Само-бытие.

Глядя на картину Юрия Володина «Монах» (2009),

я подумал: а возможно ли само-бытие человека? 

Ну, то есть, без живого общения с людьми я легко обхожусь и не испытываю никакой потребности в таком общении. Но при этом я же каждый день читаю книги, пишу всякое-разное в своём бложике...

А если попробовать жить как этот монах-отшельник на картине? Кажется, что он тяжело переносит своё одиночество...

Меня же интересует другое: как соотносится "качественность" души с само-бытием человека? Не происходит ли деградация умственных способностей в одиночестве? — Кажется, нет, если почитать жизнеописания знаменитых "робинзонов". 

А что, если человек лишится зрения и слуха? В таком состоянии "градус" само-бытия значительно повышается, ибо человек формально уподобляется мертвецу. Покойники же, как известно, не видят и не слышат, не получают никакую информацию извне. Посмертное состояние можно было бы назвать идеальным само-бытием человека.

Меня, однако, "терзают смутные сомнения"... Мне кажется, что посмертного само-бытия не существует, ибо при смерти исчезает "самость" и связанные с ней феномены личности и индивидуальности. Само-бытие предполагает наличие "Я", однако древнегреческие мифы говорят нам, что воды загробной реки Леты смывают память человеческую. 

Культура есть память — по определению русского семиотика Юрия Лотмана. Если это верно, то также верно и обратное: без памяти нет культуры. А без культуры нет человека. Стало быть, посмертное само-бытие невозможно.

Очевидно, без метафоры воды здесь никак не обойтись. Само-бытие человека можно уподобить капле дождя: пока капля падает с неба на землю, - всё О.К., но как только она упадёт на землю, она перестаёт быть отдельной каплей, она утрачивает свою "самость" и сливается с другими каплями, образуя единый водный поток. Как "все дороги ведут в Рим", так же и все потоки, в конечном итоге, попадают в мировой Океан.

На картине Юрия Володина очень много воды. Сама картина нагнетает пессимизм, но вода привносит струю опримизма. "Не горюй, монах, и не переживай за своё само-бытие, ибо оно является каплей в океане Бытия". 

Когда прошлое и настоящее встречаются лицом к лицу.

 

Водолаз встречает греческую статую в затонувшем городе Гераклион возле берегов Александрии в Египте.

Момент открытия в 2004 году погребальной маски возрастом около 3500 лет. Из гробницы Джехути, Карнак, Египет.

Эта монументальная фигура была обнаружена в марте 1912 года в Тель Халаф.

И напоследок немного юмора: встреча в Мезоамерике не лицом к лицу, а попой к лицу.

К вопросу о причинах неолитической революции.

"В Египте храм был центром гражданского муниципального управления. Все горожане периодически исполняли обязанности жрецов храма; они образовывали корпус «жрецов-почасовиков», ежемесячно сменявшихся и по очереди несших храмовую службу [1]. «Жрецы-почасовики», то есть все горожане, подчинялись верховным жрецам храма, а те, в свою очередь, — номарху или царскому чиновнику", - говорит Ян Ассман.

И далее следует многозначительный текст, который позволяет глубже заглянуть в тот исторический процесс, который называется "неолитической революцией". Как кочевники, охотники-собиратели "прикреплялись" к одному месту на земле? Очевидно, что на каком-то этапе их боги оказывались "связаны с местной почвой, «укоренены» в ней. Подобно им, и люди фараоновской культуры не просто не были кочевниками, но возвели осёдлость в принцип, чуть ли не в Summum Bonum [2]. Высшую цель жизни они видели в том, чтобы быть погребёнными в городе, где родились".

То есть, надо полагать, что "неолитическая революция" произошла в результате ментального переворота. Может быть, строительство ритуального комплекса в районе Гёбекли Тепе было одним из первых следствий того переворота. Ну, а иудейство, в таком случае, надо считать одним из последних "аккордов" процесса, растянувшегося на несколько тысячелетий. Евреи долго скитались-мыкались по полупустыням между Вавилоном и Египтом и наконец они осели на "земле обетованной".

С одной стороны, говорят, что будто бы "неолитическая революция" была вызвана объективными причинами, то есть, сокращением поголовья диких животных, на которых охотились мезолитчики. Им, банально, нечего стало жрать, и лишь поэтому они занялись земледелием и скотоводством. Но, с другой стороны, судя по археологическим исследованиям кухонных отходов земледельческих поселений Старой Европы в эпоху неолита, в некоторых поселениях дичь составляла более 40% потребляемой пищи. Даже в Средневековье литовские леса изобиловали дичью. "В Литве диких зверей больше, чем во всём христианском мире. Так как леса там большие, то во множестве попадаются и ловятся крупные звери: буйволы и лесные быки, которых они на своём языке зовут турами или зубрами, дикие ослы, лесные кони, олени, лани, газели, козы, кабаны, медведи, куницы, белки и другие породы зверей" (Матей Меховита. 1517 год).

Перефразируя проф. Преображенского из "Собачьего сердца" М. Булгакова, можно сказать: "Следовательно, (неолитическая) революция не в клозетах, а в головах". Сознание определяет бытие, а не наоборот.

---------------------------------------------------------

[1] Это напоминает "царственное священство, народ святой" из 1Пет. 2:9.

[2] высшее благо (лат.) 

Египетские "иераполисы".

По мнению Яна Ассмана, древние египтяне верили, что боги живут в храмах. В принципе, такая идея не чужда и христианству. Я имею в виду "сошествие" Духа Святого на апостолов в маленькую горницу на окраине Иерусалима. Конечно, сходить откуда-то и куда-то приходить могут только ограниченные конечные существа, а не вездесущий Дух. Духу неокуда нисходить и некуда приходить. Все эти выражения о "сошествии" и "нисхождении" Св. Духа употребляются по нужде и слабости выразительных средств нашего языка. Где Дух Святой ощутительно являеет своё присутствие, туда, по нашим понятиям и выражениям, Бог как бы "приходит". Возможно, древние египтяне считали, что боги не живут, а лишь "присутствуют" в храмах.

"Египетский мир богов имел локальное измерение: эта фраза означает, что, по разумению египтян, боги реально присутствуют на земле. Как представляли себе подобное присутствие? Прежде всего, как господство. Царство египетских богов целиком и полностью относится к «миру сему». Они живут в своих храмах по праву землевладельцев, как собственники земли, принадлежащей этим храмам. В Египте храмам принадлежала большая часть земли. Она либо обрабатывалась храмовыми служащими, либо сдавалась в аренду. Храмы не платили государству никаких податей, ибо сами были государственными хозяйствами. Царь делал им пожертвования, но зато и распоряжался их доходами. Сколь велики бы ни были подарки храмам, царская казна не оскудевала. «Государство» и «церковь» ни в хозяйственном, ни в чисто понятийном плане не были разделены. Напротив, понятие «государство» подразумевало именно совокупность владеющих землями храмов и их богов. Эта мысль отчётливо прослеживается, например, в царских ритуалах принятия на себя власти (коронация) и обновления власти (праздник юбилея, или хеб-сед). В обоих случаях царь выполняет ритуальные действия перед собранием богов страны. Это они — собственники земли — должны признать царя своим представителем. Они воплощают страну как политическую общность.

Точно так же, как совокупность богов воплощает политическое понятие «Египет», каждый отдельный — владеющий землёй — бог воплощает понятие «город» [1]. Египетский город всегда является городом какого-то бога. Выражения типа «Город  Амуна», «Город Тота», «Город Птаха» настолько однозначно подразумевали, соответственно: Фивы, Гермополь и Мемфис, что греки переименовали подобным образом большинство египетских городов — заменив имена местных богов греческими эквивалентами. Так, «Город Амуна» стал «Диосполем», «Город Мина» — «Панополем», «Город Хатхор»— «Афродитополем», «Город Тота» — «Гермополем», «Город Анубиса» — «Кинополем» (потому что Анубиса изображали в виде собаки), «Город Упуата» — «Ликополем» (из-за волчьего облика Упуата), и, по тому же принципу, «Город Собка» превратился в «Крокодилополь».   По-египетски все эти города назывались совершенно иначе. Но, тем не менее, греческие названия верно передают суть египетского понятия «город»: ведь город здесь мыслился именно как область правления одного из богов. <...> В локальном измерении «близости к богу» боги предстают как городские боги, а города — как города богов. Однако не только понятие, но и реальный облик города определяется его функцией быть местопребыванием бога, который этим городом правит. Египетские города, как правило, не были окружены стенами. Укреплённые стены возводились только по периметру храмовой территории, которая включала дом бога и хозяйственные постройки. Храмы с их стенами и бастионами возвышались наподобие замков посреди плоской равнины и даже зрительно воспринимались как центры поселений, концентрировавшихся вокруг них.

Неудивительно, что для древнего египтянина понятие «город» имело в первую очередь религиозный смысл. Жить в городе — значило находиться поблизости от бога, который этим городом управляет. Принадлежность к какому-то городу была равносильна «принадлежности», подчинённости его городскому богу. В Египте каждый человек имел «свой» город и, следовательно, «своего» бога: он «служил» этому богу, а тот о нём заботился. Любовь к своему городу и к родине были религиозно обусловлены, вытекали из связи между богом и человеком".