14 февраля 2022

Коля и Нина.

 

В. Любаров. Коля и Нина, 1998 Холст, масло, 90 х 70 см


Фаворитизм как культурно-исторический феномен России.

Е. Е. Приказчикова пишет в статье "Фаворитизм как культурно-исторический и литературный феномен России второй половины XVIII века", что 

"термин «гинекократия» впервые использовал французский эмигрант и мемуарист Ш. Массон в «Тайных записках о России», написанных в начале XIX века и характеризующих культурно-историческую ситуацию екатерининской эпохи. Гинекратическое начало как нельзя лучше характеризует ситуацию «российского матриархата» (термин Н. Пушкарёвой) XVIII века, пик которого приходится на эпоху Екатерины II. В это время в России, по мнению Ш. Массона, «женщины уже заняли первенствующее место при дворе, откуда первенство их распространилось и на семью, и на общество».

Статусом удачливого мужчины в этом «женском» мире был статус фаворита. Он не имел аналогов в европейской практике. <...> В России мужчина-фаворит – это, прежде всего, «вельможа», т.е. человек, который действительно «много может». В идеале – это не только мужчина, которого допускают на ложе императрицы, но это ещё и полководец, и государственный деятель. Не глава партии, но исключительная личность, находящаяся «вне» или «над» партийными интересами.

Образ Григория Потемкина – фаворита-вельможи – в наибольшей степени воплощал собой мужской извод гинекратического мифа, каким он сложился в России во второй половине XVIII века. Хорошо знавший реалии русской придворной жизни, Ш. Массон так писал о Г. Потёмкине и Екатерине II: «Эти два великих характера казались созданными друг для друга: они любили друг друга и сохраняли взаимное уважение, перестав быть любовниками; политика и честолюбие продолжали связывать их тогда, когда страсть уже освободила их от своих уз».

Эта неизменно подчёркиваемая даже иностранцами необычность и исключительность Г. Потёмкина впоследствии приведёт к созданию так называемого «потёмкинского фольклора», которым, как известно, интересовался А.С. Пушкин. В этом «фольклоре», образцы которого приводили в своих записках Д. Давыдов и П. Вяземский, было много непристойного, но много и героически-возвышенного. Можно сказать, что в этом фольклоре перед нами в полной мере предстаёт уже мифологизированный образ светлейшего, являющегося наиболее полным воплощением «золотого века» Екатерины Великой. Таким образом, в культурном пространстве русской словесности творится миф о герое-фаворите, боге Марсе, служащем российской Минерве". 

Чёрт возьми, насколько же это напоминает "основной миф" матриархата про Богиню и её быкоголового героя!

"Женщины и власть в России: история и перспективы".

И. Н. Ионов в статье "Женщины и власть в России: история и перспективы", говоря о "волюнтаризме" Петра I, сравнивает его с самодуром Иваном Грозным, после правления которого страна, привыкшая к насилию и непредсказуемости власти, была ввергнута в Смутное время.

           "Образно говоря, Пётр оставил своим наследникам-мужчинам слишком большие и разношенные сапоги, чтобы хоть один из них мог ими пользоваться без ущерба для себя и страны. Угроза нового Смутного времени была вполне возможной, если бы на этот раз старые сапоги не отставили в сторону и не произвели самый радикальный из политических переворотов, использовав гендерную альтернативу. Опасаясь прихода к власти традиционалистов, подобных царевичу Алексею, Пётр повелел передавать её произвольно, независимо от родства и пола. Основой преемственности власти должна была стать приверженность делу европеизации России. Скорее всего, этот вариант престолонаследия был выбран случайно: женщин в роду Романовых оставалось больше, чем мужчин. Но значение сделанного поворота нельзя недооценивать. На общем фоне истории трёх четвертей XVIII века только женщины-императрицы, несмотря на все их слабости, противоречия, непоследовательность и зависимость от фаворитов, производят впечатление взрослых людей, под ногами которых, прячась за широкие юбки, бегают вечные мальчики-императоры. 

           Женщины, не только императрица Анна Иоанновна (1730-1740), но и Елизавета Петровна (1741-1761), были гораздо более богобоязненны, чем императоры-мужчины, и следили за соблюдением народом обрядов православной церкви, удерживая процесс распада традиций. С другой стороны, женщины на троне, подобно маткам-царицам у пчёл, способствовали "роению" дворянства вокруг них. Этому способствовал созданный в 1731 году Кадетский корпус, имевший хорошее финансирование и призванный выпускать офицеров. Фактически параллельно с падением интереса дворянства к военной службе, где все лучшие места занимали немцы, корпус стал приобретать значение учебного заведения, ориентированного на подготовку не столько офицеров армии, сколько галантных кавалеров. Уже при его основании было предусмотрено обучение фехтованию, иностранным языкам, истории, танцам, музыке «и прочим полезным наукам», перечисленным в популярном тогда руководстве для молодёжи «Юности честное зерцало» (1717), которое уже при Петре I выдержало три издания. В 1733 году при ревизии корпуса выяснилось, что подавляющее большинство слушателей занимается, кроме обязательных дисциплин, в основном указанными «галантными науками» - немецким языком (237 чел.), танцами (110 чел.) и фехтованием (47 чел.). Демократ Ключевский писал, что в этих условиях любой дворянин хотел «стать лощёным светским фатом и придворным пройдохой». Светская жизнь, постепенно теряя черты Петровской принудительности, приобретала характер борьбы дворянских партий за влияние на очередную императрицу, и связанная с ней система образования и воспитания выражали именно эту тенденцию, ведущую к культурной, а затем к политической и социальной модернизации.

          Правда, свобода светской жизни появилась не сразу. В годы правления Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны основная примета светской жизни - повиновение прихотям и слепое подражание пристрастиям императриц. Но вместе с этим в жизнь дворянства входит новая черта - относительно быстрая смена моды на одежду, популярные произведения литературы, стихи и песни, чего не было раньше. При Елизавете Петровне, обожавшей наряды и действительно менявшей платья по 4-5 раз в день, как никогда большую роль в жизни двора стали играть балы и маскарады. Присутствовать на них, по петровскому образцу, было обязательным, что проверялось гвардейцами. Придворные дамы, зачастую тоже менявшие костюм 2-3 раза в день, должны были на каждый бал являться в новом наряде.