И. Бахофен во втором томе своего "Материнского права" (138-148) пишет:
"Исида именуется учредительницей права и всякого законодательства. То, что имеет божественное происхождение, не может подвергаться произвольным изменениям со стороны человека: положение, на которое как на божественное основание государственного права неизменно ссылается римский патрициат в ответ на учения, выдвигаемые плебейством (Ливий, История Рима от основания города, XXXVIII, 48; Цицерон, Тускуланские беседы, IV, 1; его же, О природе богов, III, 5). Хотя отправление правосудия и находится в руках мужчины, однако источником права, из которого он черпает, является мать. Мать (поскольку Осирис считается также её сыном, Лактанций, Божественные установления, I, 21) становится выражением высшей Justitia [1], которая с любовью и беспристрастностью разделяет свои дары всем между всеми рождёнными ею детьми. Праматерь предстаёт здесь пред нами такой же, какой мы её уже видели ранее в других её проявлениях: как носительницу мира, примирения, справедливости. Исида полагает конец войне — занятию мужчины, — даруя вместо неё мирный источник средств к существованию: мореплавание и торговлю. Она же является и учредительницей права, которое упорядочивает торговлю и позволяет всякому спокойно наслаждаться своими богатствами. Диодор (Историческая библиотека, 1,14) говорит: "Они говорят, что Исида также установила законы, в соответствии с которыми люди поступают правосудно друг с другом и под страхом наказания удерживаются от противозаконного насилия и бесчинства. По этой же причине древние эллины называли Деметру Законодательницей, поскольку законы впервые были установлены ею". Этим объясняется тот культовый обычай, о котором упоминает Апулей (Метаморфозы, XI, 10; Vol. 1, р. 262. по изд. Ed. Bipont). Во время процессий в честь Исиды четвёртый жрец несёт искажённое изображение левой руки, именуемый iustitiae manus: "Четвёртый показывал символ справедливости в виде левой руки с протянутой ладонью, — она слаба от природы, ни хитростью, ни ловкостью не одарена и потому скорее, чем правая, может олицетворять справедливость: он же нёс и закруглявшийся, наподобие сосца, золотой сосудик, из которого совершал возлияние молоком". Здесь также наглядно прослеживается отмеченная выше связь между правом и питающей материнской природой. Тот же самый жрец несёт и manus aequitatis [2], и наполненный молоком золотой сосуд в форме женской груди. Материнство проявляет себя здесь двояким образом: оно вскармливает своих детей молоком и с величайшей справедливостью распределяет между ними земные блага. Как mater [3] она есть также и aequitas [4]: одно понятие здесь переходит в другое; в выборе левой руки Апулей видит выражение умонастроения, чуждого всякой calliditas [5], всякой solertia [6]. В этом образе он, несомненно, раскрывает перед нами господствовавшее тогда понимание этой символики, а не выражает своё частное мнение. Однако изначально выбор левой руки имел более общее значение. Левая сторона есть сторона женская, правая — мужская".
Далее И. Бахофен пускается в многостраничное истолкование символики левой руки, что мы, конечно, пропускаем, ибо и без Бахофена давно всем известно о соотнесённости левой стороны с женским принципом.