О женском шаманизме.

"Выжимки" из статьи "Женское шаманство в Арктике: самое древнее?"

Реконструкция одеяния шамана (женщины). 7–6,5 тыс.лет до н.э. Германия

Василий Филиппович Трощанский, автор книги «Эволюция чёрной веры (шаманства) у якутов», считал, что женское шаманство древнее мужского: «Женщины более склонны к неврозам, они первые должны были начать шаманить». Трощанский выдвинул гипотезу перехода от женского к мужскому шаманству через кузнечное ремесло: 

«По мере того, как шаманки стали употреблять во время камлания особые костюмы, которые обвешиваются различными металлическими изображениями, побрякушками и цепями, звание кузнеца становилось всё более значительным, ответственным и даже опасным, так как приготовление изображений разных абасыларов тем самым ставило кузнецов в известные отношения к ним, связывая судьбу кузнеца с судьбой шаманки. Таким образом, получилась некоторая общность между кузнецами и шаманками, а затем произошло слияние кузнечного ремесла с шаманским искусством».

О древности разделения шаманства на мужское и женское, по его мнению, говорит и лингвистический анализ шаманской терминологии: для обозначения шаманов и шаманок в большинстве сибирских традиций существуют разные термины. В алтайской языковой семье – это «оюн» для мужчин и «удаган» для женщин. «…В то время как у якутов, монголов, бурят, тунгусов, алтайцев шаманки носят общее имя, шаманы в своих названиях отличаются, и мы должны заключить, что во время расселения этих племён у них были шаманки, но не было шаманов». Автор доказывает связь женщин с шаманизмом, проводя лексические параллели с шаманством других тюркоязычных народов: «По словам Г. Потанина, киргизский шаман (баксы) …а в якутском языке баксы значит хозяйка дома... Следовательно, и тут мы видим связь между домохозяйкой и шаманством».

Другим доказательством гипотезы В.Ф. Трощанский считает существование шаманского травестизма: «Что чёрные шаманы ведут своё начало действительно от шаманок, явствует из того, что у шамана на переднике бывают нашиты два железные круга, изображающие груди, что они расчёсывают волосы на две стороны, заплетают их в косы, как женщины, а перед камланием распускают. У колымских якутов шаман в маловажных случаях берёт верхнюю одежду у девушки и в ней шаманит».

Возвращаясь вновь к неврозам, можно здесь привести цитату из статьи Н. А. Виташевского «Из области первобытного психоневроза»:

«У якутов мужчины редко мэнэрячат, старухи же почти поголовно. Эмеряченье на северо-востоке Сибири распространено почти исключительно среди одних женщин». «Дьявол (абасы) вселяется в меня и давит, большой дьявол», - так объясняла якутка-эмирячка причину своих припадков. Окружающие верили, что она во время своих приступов, «когда в неё вселяется дьявол», может предсказывать будущее». 

Российский этнограф-сибириевед Вацлав Леопольдович Серошевский писал примерно то же самое в своей книге «Якуты. Опыт этнографического исследования»: «Шаманами-лекарями были в первую очередь люди с психическими отклонениями, которых, как уже отмечалось, среди женщин больше, чем среди мужчин».

Патопсихологическую версию конституции шаманов поддерживал другой известный революционер и этнограф В.Г. Богораз-Тан. В.Г. Богораз первым подметил связь статуса шаманок с физиологическими особенностями женщины:

«Чукчи считают, что дар шаманства чаще замечается у женщин, но женское шаманство достигает низшей силы, и самые могущественные шаманы бывают среди мужчин. В виде причины указывается на то, что рождение детей действует разрушительно на шаманское вдохновение, и молодая шаманка после рождения первого ребёнка теряет значительную часть своей силы и может вернуть её только через долгое время после окончания периода материнства». 

«С одной стороны, шаманки считаются могущественнее шаманов. С другой стороны, рождение ребёнка разрушает женскую шаманскую силу», – подводит итог исследователь. На Колыме мужчины-шаманы во время камлания надевали одежду, которую носили девушки, но ни в коем случае не замужние женщины, так как считалось, что все материальные предметы, связанные с родами, уничтожают шаманскую потенцию. 

В работе «К психологии шаманства» Богораз отмечает, что «по мнению многих исследователей, первоначальная форма шаманства имела так называемый «семейный характер». Каждая семья владела бубном, на котором глава семьи или другой домашний шаман из её состава отправлял служение». Автор подчёркивает, что в «шаманстве семейном женщины пользуются равноправием и даже как будто предпочтением перед мужчиной». Богораз высказывает эту точку зрения и в других своих работах: 

«У оленных чукоч женщина является хранителем семейного очага и всей домашней святыни, в том числе и бубна. Она выносит наружу и расставляет в должном порядке во время празднеств и жертвоприношений домашних идолов и связки амулетов. Она, следовательно, является более сведущей по части ритуалов».

Чукчи, по сведению Богораза, полагают, что «женщина от природы шаманка, ей не надо готовиться» (к шаманской деятельности)». «На степени семейного шаманства женщина, как хранительница семейных святынь, имеет преимущество перед мужчиной. Семейное шаманство проще, и поэтому женщина, при большей склонности к неврозу, легче склоняется к шаманству». «Шаманство – это «форма религии, созданная подбором людей, наиболее нервно-неустойчивых», - писал В.Г. Богораз.

Значительный вклад в понимание особенностей женского шаманства внёс Дмитрий Константинович Зеленин. Учёный полагал, что невроз был понят и истолкован в смысле вселения духа – именно женщинами, которых непосредственный опыт научил, что их болезни во время беременности и родов связаны с вселением в их организм живого утробного плода. Таким образом, развитие шаманского мировоззрения, по мнению ряда исследователей, связано с женщинами: 

«Между беременностью и болезнью некогда проводили полную параллель. Болезни стали объяснять таким же вселением живого существа, как и беременность. То есть, эта примитивная религиозная идея о вселении духа болезни в человека основана на женском, а не мужском опыте». 

Так, у ительменов женщинам-шаманкам воспринятые ими в себя духи помогают угадывать. Зеленин добавляет, что «женское шаманство и проще, и древнее мужского».

Исследовательница женского шаманства народов Сибири Елена Петровна Батьянова (Институт антропологии и этнографии) отмечает, что так называемой «северной истерии» особенно были подвержены женщины. Она приводит этнографические сведения по материалам народов Крайнего Северо-Востока: 

«На религиозных праздниках коряков, ительменов, чукчей разрешалось неограниченное проявление эмоций. Здесь царила атмосфера высокого эмоционального подъёма... На праздниках нередко происходили как бы сеансы коллективного экстаза, бурной эмоциональной разрядки, сопровождавшиеся чрезвычайным нервным возбуждением, что особенно касалось женщин». 

Автор полагает, что ритуальная истерия способствовала предупреждению, а возможно -- и излечению распространённых на Севере нервных заболеваний, которые главным образом поражали женщин. По сообщению Батьяновой, «до сих пор у чукчей и коряков многие пожилые женщины, не считающие себя шаманками, владеют шаманскими приёмами и используют их, например, чтобы «изменить погоду» или, играя на бубне, излечить себя или близких родственников». 

Значимая для понимания сущности женского шаманства информация содержится в исследованиях Екатерины Дмитриевны Прокофьевой. Е.Д. Прокофьева приводит рассказ энки Савоне о том, как она стала шаманкой, в котором просматривается мотив сексуальной связи женщины с духом:

«Однажды, будучи молодой девушкой, она с подругами отправилась в лес собирать морошку. Собирая ягоды, Савоне несколько отстала от подруг. И тут на неё якобы напал Варучи (Барочи – лесной дух-урод). Она потеряла сознание. Спустя несколько дней (по её словам – месяц) сородичи нашли её в лесу голую. Чем она жила и питалась всё это время – она не знала, ничего не помнила. Говорила, что жила у Варучи в его лесном жилище. Через некоторое время она родила (якобы от Варучи) ребенка-уродца. Ребёнок родился мёртвым. После родов Савоне долго мучилась, была как безумная. Тогда она обратилась к знаменитому в то время кетскому шаману Сессаку из Курейки. Он и научил её шаманить, по её выражению -- «кое-чему». Однако нервное тяжёлое состояние не проходило, несмотря на то, что Савоне стала шаманить. Она не хотела быть шаманкой, думала вылечиться. Но затем примирилась со своей судьбой, приняла наследственный шаманский путь своей матери (мать её также была шаманка)».

Здесь будет кстати вспомнить русскую народную сказку "Маша и медведь", которая намекает на интимную сторону отношений между шаманкой и избравшим её духом. Тем более что у тунгусо-маньчжурских народов в роли звериного мужа выступает бурый медведь; у саамов, ненцев и чукчей арктического побережья бурый медведь сменяется белым; у тихоокеанских чукчей, коряков и азиатских эскимосов медведь заменяется китом. Интересно, а не заменяется ли звериный муж быком у южных народов? Я имею в виду крито-минойские реминисценции в древнегреческом мифе о Пасифае.

Учитывая древность подобных тотемических мифов, можно предположить, что изначально сексуальная связь духа и человека подразумевалась именно в форме сожительства духа с женщиной. Это свидетельствует о том, что истоки шаманизма следует искать в женском шаманстве.