Миф о Матери и Дочери.

У гомеровского поэта Аид, хтонический брат Зевса, выезжает на конях из расколотой земли как герой. Он хватает девушку и на своей колеснице совершает с похищенной невестой долгое путешествие по земле, прежде чем вернуться в подземное царство. 

William Etty (1787–1849).  Pluto carrying off Proserpine

На место, где это произошло, указывает река Кефис у Элевсина. Оно называется Эринеон, в честь растущей рядом дикой смоковницы (erineos). По сей день греки суеверно боятся спать под смоковницей. Древняя смоковница символизирует вход в подземный мир не только в Элевсине, но и в других местах.

Стенания девушки услышала Геката в своей пещере, но похитителя она не видела. Последней услышала голос Персефоны Деметра. Она срывает с головы свою диадему, облачается в траурные одежды и в течение девяти дней бродит по земле с двумя горящими факелами в руках, не принимая пищи и не умываясь. На десятый день она встречает Гекату, также с факелом в руках, и вдвоём они направляются к Гелиосу, который всё слышит и видит. От бога солнца они узнают имя похитителя. Горе Деметры уступает место гневу. Она покидает богов и, приняв уродливое обличье, чтобы не быть узнанной, отправляется к людям. В таком виде она приходит в Элевсин и садится у водоёма Девы, к которому жители приходили за водой.

Это был окаймлённый круглым полем Каллихорон, "колодец прекрасных хороводов", как он ещё называется в гимне (273). Очерчивавшие его круги, по мнению археологов, ещё различимые на каменном полу, указывали основную фигуру некогда исполнявшегося посвящёнными танца. После пятого столетия до н.э. священное место огородили стеной, урезавшей площадку для танцев, но не затрагивающей колодца. Именно в таком виде мы находим его сегодня.

Деметра оплакивала свою похищенную дочь Персефону у этого колодца, сидя на камне.

Деметра сидела у колодца — как продолжает гимн — в образе древней старухи, уже не надеявшейся иметь собственных детей, но всё ещё способной выполнять обязанности няни. Немногим далее, согласно представлению поэта, располагались дворцы живших в Элевсине со своими семьями царей. Ближайшим был дворец Келея. Вскоре за водой пришли его четыре дочери. Дома вместе с матерью Метанирой они оставили младшего брата, он всё ещё нуждался в присмотре. Богиня предвидела это и предложила девушкам свои услуги. Они приняли её предложение, и  вместе они направились к женской половине дворца. Здесь богиню встречает Метанира с ребёнком у груди. Она встаёт и предлагает ей своё кресло. Но Деметра предпочитает простую скамью, на которую служанка Ямба набрасывает овчину. Богиня садится, её лицо закрывает вуаль, долгое время она остаётся неподвижной (198).

В то время как богиня, скорбя, сидела в покоях Метаниры, на сцену выступила радушная служанка Ямба. Её роль заключалась в том, чтобы балагурством и шутками заставить Деметру рассмеяться, смягчить её горе (220-4). Это ей удалось с помощью непристойных шуток. Белокурая богиня смягчилась, улыбнулась, но не утешилась.

Царица наполнила сладким вином кубок и предложила Деметре, но та оказалась, заявив, что для неё отведать красного вина — означает пойти против themis, закона природы (207). Мы легко понимаем её слова, ибо знаем личность похитителя, уведшего её дочь в царство мёртвых, и знаем, кто скрывается под именем Аида или Плутона. Согласно гимну, похищение произошло на Нисийской равнине, где разверзлась Дионисова земля. Строгий философский критик всех мистерий Гераклит заявляет: "Аид тождественен с Дионисом". Похитителем был подземный бог вина. Как могла мать девушки принять его дар? И поэтому она изобрела другой напиток, который не был тайным, но принимался перед инициацией и стал приметой мистерий. Он назывался кикеон, "смесь", и готовился из ячменя, воды и мяты. Это был особый напиток. Каждый, желавший пройти посвящение в Элевсине, должен был отведать его после длительного поста.

А теперь мы подходим к не совсем понятному эпизоду.

Деметра берёт на себя заботу о маленьком Демофонте. Ребёнок растёт и развивается подобно божеству (235), несмотря на то, что ему ничего не дают есть, а мать не кормит его грудью. Каждую ночь богиня кладёт его, как факел, в пламя. Она делает это тайно; родители ничего не замечают и только удивляются богоподобной внешности своего сына. Но царица не в силах противостоять своему любопытству. Она неожиданно застаёт богиню за её странным действом и в ужасе кричит (248-49): "Сын, Демофонт! Чужеземка в великом огне тебя держит, мне же безмерные слёзы и горькую скорбь доставляет". Деметра в гневе оборачивается. Она вынимает ребёнка из огня, роняет его на пол, с которого поднимают его вбежавшие в комнату сёстры, и называет себя. Её замечание адресовано не только царице, но и всему человечеству. Повествование прерывается следующим её заявлением (256): "Жалкие, глупые люди! Ни счастья, идущего в руки, вы не способны предвидеть, ни горя, которое ждёт вас!" Примером служит Метанира. Своим странным действом Деметра сделала бы её сына бессмертным. Теперь же он останется смертным, подобно остальным людям.

Для себя богиня потребовала храм над Колодцем Прекрасных Хороводов. Его построили. Богиня удалилась в него и сделала бесплодными пашни, скрывши семена в почве. И боги не получали больше жертвоприношений до тех пор, пока Зевс не отправил Гермеса в подземный мир, чтобы вернуть Кору матери (335).

В гомеровском гимне Кора возвращается к матери таким же образом, каким и была похищена — в колеснице Аида. Выслушав от Гермеса решение Зевса, Аид симулирует искреннее послушание. Но тайком даёт Персефоне съесть зёрнышко граната, зная, что это заставит её возвращаться к нему на треть года, и в течение этого периода она будет править над всеми смертными как Царица Подземного Мира.

Как Великой богине всех смертных (365), как истинной правительнице мира, теперь Персефоне разрешается взойти на колесницу Аида. Гермес указывает ей путь к храму Деметры.

Деметра ринулась встречать её как менада (386), в исступлении достойная своей матери Реи. Кстати, Рея также появляется в гимне и убеждает Деметру позволить растениям вновь произрастать на земле (459). Геката, помогавшая в поисках, присоединяется к празднованию воссоединения матери и дочери.

Увидев свою дочь, Деметра на радостях поспешила к царям Элевсина, чтобы посвятить их в таинство и показать священные обряды, которые они должны передавать людям из поколения в поколение.

***************

После сокращённого изложения мифа, пересказанного Карлом Кереньи в его монографии "Элевсин: архетипический образ Матери и Дочери", я позволю себе сделать несколько замечаний.

1. Больше всего во всей этой истории меня поражает кровная связь Матери и Дочери. Деметра переживает похищение Персефоны так, как будто её саму расчленили на две половинки, и она осталась с одной ногой, одной рукой, одним глазом, одним ухом и т. д. Как нам известно, траур Деметры имитировался мистами, и может быть эта "убитость горем" так же органично входила в состав Элевсинских мистерий, как Великий пост накануне Пасхи. Но, может быть, здесь, в этом мифе, эксплицитно выражено женское несогласие с патрилокальным браком? Ведь миф формируется в "толще народной", и, может быть, здесь отражена картина боли тысяч матерей от расставания со своими дочерьми?

2. Представление о смоковнице как входе в подземный мир позволяет взглянуть на крито-минойскую иконографию под несколько иным углом зрения. Дело в том, что на многих изображениях люди как будто пытаются вырвать с корнем священное дерево.

 

 

Я не знаю, к чему ближе этот сюжет, - то ли к Одину, висящему на ясене, то ли к Иуде, повесившемуся на осине, - но что-то в этом есть...

3. Очень интересно написано про круги вокруг колодца, которые "указывали основную фигуру некогда исполнявшегося посвящёнными танца". Так и хочется сказать Карлу Кереньи: "Стоп! На этом месте, пожалуйста, как можно подробнее". Может быть, священный танец совершался в лабиринте?

4. Ещё более интересно про "обжигание" маленького Демофонта в печи. Богиня не доделала свою работу, но, тем не менее, начало было положено. Я думаю, завершение того, что она начала, происходило в телестерионе, центральном святилище Элевсинских мистерий. В тот момент, когда там совершались великие таинства, великий свет сиял из храма, - единственная особенность мистерий, которая не сохранялась в тайне и упоминается почти во всех описаниях. Похоже на то, что телестерион представлялся как огненная "печь", в которой сырые "зёрна" человеческого материала превращались (трансформировались) в "хлеб".