Visio beatifica как summum bonum мистерий?

"Термин visio beatifica (ведение райского блаженства) был введён для обозначения высшей цели, telos, христианского существования. В средневековье он употреблялся для обозначения прямого видения Бога, videre Deum; тот, кто удостаивался этого видения, приходил в состояние вечного блаженства. <...>  С точки зрения истории религий, мы можем говорить о visio beatifica и в связи с языческими мистериями. Средневековая концепция visio beatifica представляет наивысшую из возможных стадию в ряду исторических религиозных переживаний: идеальный предел, к которому стремится каждое отдельное переживание. Исторические примеры, такие как элевсинский вариант религиозного переживания, могут интерпретироваться в качестве приближения к этому пределу и оцениваться, так сказать, согласно его стандарту" (Карл Кереньи).

Нет, тут концы с концами не сходятся. Смотрите, в Элесинском телестерионе одновременно находилось множество мистов, и все они видели одно и то же. Ну или, по крайней мере, все имели то самое visio beatifica. Если брать христианство, то близко к этому можно поставить лишь т. наз. "сошествие" Святого Духа на апостолов (Пятидесятница). 

Пятидесятница.

Хотя теоретически считается, что история Церкви есть не что иное как двухтысячелетняя серия аналогичных "сошествий" на святых, однако практически Пятидесятница является уникальным, неповторимым случаем, в смысле коллективного переживания. Если мы возьмём, например, св. Франциска Ассизского или св. Терезу Авильскую, то у них visio beatifica переживалось на индивидуальном уровне.

Св. Франциск Ассизский.

Видения мистов в телестерионе Элевсина близки к видениям учеников Иисуса, которые собрались в маленькой горнице на окраине Иерусалима, ещё и тем, что они сходны своими световыми эффектами. И, кроме того, они не предполагают длительной, строгой аскетической практики. Мисты Элевсина постились девять дней, а ученики Иисуса, кажется, и вовсе не постились накануне крещения Духом Святым. Это никак не согласуется со всей христианской мистикой, которая базируется на длительном изнурении плоти. 

Миф о Матери и Дочери.

У гомеровского поэта Аид, хтонический брат Зевса, выезжает на конях из расколотой земли как герой. Он хватает девушку и на своей колеснице совершает с похищенной невестой долгое путешествие по земле, прежде чем вернуться в подземное царство. 

William Etty (1787–1849).  Pluto carrying off Proserpine

На место, где это произошло, указывает река Кефис у Элевсина. Оно называется Эринеон, в честь растущей рядом дикой смоковницы (erineos). По сей день греки суеверно боятся спать под смоковницей. Древняя смоковница символизирует вход в подземный мир не только в Элевсине, но и в других местах.

Стенания девушки услышала Геката в своей пещере, но похитителя она не видела. Последней услышала голос Персефоны Деметра. Она срывает с головы свою диадему, облачается в траурные одежды и в течение девяти дней бродит по земле с двумя горящими факелами в руках, не принимая пищи и не умываясь. На десятый день она встречает Гекату, также с факелом в руках, и вдвоём они направляются к Гелиосу, который всё слышит и видит. От бога солнца они узнают имя похитителя. Горе Деметры уступает место гневу. Она покидает богов и, приняв уродливое обличье, чтобы не быть узнанной, отправляется к людям. В таком виде она приходит в Элевсин и садится у водоёма Девы, к которому жители приходили за водой.

Это был окаймлённый круглым полем Каллихорон, "колодец прекрасных хороводов", как он ещё называется в гимне (273). Очерчивавшие его круги, по мнению археологов, ещё различимые на каменном полу, указывали основную фигуру некогда исполнявшегося посвящёнными танца. После пятого столетия до н.э. священное место огородили стеной, урезавшей площадку для танцев, но не затрагивающей колодца. Именно в таком виде мы находим его сегодня.

Деметра оплакивала свою похищенную дочь Персефону у этого колодца, сидя на камне.