Ананка и мойры.

Прочитав книгу Ричарда Б. Онианса "На коленях богов", я подумал, что было бы более справедливо, если б автор назвал свою монографию "На коленях Ананке". Потому что у него там всё вертится вокруг судьбы; про Зевса говорится редко, а другие боги и богини Олимпа и вовсе не упоминаются.

Г. Ч. Гусейнов в статье "Мифологемы судьбы и правды у Эсхила" проводит ту же линию. Автор говорит, что что "ананка — неразумная и не поддающаяся руководству стихия. Даже мойры, которых Эсхил называет «кормчими ананки» (Рг. 514), правят не ею, но в ней, в этой пучине, в водовороте ананки, ибо «их искусство (τέχνη) намного её слабей» (Рг. 515).

Подчиняя себе человека, ананка лишает его главного — способности разуметь (то φρονεΐν). Потому и искусство мойр (хоть и божественное, но всё же ремесло, творческая «вторичность» по сравнению с первозданным неразумием) — слабее ананки.

«Когда безбожник Агамемнон согнулся под ярмом ананки, он сменил рассудок на великую дерзость, или готовность на всё» (Ag. 218-219). Похожий диагноз безумия ставит Прометею Гермес, назвавший несчастного «потерявшим рассудок» (Рг. 1054-1056)".

Интересно автор анализирует тексты трагедий Эсхила, касающиеся мойры.

"Мойра у Эсхила — чёрная, иссиня-чёрная (Fr. 453), неуловимая (Pers. 909), злая (Pers. 908), несущая гибель (Choe. 911); она — «разорительница имущества граждан» (Ag. 130). Бедоносная и жестокая (Sept. 975, 987), она прячется от человека, дабы тем страшней поразить его, ведь «распознать» мойру можно только ценой смерти (Sept. 505). Но вот старцам из Хора аргивян эта страшная чёрная мойра желанна, она не приносит страданий, она не промедлит и даст им «нескончаемый сон» (Ag. 1452-1454). Благоговейно относятся к мойрам и Евмениды (Ag. 961-967) - им вред причинил Аполлон (Eum. 172). Мойра, как видно, хотя и не так удушающе теснит и давит героев Эсхила, как ананка, всё же определяет практически каждый отрезок их жизни.

«Трёхликие мойры» (Рг. 516 — имеются в виду Клото, Лахесис и Атропос) — «великие» (Choe. 306) богини-правозаконницы, «сопутствующие всякому делу», «в любую минуту грозящие» (Eum. 963-967). На каждое преступление или отмщение мойра кует своё право (Ag. 1535). Мойры же «держат руль [корабля, попавшего в пучину] ананки» (Рг. 516).

Мойра — и непосредственный осуществитель мирового порядка, и сам этот порядок во всех его жизненных проявлениях.

Иссиня-чёрная мойра — сестра ночи (Eum. 962). Молитвы к ней (Sept. 975, 987) переплетены обращениями к «госпоже тени Эдипа» и «чёрной Эриннии, что так могуча». Мойра приносит «нескончаемый сон» (Ag. 1452), днём увидеть её нельзя (Eum. 105), она — божество мрака, она вообще — мрак и мрак. 

Но если вглядеться внимательнее, то окажется, что она не просто мрак, но мрак, так сказать, «выколи глаз», т.е. с искрой. Мойра действительно прячется в лоне сестры-ночи и поэтому невидима днём, но ночью «спящая душа светится глазами» (Eum. 104) и видит мойру; мойру видят и умирая: Гипербий гибнет, желая έξιστορήσαι — «опознать», «вызнать» мойру.

Чёрно-светящейся, чёрно-сияющей магией мойры проникнуто всё сущее: всякое событие может трактоваться как мойра, в нём видят и взглядом ищут мойру, но оно же — видение самой мойры, и увидеть мойру — то же самое, что быть увиденным ею. Мойра — та истина и тот внутренний ток жизни, который познаётся лишь в слиянии с ним. Как истина, как трудно постижимый ритм, она есть свет, светящийся как бы в глазу, искрящийся в темноте. Она — тот мрак, который для поэтического сознания является синонимом рождения света, синонимом истинного света. Свет, исторгаемый из толщи мрака, — вот прообраз самой мойры [1].

Мойра — воплощение каких-то более древних мифологических персонажей и образов. Мойра то одна, а то их три, то она кузнец, а то пряха. Широк и хронологический диапазон формирования мифологемы - от вредоносной магии (мойра разоряет, Ag. 130, совершает убийства (Choe. 911)) до явных цивилизаторских элементов (она выковывает дику-справедливость Ag. 1535). Наконец, за этой мифологемой стоит у Эсхила символ доолимпийского мироустройства".

По всей видимости, и сам Зевс был "под ярмом Ананки". А как иначе объяснить многие его совершенно безумные "деяния"?! 

Сцена соития Леды, дочери этолийского царя, и Зевса — в виде огромного лебедя. Мраморный рельеф II века до н.э., экспонат Археологического музея Афин.

Особый отдельный вопрос — насколько эти представления об Ананке и мойрах являются крито-минойским или пеласгическим наследием. Во всяком случае, создаётся впечатления, что мойры существуют "сами по себе", как будто нет никакого Олимпа.

--------------------------------------------------------------------------

[1] В этом смысле можно понять и враждебность к мойрам Аполлона, «губящего древнерождённых богинь» (Eum., 172): Аполлон-свет отнимает у мойр истинно им принадлежащее богатство.