Экспансия греков-ахейцев в Анатолию.

"Если до середины XV в. до н.э. Милет, основанный выходцами с Крита и в своих внешних связях ориентированный на этот остров, представляет яркую картину минойской культуры на анатолийском побережье, то под 1450-1440 гг. до н.э., почти сразу после занятия критской столицы Кносса ахейцами и включения острова в сферу микенского влияния, в истории Милета наступает новая эпоха. Город перестраивается, воздвигается крепость, храм Афины, появляются характерные для Греции дома с большим центральным залом-мегароном, а также типично ахейское скальное захоронение в каменных камерах. На Родосе в середине XV в. до н.э. гибнет минойское поселение в Иасосе, и следом на этом острове, а также на Косе, Самосе и Хиосе и, вероятно, на соседних участках побережья, в Клазоменах, Эритрах и карийском Книде, утверждаются микенские пришельцы. 

Итак, с середины XV до середины XIV в. до н.э. наблюдается изменение этнокультурной ситуации во всём очерченном регионе. Захватив Крит, ахейцы сразу же распространили свою экспансию на связанные с «царством Миноса» восточноэгейские острова и прибрежные города, прежде всего Милет, а далее, в течение столетия, утвердились в ряде пунктов на протяжении от Лесбоса (поселения в Терми и в Антисе) и южной Эолии на севере до позднейшего карийско-ликийского пограничья на юге. К середине XIV в. до н.э. по обе стороны Эгеиды звучала греческая речь. В Анатолии укоренилась греческая культура, ахейский стиль жизни, включая местное производство микенской посуды" [Цит. по: Гиндин Л.A., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. С. 48-49].

Очень интересная ситуация наблюдается на северо-западе полуострова. Если в слоях Трои VI - Трои VIIб I начиная с XVI в. до н.э. прослеживается множество микенских сосудов, что определённо говорит о тесных связях Троады в течение почти 250 лет с ахейским миром, то южнее на 200 км от Трои до ахейского поселения в Питане лежит пространство, на котором до настоящего времени не обнаружено никаких микенских изделий.

Мне кажется, греков-ахейцев было не так уж и много, и все они благополучно расселились в благоустроенных жилищах минойских поселений. А где не было таких жилищ, там они и не селились. Они, подобно вшам, любили обжитые места. И вообще, - какого хрена они припёрлись в Анатолию?! Пахали бы землю в степях Украины, выращивали бы просо да ели бы пшёнку со сметаной, как я делаю.  

Змеиный культ и идея священности жилища.

С. А. Ситникова в статье " Реликты змеиного культа в тверской традиционной культуре" приводит пословицу «Жена да муж — змея да уж» и далее пишет:

"Тексты многочисленных народных преданий о двух змеях, живущих в одном доме и оберегающих хозяйку и хозяина, зафиксированные исследователями в XVIII–XXI вв., представляют собой поразительное, практически буквальное совпадение по смыслу с текстами орнаментов на неолитических глиняных табличках-моделях жилища и на сосудах, изображающих двух змей, соприкасающихся головами и образующих единую спиралевидную или меандровую фигуру".

Да, действительно, в неолитической Трипольской культуре был очень широко распространён змеиный мотив "инь-ян".

С. А. Ситникова говорит, что в эпоху неолита у древних осёдлых земледельцев появилась идея священности жилища и домашнего очага. Параллельно с этой идеей появился и змеиный культ, а следовательно, и традиции изображения змеек на жилище, как и вообще спирально-змеиного орнамента, в котором прочитывается идея об охранной функции змеи, покровительствующей женщине, хозяйке дома. 

охранница

Улыбка на лице как "паспорт" человека.

"... В начале же жизни стоит ещё более удивительное: улыбка - высшая ступень смеха, его венец — играет на губах новорожденного младенца. Казалось бы, следуя порядку естественности, младенец, обнаруживающий столько "умения" в искусстве плача, должен был бы столь же умело и свободно смеяться. Однако этого нет: он не смеётся, не хохочет, а лишь улыбается - мягко и безмятежно, будто узнал какую-то важную, всё объясняющую тайну. В каком-то смысле он её действительно узнал, ибо именно улыбка, а не плач впервые открывает перед ним дверь в мир человека. Animal ridens - "смеющееся животное", это не менее точно определяет сущность человека, нежели привычное Homo sapiens, здесь И. Хёйзинга безусловно прав, ведь если простейшие интеллектуальные действия животному уже доступны, то ничего похожего на смех — подлинный смех, мы у него не найдём" (Л. В. Карасёв. "Философия смеха"). 

Как я уже установил для себя, ребёнок — это "ревёнок", "тот кто ревёт", и в этом "рёве", плаче, ребёнок сходен с животными, например, с котятами, которые тоже "ревут", плачут, когда рядом с ними нет мамы-кошки. Значит, "рёв", плач — это нечто фундаментально-вселенское, что присуще всей твари на земле. А вот улыбка свойственна лишь людям. Улыбка на лице — один из критериев, по которому я отличаю людей от "нелюдей". В этом смысле, когда С. Дробышевский и иже с ним антропологи говорят о каком-то "человеке", жившем на земле миллионы лет назад, надо задать им простой вопрос: а мог ли ваш "человек" улыбаться, смеяться? Вы не знаете? Тогда вы не учёные антропологи, а пустомели и пустобрёхи.

Да, и с этой точки зрения уже совершенно по-иному видятся античные коры, надгробные памятники в архаической Греции (ок. 660—480 до н. э.).

Marble statue of a Kore, created by an Attic sculptor in 520-510 BC. Acropolis Museum, Athens, Greece.

Ведь это же аналогия улыбки младенца, перед которым открывается дверь в мир сей, мир посюсторонний. После смерти перед душой человека открывается дверь в мир потусторонний, и кора (которая является изображением души человеческой) улыбается так же как дитя.