Василики.

Василики — ещё одно раннеминойское поселение на Крите.

В его планировке угадывается будущий Кносс и другие подобные ритуальные комплексы на Крите. "Сами конструктивные приёмы, использованные строителями комплекса в Василики, например применение каркаса из деревянных балок для внутреннего крепления стен, обмазка внутренней поверхности стен красной штукатуркой, которая наряду с чисто эстетическим эффектом имела ещё и конструктивное значение, скрепляя недостаточно прочную основу стены и т. д., кое в чём предвосхищают строительную технику, применявшуюся при возведении дворцовых зданий", - сообщает Ю. В. Андреев. - "Такие детали, как предполагаемое наличие второго этажа, по крайней мере в юго-восточной части комплекса, а также светового колодца (так идентифицируется помещение № 39 в том же крыле), далее обширная вымостка вдоль наружной стены северо-западного крыла, опять- таки оправдывают сближение «дома на вершине холма» с дворцом". 

Греческий археолог Зоис установил, что большой мощёный двор (его площадь составляет свыше 400 м2), примыкающий с запада к «красному дому», был подлинным архитектурным центром всего PMIIB поселения, представляя собой некое подобие деревенской площади, к которой с разных сторон вели дороги также со следами вымостки. Ю. В. Андреев подчёркивает "первобытный эгалитаризм" Василики. "Среди его помещений нет, пожалуй, ни одного, которое выделялось бы среди всех прочих или своими из ряда вон выходящими размерами, или особой роскошью внутреннего убранства. Хотя планировка «красного» и «западного домов» уже не так стихийно хаотична, кал в Миртосе (в целом она более правильна), их архитектура отличается той же грубой простотой. В ней нет ничего такого, что могло бы указывать на особую замкнутость, элитарность обитавшей здесь социальной группы".

Да, в этом отношении Василики вместе с другими, более поздними, квазигородами на Крите, такими как Фест или Малия,

Малия

выглядит как "анти-Троя". Здесь в центре архитектурной композиции — площадка, можно сказать "пустое место", а там — царский дворец.

Троя

Дворец подразумевает самодержавие, диктатуру и тиранию, а площадка в центре поселения как бы намекает на существование демократии и заставляет вспомнить про новгородское вече.

Почему подкову вешают над дверью "на счастье"?

Ответ на этот вопрос — в статье maximus'а "Происхождение мавританской (подковообразной) арки. Ее связь с фригийскими аниконическими идолами".

"Древний символ в форме подковы и греческой буквы Ω (омега) принято считать знаком богинь-матерей. В частности, на кудуру (пограничном камне) касситского времени конца II тыс. до н.э. этот символ соответствовал имени богини Нинхурсаг («Владычица лесистой горы»), она была месопотамской «матерью богов» и «матерью всех детей». Сам символ подковы видимо изначально обозначал коровью матку, а также круглый загон для скота, куда брали коров, готовых к отёлу. Впоследствии он скорее всего стал трактоваться более широко — как знак «рождения» или «милосердия». В Древней Египте со II тыс. до н.э. этот символ появился в образе (в причёске) богини-коровы Хатхор, которая покровительствовала деторождению".

Слева, знак омега на амулете в форме скарабея. Амулеты такого рода находили в надгробиях младенцев. Вероятно, сделано в Сирии около 1750 г. до н. э. В центре, голова египетской богини-коровы Хатхор с характерной для неё причёской. Двадцать первая династия, X век до н. э. Справа, месопотамский божественный символ, связанный с богинями-матерями, в частности с Нинхурсаг. Фото: Of Omegas and Rhombs: Goddess Symbols in Ancient Mesopotamia and the Levant. Johanna H. Stuckey

 

Староассирийские (XX–XVI вв. до н.э.) изображения божеств с символами "рождения". Слева бог луны Син, справа, сидит видимо богиня Нинхурсаг, слева от неё жрица или прихожанка с символом омеги в руке.

Миртос.

Ю. В. Андреев говорит, что от поселений эпохи ранней бронзы на Крите остались лишь "рожки да ножки", так как "в большинстве случаев они просто стёрты позднейшей застройкой. Они похоронены под постройками современных деревень, занимающих в большинстве своём те же самые (топографически наиболее выгодные) места на равнине, что и их отдалённые предшественники. Тем не менее, остатки жилого комплекса в Миртосе, расположенного в восточной части острова, позволяют представить хотя бы в самых общих чертах образ жизни древнейших обитателей Крита. 

На плане в книге Уоррена (рис. 9) отчётливо виден сложный конгломерат строений, состоящий из приблизительно 90 помещений разной конфигурации (чаще всего неправильной) и вместимости. Сам автор особо подчёркивает, что открытое им поселение представляло собой «единый большой строительный комплекс», разделённый внутри двумя узкими проходами. Один из них шёл от южного входа к центру поселения, другой, пересекаясь с ним, шёл с запада на восток. «Поселение, — отмечает Уоррен, — никоим образом не кажется разделённым на отдельные дома, так как комнаты и помещения непосредственно продолжают друг друга (при этом в некоторые из них можно было попасть только с крыши). Здесь нет очевидного деления на блоки или особенно большие дома, как в планировке позднеминойских городов типа Гурнии и Палекастро». Внутри поселения Уоррен выделяет ряд помещений со специфическими функциями. Сюда относятся кладовые и рабочие помещения в северной части комплекса, помещения, которые могли использоваться для занятий прядением и ткачеством, расположенные в основном в центральной части, склады, кухня и рабочие комнаты в юго-восточной части, большие комнаты, служившие, по всей видимости, для жилья, к западу от южного прохода и, наконец, стоящее особняком помещение под № 92 в юго-западном углу комплекса, в котором Уоррен склонен видеть святилище. (Основным доводом в пользу такой идентификации этого помещения послужил найденный здесь антропоморфный сосуд, изображающий женское божество.) Всё население Миртоса составляло, согласно подсчётам самого Уоррена, что-то около 100 или 120 человек.

Некоторые из помещений комплекса были лишены крыши, представляя собой открытые площадки или внутренние дворики. В основном они располагаются вблизи от центра поселения (помещения № 30, 45 и 69). Особое внимание Уоррен уделяет помещению № 45, находившемуся на стыке двух проходов. Здесь, по его мнению, могли устраиваться общие собрания жителей Миртоса. И функционально, и в чисто архитектурном плане эта площадка может расцениваться как отдалённый прообраз центрального двора в позднейших минойских дворцах.

В своей книге Уоррен решительно оспаривает мнение Брэнигена, квалифицирующего поселение в Миртосе как «господский дом» или «усадьбу» (mansion). Сам Уоррен более склонен оценивать открытый им комплекс как поселение деревенского типа, во многом предвосхищающее такие поселения более позднего времени, как Гурния («прото-Гурния»). Планировка Миртоса «предполагает социальную организацию, основанием которой была какая-то крупная общественная ячейка — клан или триба, живущая общиной, может быть, ещё не разделённая на отдельные семьи и совершенно лишённая какого-либо ясно выраженного вождя или правителя».