К интерпретации ещё одного сюжета Гёбекли-Тепе.

 

Incised image of a female from Go¨bekli Tepe

Пример символического изображения змеи в Гёбекли-Тепе

Изображение (менструирующей?) женщины из неолитического ритуального комплекса в Гёбекли-Тепе напоминает изображения богини Ладжа Гаури. 

Ранние изображения Ладжа Гаури были найдены на печатях индо-хараппской культуры, то есть образ этой богини явился из неисследимой древности. 

Обычно её голову заменяет распустившийся цветок лотоса. 

Найджел Колдер о патриархальном перевороте.

"Найджел Колдер так рассказывает о сущности перемен, которые помогли сбросить женщин с центрального места в жизни и оттеснить к краям:

Из Южного Египта 18-тысячелетней давности исходят древнейшие свидетельства о выращивании в речной долине ячменя и пшеницы… несомненно, женский смех вспугивал речных птиц, когда женщины явились сюда с мешочками зёрен, чтобы изобрести земледелие. Быть может, они даже не стали рассказывать об этом мужчинам – в конце концов, что из этого может выйти, кроме потери хорошей еды? Всего несколько минут потребовалось им, чтобы бросить зёрна в трещины в грязи… Женщины мало знали о генетике растений, однако зерно проросло, и посевы заколосились прежде, чем солнце иссушило эту землю; и, возвращаясь с каменными серпами на своё поле, женщины, должно быть, чувствовали себя богинями.

Такими «богинями», повелевающими природой, женщины оставались, по оценке Колдера, от 10 до 15 тысяч лет. Но примерно восемь тысяч лет назад взрывной рост населения вынудил людей изменить методы производства продуктов. На смену женскому выращиванию и сбору съедобных растений пришло куда более тяжёлое и интенсивное хлебопашество. Туда, где женщины творили своего рода симпатическую магию, воспринимая природу как свою союзницу – теперь пришёл мужчина, готовый укрощать и подчинять природу, чтобы получить от неё то, что задумал. Новые методы земледелия болезненно отразились в изменении мужских/женских ролей и отношений, о чём ясно свидетельствует индуистский текст «Установления Ману» (100 г. н. э.): «Женщину закон считает полем, мужчину – зерном». Прежде Богиня была единственным источником жизни – теперь за женщиной не осталось ни семени, ни яйцеклетки: она – пассивное поле, плодородное, только если его вспахать, а мужчина, опьянённый мощью своей новооткрытой фаллоцентричности – сразу и плуг, и зерно, и сеятель. Чем более окультуривание и одомашнивание земли заменяло случайную культивацию, тем более укреплялась и выходила на центральное место роль мужчины.

Парадоксальным образом, верно это было и для тех групп, которым не удавалось питаться от земли. Племена, которых неурожай или недостаток зерна вынуждал переселяться, неизбежно начинали войны с соседями, а те группы, что обитали на плодородных территориях, сплачивались, чтобы давать отпор захватчикам. И в групповых блужданиях кочевников, и в неизбежных при этом стычках и схватках мужчины имели преимущество – они были физически сильнее и подвижнее женщин, обременённых детьми. Все добытые тяжким трудом женские навыки культивации растений теперь, когда племя перешло к кочевой жизни, оказывались бесполезными. Тем временем мужчины, ведомые тёмной стороной фаллического культа, брали верх в племени благодаря агрессии и военной организации. Столкновение сил неизбежно порождало победителей и побеждённых, господ и рабов, создавало иерархию, встраивания в которую не могли избежать и женщины. Они оказались в ловушке между мечом и плугом: победить для них было немыслимо" (Rosalind Miles. "Who Cooked the Last Supper: The Women’s History of the World").

Любопытно, под этим углом зрения взглянуть на культ Кибелы с самооскоплениями галлов. Скорее всего, корни этого культа уходят в неисследимую древность. У нас имеются некоторые свидетельства на сей счёт. Например, на алтаре, обнаруженном в Граймс-Грейвс в Норфолке, Англия, во чреве заброшенной неолитической каменной шахты, стояла чаша, семь пар оленьих рогов и мощный фаллос, высеченный из мелового камня – всё в качестве приношений Великой Богине, фигура которой высилась перед алтарём. Может быть, смысл жертвоприношений фаллоса Богине заключался в том, чтобы удержать популяцию от взрывного роста?

Что было раньше - миф или общество?

Е. Н. Панов говорит, что "в одинаковых экологических условиях могут складываться культуры, резко различные по целому ряду существенных характеристик. На этом обстоятельстве акцентировал внимание Сассаман. Как пишет Сассаман, «… археологические данные по охотникам-собирателям делают затруднительными какие-либо генерализованные заключения о причинных взаимосвязях между экологическими факторами, экономикой самообеспечения и социополитической организацией». По его мнению, «…материалы, полученные на юго-востоке США, заставляют усомниться в справедливости материалистических объяснений становления сложных социальных структур и вынуждают сосредоточиться на символических и структурных особенностях деятельности людей, которые не могут быть поняты в отрыве от конкретной истории взаимодействий между этносами и развития их традиций» (Sassaman K.E. 2004. Complex hunter-gatherers in evolution and history: A North American perspective // J. Archaeol. Res. Vol. 12. No. 3. P. 227–280). Ещё чётче этот ход мысли выражен в следующих словах автора, завершающих его исследование: «Данные по юго-востоку США должны были бы убедить всех тех, кто готов отказаться от многолетней привычной веры в необходимость материалистических объяснений становления сложных социальных структур. Взамен этому стоит сосредоточить более серьёзное внимание на мощи идей в той сфере, где мы ищем переломы в направлении развития культуры и её дальнейшего движения в новом направлении»".

"То есть, научная теория, которая могла бы объяснить универсальность перехода от охоты-собирательства к опоре на одомашненные виды растений и животных, а также нелинейность этого процесса, по сути дела отсутствует", - делает вывод Е. Н. Панов.

Хищный самец и травоядная самка.

Энн Соломон считает, что центральная метафора в фольклоре бушменов — это противопоставление хищнической натуры самца и растительноядности самки. Соответственно, мужчины приравниваются к хищным животным, а женщины — к травоядным. Даже взаимоотношениям между хищником и жертвой в мире животных придаётся сексуальная окраска. Сам процесс поедания мяса уподобляется у аборигенов племени !кунг  половому акту. А предшествующее ему ухаживание видится как взаимодействие между активным хищником и пассивным фитофагом.

Е. Н. Панов приводит забавный пример гендерного символизма у этноса арапеши — аборигенов Новой Гвинеи. У них ямс, который служит основой материального благополучия народа, выступает также в качестве сакрального объекта в его мифологии и верованиях. Клубни этого растения подразделяются на мужские (вытянутые, длиной более метра) и женские (округлые).

Пример гендерного символизма у этноса арапеши. Корнеплоды ямса: слева — декорированные «мужские», справа — связка «женских».

Эта классификация поразительным образом сходна с принятой у бушменов сан Южной Африки: круглое и толстое — «женское», тонкое и стройное — «мужское». 

«Женское» у бушменов представляется как круглое - толстое - низкое - широкое - тупое - слабое, а «мужское» как тонкое - стройное - высокое - узкое - острое - сильное. В воображении рисуется какое-нибудь маленькое травоядное животное, поражённое копьём. Копьё — это «мужской» инструмент, и, в общем, копьё является продолжением фаллоса; недаром все маньяки мужского пола, ибо только у них имеется инструмент для совершения сексуальных преступлений.

Но отсюда вытекает логическое умозаключение о том, что охотник, убивающий дичь, является "нечистым" человеком. Интересно было бы рассмотреть т. наз. "неолитическую революцию" под этим углом зрения. Не был ли переход к земледелию стимулирован желанием уйти от скотобойни и кровищи?

Да, и ещё одна бесплотная мысль просится к воплощению и оформлению. Мне на ум пришли палеолитические "венеры", когда я подключил своё воображение. И в самом деле, "круглое - толстое - низкое - широкое - тупое - слабое" подходит для описания большинства "венер". 

К вопросу о причинах неолитической революции.

"В Египте храм был центром гражданского муниципального управления. Все горожане периодически исполняли обязанности жрецов храма; они образовывали корпус «жрецов-почасовиков», ежемесячно сменявшихся и по очереди несших храмовую службу [1]. «Жрецы-почасовики», то есть все горожане, подчинялись верховным жрецам храма, а те, в свою очередь, — номарху или царскому чиновнику", - говорит Ян Ассман.

И далее следует многозначительный текст, который позволяет глубже заглянуть в тот исторический процесс, который называется "неолитической революцией". Как кочевники, охотники-собиратели "прикреплялись" к одному месту на земле? Очевидно, что на каком-то этапе их боги оказывались "связаны с местной почвой, «укоренены» в ней. Подобно им, и люди фараоновской культуры не просто не были кочевниками, но возвели осёдлость в принцип, чуть ли не в Summum Bonum [2]. Высшую цель жизни они видели в том, чтобы быть погребёнными в городе, где родились".

То есть, надо полагать, что "неолитическая революция" произошла в результате ментального переворота. Может быть, строительство ритуального комплекса в районе Гёбекли Тепе было одним из первых следствий того переворота. Ну, а иудейство, в таком случае, надо считать одним из последних "аккордов" процесса, растянувшегося на несколько тысячелетий. Евреи долго скитались-мыкались по полупустыням между Вавилоном и Египтом и наконец они осели на "земле обетованной".

С одной стороны, говорят, что будто бы "неолитическая революция" была вызвана объективными причинами, то есть, сокращением поголовья диких животных, на которых охотились мезолитчики. Им, банально, нечего стало жрать, и лишь поэтому они занялись земледелием и скотоводством. Но, с другой стороны, судя по археологическим исследованиям кухонных отходов земледельческих поселений Старой Европы в эпоху неолита, в некоторых поселениях дичь составляла более 40% потребляемой пищи. Даже в Средневековье литовские леса изобиловали дичью. "В Литве диких зверей больше, чем во всём христианском мире. Так как леса там большие, то во множестве попадаются и ловятся крупные звери: буйволы и лесные быки, которых они на своём языке зовут турами или зубрами, дикие ослы, лесные кони, олени, лани, газели, козы, кабаны, медведи, куницы, белки и другие породы зверей" (Матей Меховита. 1517 год).

Перефразируя проф. Преображенского из "Собачьего сердца" М. Булгакова, можно сказать: "Следовательно, (неолитическая) революция не в клозетах, а в головах". Сознание определяет бытие, а не наоборот.

---------------------------------------------------------

[1] Это напоминает "царственное священство, народ святой" из 1Пет. 2:9.

[2] высшее благо (лат.) 

Две заметки.

Две идеи появились; надо записать, чтобы не забыть.

1. С чем связан "бычий" мейнстрим в изобразительной культуре верхнего палеолита? Быки Альтамиры словно перешли в неолитический Чатал-Хююк, а оттуда переплыли на остров Крит... Я думаю, "одержимость" быками следует рассматривать в контексте женского шаманизма. Дело в том, что мужчина-шаман, как правило, вступает в контакт с духом женского пола (если же дух - мужского пола, то шаману приходится менять пол и становиться бердашом). Соответственно, женщина-шаман вступает в связь с духом мужского пола. В этом смысле, широчайшее распространение "бычьей" тематики среди археологических артефактов свидетельствует о женском шаманизме в первобытных обществах.

2. «Вполне правомерно предположить, что сама идея осёдлой жизни обусловлена преобладанием женского культурного психотипа. Натуралистические объяснения (условия экосреды и т.н.) здесь следует смело отбросить: можно привести достаточно примеров, когда из живущих в одинаковых условиях племён одни переходят к осёдлой жизни, а другие – нет» (Источник). То есть, неолитическая революция (переход от охоты и собирательства к земледелию) состоялась в обществах с матриархальным менталитетом, причём сначала произошла революция в головах, и только затем, в результате ментального "переворота", осуществился переход от присваивающей к производительной экономике. Очевидно, далеко не все общества ментально "обабились". Параллельно с земледельческой, существовала и вторая линия развития архаических обществ – мужской кочевой или полукочевой образ жизни с преобладанием скотоводческих, а позднее военных занятий, доминирование патриархального принципа.

"Неолитическая революция" была по преимуществу женской (2).

В продолжение записи: "Неолитическая революция" была по преимуществу женской.

А. А. Казанков пишет: 

"Часть Сиро-Палестинского региона сейчас представляет собой полуаридную зону. Это пустыни Негев, Синай и Сирийская степь. В конце верхнего палеолита (по крайней мере начиная с периода климатической амелиорации (с 15-го тыс. до наст. вр.) эти полуаридные районы были населены бродячими охотниками-собирателями, аналогичными по хозяйственно-культурному типу бушменам. Так же как и у бушменов, у них были лук и стрелы (но стрелы не отравленные), и они передвигались по довольно обширным кормовым территориям группами (предположительно билатеральными) по 25–50 человек на территориях в 500–2000 кв. км. 

Период 12,5–10,5 тыс. до наст. вр. (так называемый «Младший Дриас») характеризовался возвращением холодных и засушливых условий. Причём, наступление Дриаса было почти внезапным (по некоторым данным, оно заняло всего около 70 лет) (Stenny et al. 2001; Alley 2000). В Америке, кстати, в связи с этим геологическим событием произошло «вымирание мегафауны» (Surovell, Boyd, Haynes 2016). Но что означали эти изменения для популяций Леванта? Ко времени наступления Младшего Дриаса уровень осадков в Леванте установился на отметке примерно 600 мм в год, что было достаточно для осёдлого существования натуфийцев. Катастрофа Дриаса, снизившая эту цифру до около 300 мм, заставила значительную часть популяций вернуться к охотничье-собирательскому образу жизни, но другая (меньшая) их часть, а именно те, кто жил в долине реки Иордан, в ответ на ухудшение режима увлажнения перешли к земледелию.

У всех обществ, имевших присваивающее хозяйство, собирательством растительной пищи, как известно, занимались женщины, и они, несомненно, издавна хорошо изучили весь цикл природного воспроизводства растений. Этнография знает немало примеров, когда классические собиратели-охотники экспериментировали с высаживанием растений, уходом за ними и сбором урожая, абсолютно – по своим приёмам – равнозначными тому, что делали ранние земледельцы (см. например, Максимов 1929, Кабо 1986, гл. 7, Gammage 2011). Это делали, конечно же, в первую очередь женщины. Именно они обладали всеми знаниями и навыками, необходимыми для перехода к земледельческому образу жизни. Надо полагать, что в критический период, когда внешние вызовы потребовали кардинальных перемен в системе жизнеобеспечения и часть левантийских охотников-собирателей оказалась готовой перейти к производящему хозяйству, именно женщины сыграли ключевую роль в этом эпохальном хозяйственно-культурном переломе. И именно они стали ведущей интеллектуально-инновационной и материально-производительной силой при новом экономическом укладе. Возможно, их навыки, знания и внедряемое ими множество конкретных повседневных технологических решений, что было связано с особой интеллектуальной и психологической гибкостью, осмыслялись современниками как результат таинственной и могущественной магии. Несомненно, среди них были особо одарённые, яркие, харизматичные личности. Память о них могла породить легендарные героические образы в устной традиции – образы, которые постепенно трансформировались в народном сознании, наделялись свойствами прародительниц-демиургов, а затем и возводились в ипостаси богинь. И уж, во всяком случае, роль женщин в становлении земледельческих культур не могла не способствовать существенному повышению их статуса в целом, а новая земледельческая деятельность и новые черты быта, сформированные в соответствии с нуждами осёдлого производящего хозяйства, неизбежно должны были обрасти целым сонмом новых обрядов и верований, культовых инноваций, которые тоже, по-видимому, внедрялись преимущественно женщинами.

Загадка культурного импульса.

"Совершенно иную картину мы видим у шимпанзе. По словам И. Сугиямы, все животные, обитающие на территории площадью около 7,5 кв. км в лесу Будонго (Уганда), образуют свободно организованный союз знакомых между собой особей, полностью открытый для пришлых чужаков. На этом участке японский исследователь насчитал около 50 шимпанзе. К тому же выводу пришла и Дж. Гудолл, по подсчётам которой на пространстве около 30 кв. миль в парке Гомбе-Стрим в Танзании живёт примерно 150 этих обезьян.

Группировки шимпанзе совершенно непостоянны. Некоторые животные предпочитают бродить в одиночестве, но порой охотно присоединяются к тем или иным временным группам, включающим максимально (по наблюдениям Т. Нишиды) до 28 обезьян. Существуют более постоянные небольшие альянсы - это обычно либо семейные группы, состоящие из матери и её двух-трёх детей разного возраста, либо объединения нескольких животных, связанных давними дружескими узами" (Е. Панов. Знаки. Символы. Языки. Стр. 121. Источник).

Это описание поведения шимпанзе поразительно напоминает этнографические исследования жизни австралийских аборигенов. У них там тоже есть "свободные радикалы", мужчины-одиночки, которые ходят-бродят по всему континенту от Тихого океана до Индийского, но иногда "пристают" к стойбищам женатых мужчин, по взаимному согласию и на определённых условиях.

И, похоже на то, что подобное жизнеустройство имело место быть у обитателей Верхнего Тигра примерно 10 000 лет назад. Последний анализ геномов, взятых из останков людей, живших в этом регионе в доисторический период, показал, что этот район был населён очень разными сообществами с разным происхождением. "В основном это были регионы южного Леванта, центральной Анатолии и центрального Загроса. Один из геномов даже оказался европеоидного происхождения. Такие результаты ясно показывают, что Верхний Тигр был мультикультурным местом, своего рода «доисторическим Нью-Йорком» и относительно космополитическим местом для своего времени" (Источник).

И здесь возникает вопрос: почему в одном месте - на Армянском нагорье - толерантность к иноземцам привела в конечном итоге к "сверхновой" вспышке неолитической революции и появлению цивилизаций, а в Австралии точно такая же толерантность ни к чему не привела? Или здесь дело не в открытости к чужеземцам, а в чём-то ином? Ведь и у шимпанзе, несмотря на их открытость к чужакам, не получилось никакого прогресса.

Что было раньше - пиво или хлеб?

"Во время раскопок в Южном Китае в погребениях возрастом девять тысяч лет археологи нашли керамические сосуды со следами пивного напитка. Так как выращивание окультуренного риса в долине реки Янцзы на юге Китая началось только 8000-6000 лет назад, учёные предполагают, что в более ранний период жители региона целенаправленно собирали и обрабатывали дикий рис для производства ритуального напитка" (Источник).

Ну что-ж, вполне возможно, что аналогичным образом поступали и жители ближневосточного "полумесяца плодородных земель". Тогда выходит, что первоначально зёрна дикорастущей полбы собирали для приготовления пива, а изготовление хлеба появилось позже, как побочный продукт пивоварения. 

Инфантицид и "неолитическая революция".

Л. А. Файнберг пишет в монографии "Общественный строй эскимосов и алеутов" (с. 112):

"Борьба за существование [у эскимосов-нетсилик, одной из наиболее отсталых групп центральных эскимосов] была настолько остра, что породила обычай убивать новорожденных девочек, так как опыт поколений показал, что в условиях Севера просуществовать может только та община, в которой как можно больше мужчин-охотников и как можно меньше женщин. К. Расмуссен обследовал 18 брачных пар и выяснил, что из 96 новорожденных девочек и мальчиков были убиты 38 девочек. Если мы приблизительно примем, что родилось равное число девочек и мальчиков, т. е. по 48, то получится, что подавляющее число девочек были убиты. И в результате в 1923 г. из 259 эскимосов-нетсилик женщин было только 109, а мужчин 150".

Конечно, далеко не у всех эскимосов практиковался инфантицид. Имелись и такие общины, которые жили припеваючи до прихода европейцев. Так, американские археологи Г. Ларсен и Ф. Рейни полагают, что в начале XIX в. население деревни Тигара на мысе Хоп достигало 1000 человек. Возможность существования такого сравнительно крупного сгустка населения, не типичного в условиях охотничьего хозяйства, обеспечивалась наличием у эскимосов Тигары развитого китобойного промысла. Однако к 1880 г. численность населения Тигары сократилась до 250 человек в результате прошедших в XIX в. опустошительных эпидемий заразных болезней, занесённых сюда американскими китобоями.

Тем не менее, надо отметить, что при угрозе голодной смерти охотники избавлялись от "лишних ртов" девочек. 

Отсюда уже как бы сама собой напрашивается "неолитическая революция": запасы зерна на "чёрный день" спасали девочек от инфантицида.

Роль земледелия в процессе превращения женщины в домохозяйку.

Как сообщает Михаил Подрезов в статье "Биоархеологи разобрались в рационе первых греческих земледельцев", биоархеологи повторно исследовали палеодиету людей, чьи останки были обнаружены на ранненеолитических памятниках в Греции, и выяснили, что их рацион состоял преимущественно из растительной пищи, доля которой составляла от 58,7 до 70,1 процента. Это заметно ниже, чем у людей с более древнего анатолийского памятника Невалы-Чори, где на животную продукцию приходилось лишь около десяти процентов рациона.

Sidney Sebald et al. / Journal of Archaeological Science: Reports, 2022

Данные по самым древним памятникам показывают, что ранние неолитические популяции жили в основном на вегетарианской диете, то есть на С3-растениях, таких как как пшеница, овёс и рожь. Дополнительным источником пищи выступало мясо домашних животных, реже — диких.

Это значит, что основными добытчиками пропитания в неолитических популяциях были женщины. А кто приносил добычу, тот и был в почёте. Земледелие однозначно повысило статус женщины. 

О райском изобилии эпохи неолита.

Лев Абалкин в записи "Кормилица" воздаёт осанну финиковой пальме, которая 

"на всём Ближнем Востоке воспевалась и превозносилась как первая кормилица.

Загадкой остаётся происхождение и начало возделывания пальмы — ведь, это непростое и трудоёмкое занятие. Так или иначе, финиковая пальма известна в Междуречье с VIII тысячелетия до нашей эры. После ячменя её плоды считались вторым хлебом и были чрезвычайно велики земельные наделы, отводимые под её сады. С веком человечьим сопоставим век той, кого величали "Гешнимбар" по-шумерски или "гишиммару" по-аккадски: начинает она плодоносить с шестого года и продолжает давать плоды свои свыше шестидесяти лет.

Из фиников делали хлеб, вино (шикару или курунну), уксус, мёд (дишпу). Стволы, листва, ветви, волокна издревле использовались как корм скотине, для плетения дверей и оград, изготовления верёвок, мешков, рогожи и даже одежды".

Что было раньше: охота или собирательство?

Надо обратить внимание на труды немецкого географа и зоолога Эдуарда Хана (1856—1928), подвергшего критике «трёхступенчатую» схему хозяйственного развития человечества: «охота — скотоводство — земледелие». Хан утверждал, что древнейшей стадией человеческого хозяйства были не охота и рыболовство, а собирательство. Из собирательства развилось примитивное «мотыжное» земледелие, которое было изобретением женщин и в котором применялся преимущественно женский труд. Одновременно мужчины занялись охотой и рыболовством. Позднее произошло одомашнение скота, причем Хан связывал его не с хозяйственными потребностями, а с религиозными мотивами.

Это очень интересная историософская концепция, которая, как я вижу, перекликается с мифом о Золотом веке. Лично мне как-то стрёмно представлять себе Золотой век как век охотников. Всё-таки, охота — это кровища и смертоубийства, занятие не для слабонервных. Я тут на днях прочитал "Удивительную историю аиста с дротиком", которую я экстраполировал на первобытное общество. 

"Ровно 200 лет назад, в 1822 году близ немецкой деревушки Клюц в Мекленбурге был пойман аист, с торчащим из груди охотничьим дротиком длиной 76 сантиметров.

Извлечённое из раны оружие показали этнографам – то есть учёным, изучающим разные народы и племена. Этнографы сделали однозначный вывод: дротик принадлежит какому-то племени из экваториальной Африки! То есть этот аист зимовал в Африке, там на него охотились какие-то дикие племена, он был ранен, но выжил и нашёл в себе силы прилететь в Германию...

После смерти героического аиста его чучело вместе с торчащим дротиком поместили в зоологическую коллекцию университета в городе Ростоке, там оно хранится и по сей день.

С 1822 года по настоящее время в Германии было надёжно задокументировано 25 поимок таких вот раненых аистов (по-немецки «пфайльшторьх», «Pfeilstorch») c торчащими из ран охотничьими приспособлениями африканских охотников – дротиками и стрелами!  

Учёных поражало не только то, что птицы оказались способны преодолевать многие тысячи километров (от северной Германии до экваториальной Африки – более 5000 километров по прямой!), но и то, насколько аисты сильны и живучи. Перелететь такое огромное расстояние с торчащим из раны дротиком – просто представьте себе такое! В голове не укладывается..."

Признаться, меня тоже поразила эта история, и мне стало "птичку жалко"... 

Наверняка, - подумал я, - и в древности тоже были такие сердобольные люди...