Греки-ахейцы как "пенкосниматели".

Сначала посмотрим на пару карт крито-минойской "ойкумены" и обратим внимание на анатолийское побережье.

А теперь посмотрим на карту греко-микенского мира, и также обратим внимание на поселения ахейцев в Анатолии.

Как видим, места поселений греков-ахейцев совпадают с прежними поселениями критян. О чём это говорит? О том, что ахейцы, подобно большевикам в советской России, "раскулачили" зажиточных крито-минойцев, "репрессировали" их и заняли их жилища. А где люди жили бедно, там и нет никаких следов ахейцев.

Л. А. Гиндин и В.Л. Цымбурский в книге "Гомер и история Восточного Средиземноморья" (М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996) сообщают:

"Очень интересная ситуация наблюдается на северо-западе полуострова. Если в слоях Трои VI - Трои VIIб I начиная с XVI в. до н.э. прослеживается множество микенских сосудов, что определённо говорит о тесных связях Троады в течение почти 250 лет с ахейским миром, то южнее на 200 км от Трои до ахейского поселения в Питане лежит пространство, на котором до настоящего времени не обнаружено никаких микенских изделий". 

Авторы говорят, что "на северо-западе, по-видимому, вовсе не было крупных городов, помимо Трои-Илиона". А сами ахейцы градостроительством не занимались. 

Авторы далее пишут, что ахейцы "не испытывали большого интереса к северной, «дикой» окраине этого цветущего мира - конечно, за исключением Троады с её мощной столицей, в окрестностях которой, однако, никакая вооружённая колонизация не могла иметь шансов на успех.

Так в сознании греков сложился образ Эгейской Анатолии XV - XIV вв. до н.э., с обжитым югом и плохо освоенным, малопривлекательным севером, среди которого возносила свои неприступные стены Троя VI".

Ещё несколько цитат из того же источника:

"Захватив Крит, ахейцы сразу же распространили свою экспансию на связанные с «царством Миноса» восточноэгейские острова и прибрежные города, прежде всего Милет. <...> На Родосе в середине XV в. до н.э. гибнет минойское поселение в Иасосе, и следом на этом острове, а также на Косе, Самосе и Хиосе и, вероятно, на соседних участках побережья, в Клазоменах, Эритрах и карийском Книде, утверждаются микенские пришельцы. <...> Если до середины XV в. до н.э. Милет, основанный выходцами с Крита и в своих внешних связях ориентированный на этот остров, представляет яркую картину минойской культуры на анатолийском побережье, то под 1450-1440 гг. до н.э., почти сразу после занятия критской столицы Кносса ахейцами и включения острова в сферу микенского влияния, в истории Милета наступает новая эпоха. Город перестраивается, воздвигается крепость, храм Афины, появляются характерные для Греции дома с большим центральным залом-мегароном". 

Завоеватели-норманны первым делом построили в Лондоне Тауэр, и ахейцы тоже воздвигли крепость в Милете. Это не случайно. Милет стал центром работорговли.

"В ходе дешифровки текстов линейного письма Б М. Вентрис и Дж. Чедвик выделили среди них серию табличек, содержащих прямые сведения о грабительских военных операциях ахейцев на востоке Эгеиды. Эти таблички упоминают о женщинах-рабынях (обычно в количестве одного-двух десятков вместе с множеством детей обоего пола), вывезенных в результате пиратских рейдов из различных малоазийских городов и соседствующих с побережьем островов. Среди них появляются «женщины из Милета», «женщины из Книда» в Карии, «женщины с острова Лемноса», а также женщины из г. Зефирии, как в древности назывался Галикарнасс.

М. Вуд отмечает совпадение ареалов микенских находок в малоазийских городах, включая Милет, Книд, Мюзгеби (Галикарнасс) с пилосскими обозначениями мест, откуда в Грецию вывозились рабыни. Это соответствие позволяет рассматривать указанные города как своего рода опорные пункты-крепости для набегов на соседние районы и одновременно как торговые колонии и порты, через которые в Грецию отправлялись предметы импорта и военная добыча. Женщины обозначаются в качестве «милетянок», «книдянок» и т.д. не потому, что они были родом из этих городов (едва ли греки могли захватывать кого-то в рабство из обитателей своих собственных городов-крепостей, населённых ими в течение десятков и сотен лет), но скорее по названию тех торговых пунктов, через которые они были вывезены, возможно, рабских рынков, где они были проданы".

А вот здесь я позволю себе не согласиться с уважаемыми авторами. Греки-ахейцы, как позднее — норманны, не везли с собой жён и детей через Эгейское море на утлых судёнышках, - дрова в лес не возят. Следовательно, завоеватели находились на анатолийском побережье в численном меньшинстве, по сравнению с завоёванными туземцами. И Милет, даже после "перестройки", оставался этнически не-греческим городом. Греки в нём составляли лишь военно-административную "верхушку", а все остальные горожане, надо полагать, были местными жителями. В противном случае, нам пришлось бы допустить, что греки-ахейцы вырезали всё коренное население Милета. Я думаю, что на протяжении трёх или даже четырёх поколений в Милете существовало заметное этническое и языковое различие между завоевателями и завоёванными, так что греки никак не могли там перепутать «милетянок» с собственными матерями, сёстрами и дочерями.

Для более понятной картины, греков-ахейцев можно сравнить с позднейшими норманнами-русами. Из арабских источников мы знаем, что русы продавали славян в рабство. В частности, арабский путешественник первой половины Х века Ибн Фадлан описывает работорговлю варягов в волжском городе Булгар. "У них есть царь, называемый хакан русов. Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают. Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян". А вот и карта работорговли, взятая мною из сборника 'Славяне и скандинавы' (Москва: Прогресс, 1986 - с.416):

Как видим, русы, ничтоже сумняшеся, продавали славян в рабство. Почему же греки-ахейцы не могли вывозить в Элладу жительниц Милета и их детей? Тем более, что ахейцы, по словам Гомера, поступали так с женщинами и в самой Элладе. В захваченном городе мужчин истребляли, детей также уничтожали или обращали в рабство (Il. XXII 63 слл., XXIV 732 слл.), а женщины становились наложницами победителей, в том числе имеющих свою семью (Od. VIII 523 слл.; Эсхил описывает, как пленниц, «старых и молодых, в разорванных одеждах, влачат за волосы, точно кобылиц» (Sept. 326 слл.)).