Немезида с плетью и её жрицы.

Немези́да, или Немеси́да (др.-греч. Νέμεσις «возмездие») в древнегреческой мифологии — крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и нравственных порядков (из Википедии).

"Её серебряную корону украшали олени, а с пояса свешивалась плеть", - сообщает Илона Камад в своей монографии "Обрядовая сторона культов Древней Греции (М.: Издательство "Институт общегуманитарных исследований", 2006).

В связи с этим я сразу вспомнил про скифскую диадему.

Скифская золотая диадема из Кургана Хохлач под Новочеркасском, 5 век до н. э.

 

Ясное дело, что диадему с оленями носила на голове какая-то скифская женщина. Может быть, жрица или царица. Однако интересно, что с пояса Немезиды свешивалась плеть, а плеть, как мы знаем, это элемент наказания за совершённые преступления. 

Археологами были найдены и более простые женские головные уборы скифов.

Древо жизни из Кобяковки. Кобяков курган.

Как закон связан с женщиной?

Отдельные части крупного поселения, в особенности города, назывались «концами». Это были своего рода «районы», нередко самоуправляющиеся, с развитой внутренней организацией и очень самостоятельные. Летописи и иные документы минувших эпох рассказывают нам, как, например, новгородские концы по своей инициативе созывали общегородское вече для решения того или иного вопроса. Концы издревле соперничали друг с другом. Между ними проводились «спортивные» состязания в молодечестве – кулачные бои «стенка на стенку» (в Древней Руси это были не «пьяные побоища», а именно спорт и даже зачастую – ритуальное действо). Концы нередко выступали как политические партии, призывая к назначению или смещению посадника (об этом должностном лице только что говорилось), а то и князя. Доходило дело и до вооружённых столкновений между недовольными друг другом концами. И с большой вероятностью можно предположить, что горожанин, зашедший в чужой конец, чувствовал себя не вполне уютно…

Каково же происхождение термина «конец»? На первый взгляд всё понятно: «конец» – значит окраина, удалённая от центра часть города. Но вот в Старой Руссе был конец, называвшийся «Серёдка». Случайно ли?

Оказывается, всё не так просто. Учёные-этимологи утверждают: «конец» восходит к древнейшему корневому слову «кон», породившему в современном языке массу производных значений, зачастую – взаимоисключающих.

Исследователи переводят «кон» так: «предел, начало, конец». Древние люди вкладывали сюда понятие изначальности, вечности, замкнутого круга, порядка, границы-межи. В самом деле: «исКОНный» – первоначальный, древнейший; «испоКОН веку»; «КОНова?» – и здесь же: «КОНчить», «сКОНчаться»: «КОН его пришёл» – кто-то умер. А словом «КОНдовый» на Русском Севере обозначали самый лучший, крепкий, могучий строевой лес, живущий, кажется, вечно. Нелишне вспомнить «поКОН» – «обычай» и всем известный «заКОН». С ними, видимо, связан «КОН» как место для игры в старинную лапту, бабки, городки, а также «КОН» как обозначение игровой партии: «сыграть один кон», «поставить на кон».

«Кон» – начало, мерило всего, бессмертие, вечность – изначально был связан с женщиной. Учёные возводят «кон» к древнейшему, индоевропейскому обозначению женского чрева, дарующего начало жизни детям, а человечеству в целом – продолжение рода, бессмертие, вечность. Это прослеживается на материале многих языков: например, английское слово «cunt» и однокоренное ему русское (в обоих упомянутых языках это древнее слово перешло в разряд бранных и найти его теперь можно только в специализированных словарях).

Так что нет ничего странного в том, что «коном» в старину называлась большая группа людей, тесно связанных между собою. Первоначально, конечно, имелась в виду родственная группа, в дальнейшем – любое общество, сборище, сходка. Вот откуда «коновод»: это вовсе не тот, кто «водит коня», это – зачинщик, затевала, способный повести за собой «кон» – людской сбор. Отсюда же, по мнению учёных, «канючить» – просить, клянчить что-то перед массой людей…

Итак, городской «конец» – это не окраина, а место, где живёт «кон» – сплочённая группа людей, в древности – кровная родня. А также место, где действует «кон» – закон, суд общины.

Между прочим, «кон» породил и такие понятия, как русский «князь», древнескандинавский «конунг», английский «кинг» (король), польский «ксёндз» и подобные им термины, обозначавшие «начальников» – светских и духовных.

(Фрагмент из книги М.Семёновой "Мы - славяне!")

О миротворческой роли женщин в архаических обществах.

Елена Викторовна Фадеева в статье "Женщина "между миром и конфликтом" у коренных народов Нижнего Амура и Сахалина в конце XIX – начале XX вв." пишет:

"У многих коренных жителей Амура и Сахалина считалось, что только дядя по матери, а также её двоюродные братья и сёстры могли выручить племянника из любой беды, в какую бы он ни попал. Когда гусин и эукэн (тётка, двоюродная сестра матери) оставляли племянника в своём доме, укрывали его, то чужие люди уже не могли убить его без отягчающих обстоятельств, так как в этом случае их преступление становилось ещё более тяжким. По этой причине противники никогда не преследовали врага в доме брата или сестры его матери. Можно было только прийти в дом дяди или тёти виновного, чтобы вести мирные переговоры для выяснения всех сложившихся обстоятельств [Архив МАЭ РАН. Ф. 5. Фонд А.Н. и Н.А. Липских. Оп.4. Д. 32. Л. 4].

Привилегированное положение мужчин и женщин материнского рода по отношению к детям своих сестёр объяснялось матрилокальными связями. Покушение на родственников по материнской линии неминуемо вовлекало в конфликт ещё и материнский род. Одному роду было не под силу справиться с двумя-тремя другими союзными родами, поэтому освобождение преступника родственниками с материнской стороны обычно разрешалось мирным путём и не вызывало каких-либо осложнений [Архив МАЭ РАН. Ф.5. Фонд А.Н. и Н.А. Липских. Оп.4. Д.32. Л.4]."

Очень интересные подробности Е. В. Фадеева сообщает об обычае кровной мести. 

"В случае убийства сородичей действовал закон «око за око, зуб за зуб»: убивали столько же соплеменников убийцы, сколько было уничтожено в пострадавшем роде. «Опасность одному человеку – опасность всему роду, всему народу», - считали удэгейцы. Род виновного принимал все меры, чтобы защитить сородича, а род погибшего клялся отомстить обидчику. По неписаному закону полагалось убить лучшего человека из виновного рода в возрасте от 15 до 30 лет. Если воюющий род был малочисленным, к нему на помощь приходили родственники по женской линии. Мстители надевали праздничные халаты навыворот, обувь и головные уборы, брали копья, луки, стрелы, ножи, так как для осуществления кровной мести огнестрельное оружие применять запрещалось, и шли к поселению вражеского рода, где готовились к отражению неприятеля.

Чтобы нападающие не застали врасплох, женщины, старики и дети несли караул. С палками они ходили вокруг стойбища, прочёсывали кусты, а, обнаружив неприятеля, били его палкой по спине, прогоняя прочь от стойбища. Обнаруженный неприятель покорно переносил удары и удалялся, не оказывая сопротивления, потому что женщины, старики и дети считались неприкосновенными во время кровной мести. При межродовых войнах женщину тронуть или применить по отношению к ней физическое воздействие, обругать её или оскорбить, было тяжким преступлением. Охрана стойбища продолжалась до тех пор, пока осаждавшие не съедали продовольствие и не выпивали воду, принесённые с собой, поскольку обычай не позволял пользоваться водой, рыбачить и охотиться на территории обороняющихся". 

Я думаю: насколько же традиционные общества выглядят более цивилизованными даже во время войны, чем современное общество! 

Руины Дрездена после бомбардировки, 1945 год.

О сверхъестественных "корнях" материнского права.

И. Бахофен во втором томе своего "Материнского права" говорит о том, что "право является составной частью религии", оно есть "установление божественной воли", и, в то же время, он пишет о "материнском природном принципе", о "вещественно-женском правовом принципе". По-моему, тут Бахофен пытается соединить дога с носорогом, то есть религию и природу. Увы, мораль никоим образом не проистекает из природы, даже если природу написать с большой буквы и чтить её как богиню. В природе нет никакой морали. А если уж говорить о правах, то там царит единственное право - право сильного: "пасть порву", "моргалы выколю", и т. д.

Однако предоставим слово самому Бахофену:

"Согласно Схолии к Феокриту (Идиллии, IV, 25), во время элевсинского ήμερα της τελετής [1] процессия женщин и девушек несла священные книги законов в Элевсин. В связи с этим право представляется частью Элевсинских оргий, частью тайного учения мистерий. С этим согласуется и сообщение Нонна (Деяния Диониса, XLI, 344), где в мифе об основании Бериты упоминаются όργια θεσμών [2]. Таким образом, право является составной частью религии. Оно есть θεσμός [3]: установление божественной воли, έκ θεών δοθείς [4], как в качестве поясняющего дополнения отмечает Эсхил (Эвмениды, 392).

На эдилов как на жрецов Цереры было возложено попечение об отправлении правосудия. Многообразные их атрибуты целиком объясняются упомянутой связью с великой Богиней-Матерью. Они находятся в таком же отношении к народной общине, к рынку, зданиям, уличному движению и к отправлению правосудия, что и сама богиня. Нечто подобное можно сказать и о преторах. Они состоят в схожих отношениях с Bona Dea [5], что и эдилы с Церерой. Плутарх (Цезарь, 9) сообщает, что праздник Bona Dea всегда отмечается в доме какого-либо претора или консула. См. Плутарх (Римские вопросы, 17). Это жилище становится храмом богини, которую греки называют попросту γυναικεία θεός [6]. Bona Dea — это материнский природный принцип, которому обязана своим существованием всякая материальная жизнь, который питает её и содействует физическому, материальному благополучию народа. Она, таким образом, выступает в качестве материнской основы благосостояния всего государства, а претор и консул в силу своей связи с нею являются представителями материальной стороны народного бытия. С этими взаимоотношениями связана возложенная на этих магистратов забота об отправлении правосудия. Основой права выступает та же Праматерь, от которой исходят все материальные блага. Обязанность претора — осознать и выразить это; он — орган Bona Dea, Fauna-Fatua [7], её viva vox [8]. Благодаря такому отношению к первобытному вещественному материнству он становится способен держаться объективного aequum основанной на ius naturale справедливости, держаться опознанной в левой руке aequitas и множеством способов противостоять строгой формальной последовательности цивильного права". 

В отождествлении Bona Dea с "материнским природным принципом" — весь Бахофен. Дитя XIX века, он недалеко ушёл от своих современников, которые считали древние божества олицетворением природных стихий: грома и молнии, плодородия земли, ветра, солнечного света и воды. Но как из всего этого "вывести" материнское право, я ума не приложу. Природе — наплевать и начхать на "права человека". Разве взрыв вулкана на острове Тера (Санторин) - не дело рук природы? Этот взрыв уничтожил процветавшую в Эгеиде цивилизацию, - ну и где же здесь заботливое "вещественное материнство"?! Нет, я этого решительно не понимаю. Однако продолжим следить за мыслью Бахофена:

"В качестве γυναικεία θεός Bona Dea целиком и полностью принимает природу Фемиды, в чьих мистериях столь выдающуюся роль играет почитание женского κτείς [9], sporium muliebre [10]. Евсевий Кессарийский, Евангельское приготовление, II, 3 in fine: Θέμιδος τα άρρητα σύμβολα... κτεις γυναικείος, δς έστιν εύφήμως και μυστικόν μόριον γυναικειον [11]. Имя γυναικεία θεός лишь тогда приобретает свой точный смысл, когда в нём обнаруживается та же самая физически-чувственная взаимосвязь. Отсюда следует, что с женским κτείς и его почитанием была связана мысль не только о женском плодородии, но в равной мере и о материнском таинства права, όργια θεσμών [12]. Подобным образом связь права со своим женским первоистоком проявляется и в выражении ius quiritium [13], которое применялось исключительно к частноправовым отношениям. Ибо квириты — это римляне, взятые со своей женско-материальной стороны, с точки зрения своего материнско-сабинского происхождения и, тем самым, физического, а не государственного бытия. Женственность как носительница права проявляет себя также в лице Юноны Монеты. Суда (Лексикон, Μονήτα) идентифицирует её с Justitia in bellis [14] (ει των όπλων άνθέξονται μετά δικαιοσύνης, χρήματα αϊτούς μη έπιλείψειν [15]). Она помогает раненому воину и содействует его начинаниям (Лукан, Фарсалия, I, 380). Храм её стоял на Area M. Manlii Capitolini [16]. Покушение на свободу, которое позволил себе этот римский герой, являлось преступлением против вещественно-женского правового принципа. Посвятив Юноне то место, на котором прежде стоял дом Манлия, римляне отдали наивысшую дань уважения этому принципу (Тит Ливии, История Рима от основания города, VII, 28; Овидий, Фасты, VI, 183)".

Единственное рациональное звено у Бахофена, за которое можно ухватиться и попытаться понять истоки "материнского права", я вижу в следующем пассаже:

"Плебс (πλήθος [17]) возводится к женско-вещественному материнству, в то время как патрициат выводит своё название и высшее религиозное значение из отцовского права и понятия patrem eiere [18]. Как мать всех плебеев предстаёт и легендарная Анна Перенна из Бовилл — селения, связанного с Афродитой и родом Юлиев, — которая в скудные времена года в качестве Bona Dea и ελεήμων [19] питает свой народ горячим хлебом (Овидий, Фасты, III, 523 и след., Макробий, Сатурналии, I, 12 Силий Италик, Пуника, VIII, 50 и след). Точно так же великой покровительницей плебса выступает и Церера. С нею преимущественным образом связана плебейская община, подобно тому как в Афинах народные собрания находятся в теснейшей связи с Деметрой. Храму Цереры она доверяет хранение своей казны, сюда же передаются законы и постановления сената, чтобы обезопасить их тексты от искажений Тит Ливий (История Рима от основания города, III, 55). Собрания общины проводятся под защитой Цереры". 

Итак, в скудные времена года Bona Dea питает свой народ горячим хлебом. А ведь могла бы и не питать! 

Венера в законе.

И. Бахофен во втором томе своего "Материнского права" (с. 158-162) приводит высказывания античных авторов, свидетельствующих о связи Афродиты и схожих материнских божеств с правом и правосудием.

"Об Афродите Сирийской в происходящей из Англии надписи, опубликованной в Henzen-Orelli, Inscriptionum Latinarum selectarum amplissima collectio, vol. III, nr. 5863, сказано: Дева на небе во Льве, подательница колосьев, родоначальница справедливости, основательница городов. - Церера, Богиня Сирийская, взвешивающая на весах жизнь и справедливость. К этому высказыванию можно присовокупить и сообщение Кассия Диона (Римская история, XLIII, 21), согласно которому Цезарь создал свой форум, предназначенный для отправления правосудия, возле храма Афродиты, матери рода Юлиев. В связи с этим важным представляется известие Плутарха в собранных им изречениях римских полководцев (в Hütten VIII, 141), что Сципион Африканский в покорённой им Бафии (Бадахос?) вершил суд в храме Афродиты. Характер Юстиции носит афродитическая Сирийская богиня также в изображении Гигина (Мифы, 197): с Луны в Евфрат падает яйцо; рыбы выкатывают его на берег, голубки высиживают его. Отсюда вырисовывается образ теллурической Праматери, о которой сказано: "И справедливостью, и честностью превосходит прочих". О Венере Овидий (Фасты, IV, 86) говорит так: "И дарует закон небу, земле и породившим [её] волнам". В «Ночном празднестве Венеры» сказано (7): "На высоком троне завтра будет суд она [т. е. Диона] вершить" и (там же, 50): "Будет суд вершить богиня, сядут Грации вблизи" (аллюзия на consilium [1], заседающий совместно с отправляющими правосудие магистратами). Аммиан Марцеллин (Деяния, XLI, 11) именует Немезиду — столь близко родственную Афродите Рамнунтскую Матерь — causarum et arbitra regum [2].

Особого внимания заслуживает миф об основании сирийского города Бейрута, школа юриспруденции которого была знаменита ещё в императорскую эпоху и который Григорий Назианзин, сам изучавший здесь право, называет "славный город Финикии, жилище авсонийских законов" (Сократ Схоластик, Церковная история, IV, 27). Миф этот сообщает столь сведущий в азиатских религиях Нонн (Деяния Диониса, XLI, 85 и след.). Афродита-Берое предстаёт здесь матерью теллурических бездн, царицей напоённого влагой ночного неба, но при этом она является также и источником и носительницей права, учредительницей мира на земле, владычицей великой гармонии, которой исполнены небо, земля и все элементы материального творения — свойство, присущее также и праву. Без сомнения, само право было жреческим занятием, его изучение было связано со святилищами Афродиты, как медицина — с храмами Трикка и Эпидавра. Отсюда и выражение justitiae sacerdos [3], которое использует уроженец Тира Ульпиан в Дигестах (D.I.1.1.1)". 

О связи справедливости и юстиции с женским принципом.

И. Бахофен во втором томе своего "Материнского права" (с. 148-158) говорит о связи двоицы, с одной стороны, с женским принципом, и, с другой стороны, - с идеей справедливости и с юстицией, основанной на идее справедливого воздаяния за совершённое преступление.

"Базовым числом iustitia, как отмечает Фавоний (Диспут о «Сне Сципиона», V, 1), является женское число два. Ab hoc (numéro) iustitia, naturalis virtus, librata partium aequalitate diluxit [1]. Здесь число «два» как обозначение справедливости возводится к librata aequalitas partium [2], то есть, к делимости на равные половины. Та же мысль повторяется и у Макробия, Комментарий к «Сну Сципиона», I, 5: "Пифагорейцы почитают восемь символом справедливости, потому что это число — первое из всех, которое делится на две такие равные части, то есть четыре и четыре — которые, в свою очередь, можно разделить на две одинаково равные части. Получение его происходит тем же способом, то есть, умножением дважды двух на два. Такое число, — которое может быть составлено и разложено на множители и делители, равные вплоть до монады, которая уже не может быть арифметически поделена, — в силу этого равенства при делении по праву считается символом справедливости". Таким образом, число восемь, благодаря непрерывной делимости самого себя и всех своих частей вплоть до двойки, словно бы рождено быть выражением справедливости. Как numerus pariter par [3] (Исидор Севилъский, Этимологии, III, 5, 3), ίσάκις ίσος [4] ([Псевдо-]Аристотель, Большая этика, I, 1,6) восьмерица есть aequitas [5] и iustitia [6], a δικαιοσύνη [7]  по Аристотелю (Метафизика, I, 5, 2) есть πάθος των αριθμών [8]. Само слово δίκαιος [9] Аристотель (Никомахова этика, V, 4, 9) производит от δίχα, διχάζω [10], понимая его, в первую очередь, как делимость на две равные части.

Древние авторы нередко подчёркивают женский характер чётных и мужской нечётных чисел, причём такие представления в особенности приписываются пифагорейцам. Так, у нас имеется два свидетельства Плутарха (Римские вопросы, 102 и О «Е» в Дельфах, 7-8), где указывается на римский обычай нарекать имена девочкам на восьмой, а мальчикам — на девятый день от рождения и называть женщин двумя, а мужчин — тремя именами, а также отмечается супружеский характер числа пять (2+3).  

Идеи материи, принимающего начала, с одной стороны, а с другой — справедливости и безукоризненно равного разделения, являются лишь различными аспектами одного и того же материнства, так что iustitia и aequitas [11]  предстают как врождённые свойства женского природного принципа.

Диада есть число совершенно равных частей, не оставляющее ни малейшего остатка. Отсюда следует, что право, основанное на двоице, необходимым образом должно быть правом талиона. Любому злодейству в нём соответствует кара, и весы правосудия не успокаиваются до тех пор, пока обе их чаши полностью не уравновесят друг друга. 

О божественном происхождении законодательства.

И. Бахофен во втором томе своего "Материнского права" (138-148) пишет:

"Исида именуется учредительницей права и всякого законодательства.  То, что имеет божественное происхождение, не может подвергаться произвольным изменениям со стороны человека: положение, на которое как на божественное основание государственного права неизменно ссылается римский патрициат в ответ на учения, выдвигаемые плебейством (Ливий, История Рима от основания города, XXXVIII, 48; Цицерон, Тускуланские беседы, IV, 1; его же, О природе богов, III, 5).  Хотя отправление правосудия и находится в руках мужчины, однако источником права, из которого он черпает, является мать.  Мать (поскольку Осирис считается также её сыном, Лактанций, Божественные установления, I, 21) становится выражением высшей Justitia [1], которая с любовью и беспристрастностью разделяет свои дары всем между всеми рождёнными ею детьми. Праматерь предстаёт здесь пред нами такой же, какой мы её уже видели ранее в других её проявлениях: как носительницу мира, примирения, справедливости. Исида полагает конец войне — занятию мужчины, — даруя вместо неё мирный источник средств к существованию: мореплавание и торговлю. Она же является и учредительницей права, которое упорядочивает торговлю и позволяет всякому спокойно наслаждаться своими богатствами. Диодор (Историческая библиотека, 1,14) говорит: "Они говорят, что Исида также установила законы, в соответствии с которыми люди поступают правосудно друг с другом и под страхом наказания удерживаются от противозаконного насилия и бесчинства. По этой же причине древние эллины называли Деметру Законодательницей, поскольку законы впервые были установлены ею". Этим объясняется тот культовый обычай, о котором упоминает Апулей (Метаморфозы, XI, 10; Vol. 1, р. 262. по изд. Ed. Bipont). Во время процессий в честь Исиды четвёртый жрец несёт искажённое изображение левой руки, именуемый iustitiae manus: "Четвёртый показывал символ справедливости в виде левой руки с протянутой ладонью, — она слаба от природы, ни хитростью, ни ловкостью не одарена и потому скорее, чем правая, может олицетворять справедливость: он же нёс и закруглявшийся, наподобие сосца, золотой сосудик, из которого совершал возлияние молоком". Здесь также наглядно прослеживается отмеченная выше связь между правом и питающей материнской природой. Тот же самый жрец несёт и manus aequitatis [2], и наполненный молоком золотой сосуд в форме женской груди. Материнство проявляет себя здесь двояким образом: оно вскармливает своих детей молоком и с величайшей справедливостью распределяет между ними земные блага. Как mater [3] она есть также и aequitas [4]: одно понятие здесь переходит в другое; в выборе левой руки Апулей видит выражение умонастроения, чуждого всякой calliditas [5], всякой solertia [6]. В этом образе он, несомненно, раскрывает перед нами господствовавшее тогда понимание этой символики, а не выражает своё частное мнение. Однако изначально выбор левой руки имел более общее значение. Левая сторона есть сторона женская, правая — мужская". 

Далее И. Бахофен пускается в многостраничное истолкование символики левой руки, что мы, конечно, пропускаем, ибо и без Бахофена давно всем известно о соотнесённости левой стороны с женским принципом. 

Интересно.

Египетский закон, - говорит Бахофен, - запрещал казнь беременной женщины. Плутарх (Почему божество медлит с воздаянием, 7) замечает, что это правило было заимствовано и некоторыми греческими полисами.

Да, если зимой мало корма и возникает вопрос, кому в первую очередь отрубить голову, - петуху или курице, - без всякого сомнения выбирают петуха, потому что куры несут яйца. Также поступают и с быками, потому что быки только жрут и срут, а коровы телятся и дают молоко.   

 

О духах Матери-Земли (на африканском материале).

ESENIA, автор блога "Gollandia", в статье "Дух Земли" говорит, что в современной Африке существует нигерийский культ духа Земли - Ала.

Дух Земли Ала, современный рисунок

Дух Земли Ала почитает племя игбо и другие племена языковой семьи Нигер-Конго. Ритуалы связаны с танцами, целью которых является пророчество в состоянии транса.

Проблема в том, - говорит ESENIA, - что научные исследования не разделяют толком, где - дух, а где - бог. Ту же Ала европейцы называют богиней-матерью Земли; но сами африканцы считают её духом и относят к категории духов аруси.

К вопросу о землевладении в Старой Европе.

Н.А.Олленну говорил, что «среди сокровищ ганца главное - принадлежность к семье». Под понятием «семья» Олленну имел в виду родовую структуру, то есть "большую семью", линидж. И вот что интересно: согласно традиционным юридическим взглядам, семье принадлежит абсолютное право собственности на унаследованную движимость: на имущество, созданное трудом членов семьи, и на владение землёй. Олленну подчёркивает, что «основополагающая концепция землевладения в Африке, и в частности в Гане и в Нигерии, состоит в том, что абсолютное и неоспоримое владение землёй сосредоточено в руках общины». Семье принадлежит любая «реальная» собственность. К «реальной», т.е. недвижимости, он относит землю, хозяйство, плантации, строения и крупный рогатый скот. Эта «реальная» собственность, по словам Олленну, сохраняется как собственность семьи. В связи с этим, сам собою возникает вопрос о возникновении государства. Вполне очевидно, что государственные формы управления не могут утвердиться до тех пор, пока существуют "большие семьи". Конечно, государство не могло так долго утвердиться в Шотландии, и особенно в Ирландии, потому, что там существовала прочная клановая (=семейно-родовая) система. Остатки этой системы видны ещё и сегодня. В Шотландии - это традиционные костюмы, в которых отражается разделение земли на клановые территории.