Тот же Селевк (допустим это) получил после смерти героические почести в основанной им Селевкии; это опять-таки в духе той же древнегреческой религии. Постулатом была вера, что просветлённая душа этого «героя-ктиста» живёт в его всеми почитаемой могиле, как могучий дух-хранитель основанного им города.
 
c. Он в ней (допустим и это) получает не героические, а божеские почести. Это значит, что ему надлежит приносить жертвы не ночью, а днём, не на «очаге», а на алтаре и т. д. Постулатом была вера, что душа покойного не заключена в его могиле, а вознесена к богам на Олимп, или в эфир. Отсюда легенды о птицах — орлах или коршунах, — поднявшихся с костра, где сжигались останки покойного, таковая или сама была его душою, или уносила её.
 
d. Ему эти самые почести воздавались уже при жизни. Теологически это трудно было мотивировать, но психологически объясняется легко, как предварение, льстивое с одной стороны, тщеславное — с другой. Во всех этих случаях новый бог или герой чествовался под своим собственным именем; но вот нечто новое.
 
e. Птолемей I с женой после смерти получают божеский культ как «боги-Спасители», Селевк — как «Зевс-Победоносец» и т. д.: следует заметить, что терминология тут последовательна, что никогда не говорится официально о «боге Птолемее», о «боге Селевке», а именно только о «боге-Спасителе», о «Зевсе-Победоносце». Вот это действительно новшество; как это объяснить? Разгадку даёт нам второй случай. Очевидно, Зевс частью своего естества воплотился в Селевке, он стал его душою; в момент смерти эта душа оставила тело Селевка, которое отныне покоится в могиле, сама же она вознеслась на Олимп; чествуют, поэтому, бога «Зевса-Победоносца». Но как же понимать это воплощение Зевса при продолжении его деятельности как царя Олимпа? — Да так же, как и службу Марии-привратницы (Marie la touriere) в христианской легенде, обработанной Метерлинком в его «Сестре Беатрисе»: бог и вездесущ и бесконечно делим. — А как Зевс-Победоносец, он остаётся в связи с Селевком? — В сознании людей, да; так же, как Зевс Додонский пребывает в связи с Додоной, несмотря на одновременное существование Зевса Олимпийского.

f. И с этой точки зрения даже полный апофеоз — т. е. воздавание богу-Адельфу, богу-Эвергету и т. д. соответственных почестей при их жизни, покажется не нелогическим предварением, внушённым лестью или тщеславием, а вполне последовательным развитием догмата. Раз признано, что в Птолемее III воплотился бог, которого люди, не зная его подлинного имени, назвали богом-Благодетелем, то не только позволительно, но и необходимо было воздавать этому богу соответственные почести уже при жизни того бренного тела, которое он избрал своим временным местопребыванием. Здесь только в сознании людей блеснул новый религиозный догмат: появление бога во плоти и его пребывание в ней до её разрушения смертью. Благодаря почину Птолемея Филадельфа, религия эллинизма обогатилась новым догматом, и религиозное сознание людей стало свыкаться с мыслью, что бог может избрать себе земным местопребыванием тело человека от его рождения вплоть до его смерти.

Матриархат = гинекократия + культ Богини.

Школьная "училка", как правило, собственного мнения не имеет (или не выражает его при детях). На работе в школе она является "ретранслятором", или "передатчиком" государственной идеологии.

Отсюда понятно, что передача властных полномочий в женские руки, в принципе, ничего не меняет. Гинекократия (от греч. γῠνή «женщина» + κράτος «власть») ничем не отличается от андрократии (от греч. ἀνδρός «мужчина» + κράτος «власть»). Германо-русская императрица Екатерина или германо-британская императрица Виктория не дадут соврать.

Стало быть, матриархат не равняется гинекократии. Гинекократия является только предварительным условием для наступления матриархата, который может и не наступить.

Для наступления матриархата необходимо наличие сугубо "женского" мировоззрения, поставленного в ранг культа. Тогда школьные "училки" были бы выразительницами присущего им мировоззрения, а не "повторюшками" государственной пропаганды. При таком раскладе, где собрались бы двое или трое женщин, там и матриархат среди них появился бы.

Надо сказать, что в настоящее время сугубо "женское" мировоззрение имеет лишь самые зачаточные формы. Феминизм на роль цельного мировоззрения никак не "тянет". В РуНете нет ни одного феминисткого блога или паблика, который поставил бы перед собой задачу создания "корпуса" матриархальных знаний. В целом, феминистское движение, каким я его вижу глядя из России, чаще всего представляет собой ситуативные реакции на внешние раздражители. Кто-то где-то "ущипнул" женщину, в ответ — крики негодования: "мужики — такие", "мужики — сякие"... А как создать такое общество, где мужчины боготворили бы женщин, - феминистки не знают и знать не хотят. 

К реконструкции культа Мокоши.

"В христианский период реликты культа Мокоши частично перешли в образ почитаемой святой Параскевы Пятницы. Процесс слияния языческих богов с христианскими святыми — нередкое явление, наблюдаемое на многих примерах. Опираясь на элементы поклонения Пятнице в народной культуре, можно частично восстановить некоторые особенности культа языческих времён.

Для начала надо отделить образы св. Параскевы Иконийской (иначе называемой Параскевой Пятницей), великомученицы III века, и «другой» Параскевы, являющийся мифологизированным образом, куда более древним, уходящим корнями в языческое прошлое.

Такое разделение проводит ещё фольклорист начала XX века С.В. Максимов. «По народным представлениям, прощи находятся под особым покровительством св. «Пятницы» — не той св. мученицы греческой церкви, пострадавшей за Христа при Диоклетиане в Иконии, в 282 году, <…> а иной, особенной, своей, и поныне обретающейся в живых и действующей», — писал он [10, с. 229].

Прощами (от «прощение грехов») назывались заветные места, часто рядом с водой, не признаваемые церковью за святые, но которые, тем не менее, были местами народного паломничества. То, что места поклонения Пятнице связаны с водой, — не случайно. В древних поучениях против язычества Мокошь упоминается в тесной связи с этой стихией. Имя Мокоши неоднократно встречается рядом с вилами — похожими на русалок духами прекрасных сладкоголосых девушек с крыльями. Позднее деревянные изображения святой Пятницы, «унаследовавшей» элементы культа Мокоши, также ставились непременно у водоёмов. В Белоруссии существовал обычай молиться о дожде именно святой Пятнице. Вода из ручьёв, родников и колодцев, связанных с Пятницей, считается целебной.

«Если перенесём наши наблюдения выше, на север, — пишет С. Максимов, — то и здесь найдём немало таких же прославленных родников, привлекающих толпы богомольцев. Например, в 5-7 верстах от реки Мсты, возле погоста, называемого «Пятницей», из-под пригорка бьёт сильный родник, скопляющий в колодезном срубе воды столько, что можно тут искупаться. Родник этот прославился бесчисленными случаями чудесного исцеления больных, и ежегодно, в 10-ю пятницу после Пасхи, здесь устраиваются крестные ходы. Высоко над толпою вздымаются носилки с большою киотою, в которою поставлено деревянное изваяние иконы св. Параскевы-Пятницы, несомое над головами народной толпы, длинной цепью, склонившейся на коленях» [10, с. 226].

Интересно, что древнейшие изображения Пятницы — преимущественно скульптурные, «идольные», то есть выполненные из дерева. Это нетипичная черта православной иконографии и один из признаков дохристианского происхождения обычая" (Источник).

Параскева Пятница, XVI век, Великий Новгород, Софийский Собор. Взято из ЖЖ отсюда: http://petit-helene.livejournal.com/22185.html
 

Хасиды и "хлысты".

Читая статью Дмитрия Полюховича "Как хасиды украинский язык «освятили»", я отметил много параллелей между хасидами и христоверами ("хлыстами"). 

«Хасидский танец», худ. Г.Гольд

"На украинской земле родился хасидизм с его напевами, бесшабашными плясками и радостью служения Всевышнему".

"Любопытна история о том, как основоположник хасидизма Баал Шем Това (БЕШТ) жил отшельником в пещере, питаясь только лепёшками из пресного теста, подсушенного на раскалённых солнцем камнях. Для иудаизма отшельничество нехарактерно, но именно во времена БЕШТА на Галичине и Подолье оно стало популярным, и в каждом урочище можно было найти беглеца от суетного мира".

Далее автор рассказывает про появившиеся в XVIII веке хасидские нигуны («напевы», — иврит), вписавшиеся в концепцию служения Богу с радостью. "Это специфическая манера исполнения почти без музыки, но с ритмическим хлопаньем и даже художественным свистом. Отсутствие инструментального сопровождения объясняется  исполнением нигунов преимущественно в шабат, когда запрещено играть на инструментах. В большинстве случаев напевы представляли собой просто набор мелодичных звуков. Считалось, что благодать нисходит на исполнителей в виде различных тонов, а не слов, поэтому ритмические хлопки плюс лишённое смысла «ля-ляканье» быстро вводили прихожан в состояние транса. Кроме того, любая песня рано или поздно заканчивается, а «ой-йой-йой-ой…» можно тянуть бесконечно.

Неолитические корни "хлыстовства".

Эрика Бургиньон усматривает существенную разницу между шаманским трансом, или "трансом видений", распространённым преимущественно среди мужского населения обществ собирателей, охотников и рыболовов, и "трансом одержимости", характерным преимущественно для женского населения раннеземледельческих обществ и связанным с воплощением в человеке другой, более сильной личности (духа или бога) за счёт утраты своего "я".  

Оргиастические формы экстаза в земледельческих культах плодородия условно можно отнести к трансу одержимости — постольку, поскольку они были ориентированы на акт приятия божества (А. А. Пелипенко, В. М. Хачатурян. Экстатические ритуалы, техники и временные изменения субъекта в религиозной истории // Субъект во времени социального бытия: историческое выполнение пространственно-временного континуума социальной эволюции / Отв. ред. Э.В. Сайко; Ин-т всеобщей истории РАН. - М.: Наука, 2006, с. 569-586).

Вот как глубоко уходят корни русского христоверия ("хлыстовства")! По учению "хлыстов", Бог однажды воплощался в Иисусе и может ещё вополощаться неопределённое количество раз, смотря по духовно-нравственному достоинству людей, - "жил, живёт и будет жить Христос, новый, но всё тот же, так же взятый из народной среды, из нищеты и бедности" (Материалы к истории и изучению русского сектантства и старообрядчества. Вып. 4: "Новый Израиль". - СПб., 1911, с. XLVI).

Теперь понятно, почему в "кораблях" христоверов женщины занимали выдающееся положение: они были и "кормщицами", и "пророчицами", и "богородицами".

Радение женщин. Литография из Исследования о скопческой ереси Даля. 1844

 

Русские "аборигены".

"По верному замечанию Р. и К. Берндтов, при характеристике культуры народа особое значение имеет та деятельность, которую люди (в массе своей) совершают сверх необходимого для поддержания жизни. У [австралийских] аборигенов, в отличие от обществ, стоящих на более высоком уровне экономического развития, почти вся деятельность сверх необходимого связана с духовной жизнью.

Очень большое значение имеют религиозно-магические обряды. <...> Своим священным обрядам аборигены отдают массу сил и времени. Не случайно во многих австралийских языках связанная с тотемическими культами деятельность обозначается словами, соответствующими нашим "труд", "работа"", - пишет О. Ю. Артёмова в своей монографии "Личность и социальные нормы в раннепервобытной общине (по австралийским этнографическим данным)".

Здесь нельзя не отметить поразительное сходство между австралийскими аборигенами и нашими отечественными "аборигенами", "людьми Божиими", коих называют христоверами (или "хлыстами" в православном сектоведении). Дело в том, что свои радения христоверы называли "работой Израилевой". Радения, по учению христоверов, имеют весьма важное значение; они служат тем же целям, что и пост, то есть имеют целью ослабление и измождение плоти. Радение - то же, что труд, усилие, совершаемое в религиозных целях; радеющий всей душой желает "в небо улететь" и оттуда "птицу райскую сманить", то есть привлечь к себе благодать Св. Духа. 

Радение начинал кормщик "корабля" (или "христос", если таковой имелся на "корабле"), который выходил на середину избы и, начав кружение, запевал:

"Уж вы, детушки мои,
Порадейте за меня,
Бога ради порадейте!
Не жалейте вы плотей -
Тех нечистых свиней!
Ради Бога порадейте,
Своим потом облейте
Матушку сыру землю!.."

За ним следовали другие, и таким образом составлялся большой круг; радеющие сильно топали ногами в один шаг, махали руками, дышали сильно и отрывисто все разом, с топанием ног, а когда, наконец, чувствовали в себе особую лёгкость и особое опьянение (которое понималось как наитие Духа Святого), начинали бегать всё быстрее с пением стиха:

"Богу порадейте,
Плотей не жалейте,
Марфу (т. е. плоть) не щадите,
Богу послужите!"

Иногда Дух Святой "накатывал" на христоверов не сразу, и поэтому радения часто продолжались далеко за полночь, а в некоторых случаях и всю ночь, до рассвета. Пот лился с радеющих градом; платье промокало так, что "нигде нет сухого места"; пол смачивался потом, точно после дождя (по этой причине христоверы называли радение "баней возрождения").

 

О церковном "мужикизме".

Римский историк IV века Аммиан Марцеллин и церковные писатели приписывали введение обычая оскопления вавилонской царице Семирамиде. Но это, конечно, чушь и вздор. Евнухи существовали уже в III тыс. до н. э., задолго до Семирамиды. Скопчество связано с появлением царских гаремов. Никто лучше евнухов не мог охранять царские гаремы, не возбуждая ревности господина. Поэтому скопчество, естественно, связано с мужской "вертикалью власти", оно является следствием патриархальных отношений. Разделение мужчин на "тузов" и "шестёрок" позволило первым обращать в рабство последних и делать над рабами всё что им вздумается, в том числе и скопить их.

Ernest Normand. The Bitter Draught of Slavery