Живой принц или "почивший в бозе" предок?

Как говорит Ю. В. Андреев, "миной­ская монар­хия, если толь­ко она дей­ст­ви­тель­но суще­ст­во­ва­ла, оста­ёт­ся на удив­ле­ние без­ли­кой и аморф­ной: до нас не дошло ни одно­го надёж­но иден­ти­фи­ци­рован­но­го изо­бра­же­ния «цар­ст­ву­ю­щей осо­бы». По раз­ным при­чи­нам сей­час под­верг­лись кри­ти­че­ской пере­оцен­ке прак­ти­че­ски все те про­из­веде­ния искус­ства, в кото­рых Эванс и дру­гие учё­ные его поко­ле­ния склон­ны были видеть если не насто­я­щие порт­ре­ты неве­до­мых нам крит­ских царей, то, по край­ней мере, их услов­но сти­ли­зо­ван­ные и обоб­щён­ные изо­бра­же­ния. Но, что осо­бен­но стран­но, цар­скую осо­бу до сих пор не уда­лось обна­ру­жить там, где она, каза­лось бы, непре­мен­но долж­на была при­сут­ст­во­вать, а имен­но: в мас­со­вых сце­нах исто­ри­ко-мифо­ло­ги­че­ско­го или, гово­ря услов­но, жан­ро­во­го харак­те­ра, хоро­шо пред­став­лен­ных в миной­ской фрес­ко­вой живо­пи­си. Сре­ди мно­же­ства мини­а­тюр­ных чело­ве­че­ских фигур, кото­рые мы видим на таких «густо­на­се­лён­ных» фрес­ках, как зна­ме­ни­тый «мор­ской фриз» из Акро­ти­ри (о-в Фера), или не менее извест­ные рос­пи­си из Кнос­ско­го двор­ца, изо­бра­жаю­щие тол­пу зри­те­лей, наблюдаю­щих за какой-то празд­нич­ной цере­мо­ни­ей или пред­став­ле­ни­ем, труд­но най­ти хотя бы одну, кото­рая сво­им внеш­ним обли­ком, позой или раз­ме­ра­ми выде­ля­лась бы сре­ди всех про­чих настоль­ко, чтобы сой­ти за изо­бра­же­ние лица, наде­лён­но­го выс­шей вла­стью".

В своей статье "Мотив интронизации в искусстве минойского Крита" Ю. В. Андреев приводит изображение на сте­а­ти­то­вом сосуде из «цар­ской вил­лы» в Айа Три­а­де, извест­ном в нау­ке под услов­ным обо­зна­че­ни­ем «кубок прин­ца» или, в дру­гом вари­ан­те, «кубок вождя» (chief­tain cup).

«Кубок прин­ца» из Айа Три­а­де

"Стен­ки сосуда укра­ша­ет рельеф­ная ком­по­зи­ция, состо­я­щая из двух, сюжет­но, по-види­мо­му, свя­зан­ных меж­ду собой сцен, общий смысл кото­рых по-раз­но­му объ­яс­ня­ет­ся раз­ны­ми авто­ра­ми. А. Эванс, посвя­тив­ший это­му заме­ча­тель­но­му про­из­веде­нию клас­си­че­ско­го миной­ско­го искус­ства несколь­ко стра­ниц вто­ро­го тома сво­ей кни­ги, был убеж­дён, что муж­ская фигу­ра с длин­ны­ми воло­са­ми и жез­лом или, может быть, копьём в пове­ли­тель­но вытя­ну­той впе­рёд руке, кото­рую мы видим на одной из этих сцен (как пра­ви­ло, имен­но она и вос­про­из­во­дит­ся на фото­гра­фи­ях и про­ри­сов­ках куб­ка), изо­бра­жа­ет «юно­го миной­ско­го прин­ца», кото­рый, стоя перед ворота­ми сво­ей рези­ден­ции (на неё ука­зы­ва­ет столб или сте­на из пря­мо­уголь­ных бло­ков, замы­каю­щая сце­ну с пра­вой сто­ро­ны), отдаёт рас­по­ря­же­ния «офи­це­ру сво­ей гвар­дии». Почти­тель­но вытя­нув­ший­ся перед сво­им пове­ли­те­лем «офи­цер» дер­жит в одной руке меч, а в дру­гой — зага­доч­ный пред­мет, кото­рый Эванс ква­ли­фи­ци­ро­вал как «очи­сти­тель­ное кро­пи­ло» (lustral sprinkler), соот­вет­ст­ву­ю­щее так назы­вае­мо­му as­per­gil­lium рим­ских пон­ти­фи­ков. В его пони­ма­нии меч и кро­пи­ло были на Кри­те дву­мя глав­ны­ми атри­бу­та­ми и сим­во­ла­ми вер­хов­ной вла­сти царя-жре­ца, одно­вре­мен­но свет­ской и духов­ной", - пишет Ю. В. Андреев.

Ну, а если взглянуть на изображения древнеегипетской культуры? Вот, например, фараон Хоремхеб предстоит богине Исиде в загробном мире и преподносит ей дары.

Всю панораму в гробнице Хоремхеба в Долине царей (KV57) можно увидеть в статье Википедии.

Мы здесь видим какой-то жезл или посох в правой руке богини. Википедия сообщает, что этот посох уас изображался в росписи гробницы или гроба, либо являлся частью погребальной утвари (Источник). 

посох уас

Древнеегипетская культура родственна крито-минойской, и мы можем с большой долей уверенности предполагать, что на "кубке принца" из Айа Триаде мы видим тот же посох уас. В таком случае, картина меняется на диаметрально противоположную: «юный миной­ский прин­ц» оказывается "почившим в боге" предком, перед которым предстоит "новопреставленный" имярек.

Никак не получается царя "надыбать" на минойском Крите...