Загадка парных погребений в «позе объятий».

С. В. Сотникова в статье "Об отражении близнечного культа в погребальном обряде андроновского населения" касается чрезвычайно интересной темы парных разнополых захоронений андроновской эпохи (синташтинские, петровские, алакульские), в которых мужчина и женщина захоронены лицом друг к другу в «позе объятий».

Интерпретация парных разнополых погребений, относящихся к эпохе бронзы, вызывает споры среди исследователей.

М.И.Артамонов исходил из представления об одновременности совершения погребений мужчины и женщины и интерпретировал их как захоронение мужчины вместе с насильственно умерщвлённой для него неполноправной женой или наложницей. Такие захоронения, по мнению М.И.Артамонова, возникали в условиях перехода от матрилокального брака к патрилокальному и были связаны с похищением женщин. В Северном Причерноморье эта ситуация совпадает со временем срубной культуры. Но позднее, с развитием власти мужчин, к жёнам также стало предъявляться требование если не насильственной, то, по крайней мере, добровольной смерти. 

Тут, в качестве примера "добровольной смерти", можно указать на погребение в украинском селении Петриково, относящееся к высоцкой археологической культуре, то есть к 1100 — 600 годам до нашей эры.

"Доктор исторических наук Николай Бандривский говорит, что, по оценке паталогоанатомов, заключить уже бездыханные тела просто невозможно. Напрашивается догадка, что, согласно тогдашним ритуалам и обычаям, женщина предпочла уйти вслед за своим умершим мужем. По мнению Бандривского, жена отправилась вслед за мужем без принуждения, по доброй воле. Впрочем, специалисты не уверены, что женщину похоронили заживо — существует вероятность, что она покончила с собой, приняв необходимую позу ещё до погребения" (Источник).

В.С.Сорокин, опираясь на материалы могильника Тасты-Бутак I в Западном Казахстане, высказал мнение о том, что брак путём умыкания не мог иметь сколько-нибудь широкого распространения и являться нормальной формой создания семьи. Распространение одновременных парных захоронений мужчин и женщин свидетельствует, по его мнению, о возникновении прочных брачных отношений, что «должно было породить представление о желательности сопровождения умершего супруга на тот свет с целью сохранения разрушаемой смертью семьи. Это могло даже выступать в качестве обязательного требования или нравственной обязанности…». В то же время, полагает Сорокин, «нельзя исключать и воздействие личной привязанности на решение принять добровольную смерть».

То есть, жена так сильно любила своего мужа, что не могла жить после его смерти и, "убитая горем", отравилась на тот свет вместе с ним.

Кажется, подобный пример мы находим в китайском некрополе Бигуйюань, где в 2020 году было обнаружено парное захоронение обнимающихся мужчины и женщины. Археологи пришли к выводу, что во времена империи Северная Вэй (386–534 годы нашей эры) жена пожертвовала собой, чтобы быть захороненной в объятьях своего почившего мужа. 

"Археологи описали, что мужчина держал свою женщину за талию. Дама лежала на правом боку, ее голова находилась на его плече, а левая рука располагалась на талии мужчины. По мнению авторов, эта сцена загробной жизни стала реакцией на сильную прижизненную любовь" (Источник). 

Существует и другая интерпретация андроновских (в том числе петровских и синташтинских) парных разнополых захоронений лицом друг к другу. Д. Г. Зданович считает, что такие погребения имели символический характер и представляли одну из версий так называемого «священного брака» с богиней. Особый акцент в обряде делался на фигуре женщины, при останках которой помещали богатый инвентарь, мужчине же отводилась роль «спутника». Е. В. Куприянова тоже полагает, что парные разнополые захоронения в «позе объятия» можно интерпретировать как прообраз ритуала «священного брака», тесно связанного по данным мифологии с культом Богини и культами плодородия. Это явление свидетельствует о существовании у населения рассматриваемых археологических культур культа женского божества и института женщин-жриц.

Мне приходилось читать о погребениях сарматских "амазонок" в сопровождении якобы нескольких умерщвлённых мужчин-слуг. Но, конечно, эта тема очень "скользкая", так как тут всё зависит от интерпретации. Может, та "амазонка" была сарматской версией русской помещицы Салтычихи, и мужиков умертвили по её болезненному "бзику", который не имел никакого отношения к родо-племенным традициям и обычаям. Как поётся в одной известной песенке, "Одна снежинка — ещё не снег, ещё не снег, Одна дождинка — ещё не дождь". 

С. В. Сотникова анализирует собранные материалы по парным погребениям.

"Приведённые материалы весьма показательны. Во-первых, они свидетельствуют о том, что при совершении разнополых захоронений лицом друг к другу или в «позе объятий» стремились подобрать людей, относящихся примерно к одной возрастной категории. Так, в могиле 8 могильника Урал-сай захоронены двое взрослых в возрасте 40-60 лет. В могильнике Лисаковский мужчина имел возраст 30-35 лет, женщина – 25-30. В могильнике Степное 7 (могила 17) умершие имели возраст 15-17 лет, в могильнике Кривое озеро – 30-35 и т.д.

Во-вторых, практиковались разнополые погребения всех возрастных групп, не обязательнобрачного детородного возраста. Например, в могиле 7 могильника Селивановский II одному из погребённых детей было всего 3-4 года, а другому – 6-7 лет. В могильнике Урал-сай (могила 8) погребённым было 40-60 лет, и по меркам того времени они считались глубокими стариками.

В-третьих, в алакульских, синташтинских и петровских комплексах достаточно чётко проявляется тенденция захоронения мужчин на левом, а женщин ‒ на правом боку. Не исключено, что это является особенностью данного варианта погребального обряда более западных районов. Истоки ритуала, связанного с захоронением разнополых умерших в «позе объятий», вероятно, следует искать в более западных районах евразийских степей и в ещё более глубокой древности. Наиболее близки к данным погребениям материалы ямного погребения 2 кургана 6 у с. Оланешты из Нижнего Поднепровья".

И далее С. В. Сотникова выдвигает свою оригинальную версию парных погребений.

"Можно предложить следующую интерпретацию разнополых захоронений лицом друг к другу, в том числе в «позе объятий». По-видимому, мужчина и женщина, захороненные в «позе объятий», представляли собой в ритуале одно существо, объединяющее в себе оба пола. Такой «божественный андрогин» ‒ явление, достаточно распространённое в различных мифологических системах. Так в раввинском толковании библейского текста «Берешит-рабба» находим: «Адам и Ева были сотворены соединенными по плечи спиной к спине; тогда Господь разделил их ударом секиры или разрезав их надвое. Другие полагают иначе: первый человек (Адам) был мужем с правой стороны и женой с левой стороны; Господь же разделил их на две половины». В данном случае для нас представляют интерес, прежде всего сюжеты индоевропейской и индоиранской мифологической традиции, так как большинство исследователей относит синташтинские, петровские, алакульские и срубные памятники к индоиранским. 

В индоиранской традиции место мифологического первопредка-андрогина заняла пара близнецов: Яма и его сестра Ями у ведийских ариев, Йима и Йимак у иранцев. М.Элиаде полагает, что эти «парные первопредки» Яма‒Ями, Йма‒Йимак относятся к более поздней версии мифа о «первочеловеке», который был андрогином. Таким образом, в индоиранской традиции мы видим своеобразное расщепление двуполого мифологического образа на мужской и женский при сохранении одного и того же имени. Подобный мифологический образ сохранился и в балтийской традиции, уходящей корнями в индоевропейское прошлое. Так, в латышских дайнах упоминается о браке мужского персонажа Юмиса с женским персонажем Юмалой. Причём латышское имя Юмис восходит к древнему индоевропейскому названию божественного близнеца и родственно имени Яма. 

В свете близнечного мифа представляет интерес тот факт, что в рассматриваемых погребениях–синташтинских, петровских, алакульских, срубно-алакульских – пары составлены из людей, близких по возрасту или, по крайней мере, входящих в одну возрастную группу. Исходя из обычая экзогамии, женщины, захороненные рядом с мужчинами, не могли быть их жёнами, так как жёны принадлежали другому роду и должны были быть захоронены на своём родовом кладбище. Для интерпретации парных захоронений андроновской эпохи важным представляется замечание Николая Дамасского о том, что скифы «старших себя считают отцами, младших – сыновьями, а сверстников - братьями» и, следует добавить, сёстрами. Логично предположить, что в этом суждении содержится указание на употребление терминов родства также для обозначения возрастных групп, что было отмечено В.А.Поповым. Это сообщение интересно тем, что отражает иранские представления о возрастных группах. Таким образом, люди в андроновских парных разнополых захоронениях не были близнецами по рождению, в лучшем случае они являлись братом и сестрой, но воплощали близнецов в ритуале, так как принадлежали к одной возрастной группе. В таком случае вполне объяснимым становится факт, что в «позе объятий» были захоронены даже маленькие дети 3-4 лет или старики 40-60 лет.

Воспроизведение в ритуале брака «близнечной» пары означало возвращение к изначальной целостности мира, которая предшествовала Творению. Возвращение к Началу Творения было необходимым условием восстановления порядка (равновесия) в мире. Нарушенный мировой порядок нельзя было восстановить, такой мир считался безнадёжно испорченным. Необходимо было в ритуале вернуться к изначальному состоянию мира, а затем создать его заново. Ритуальные захоронения разнополых пар «близнецов» могли совершаться в кризисной ситуации, когда возникала угроза существованию всего коллектива – и детей, и взрослых, и стариков. Это могли быть, к примеру, какие-то болезни или эпидемия. Вероятно, с точки зрения мифологического мышления, для того чтобы избавиться от эпидемии, необходимо было вернуться к изначальной целостности мира, к моменту Творения, которое символизировала пара «близнецов», и создать новый мир – без болезней и эпидемий. Данный ритуал проводился, по-видимому, в разгар эпидемии, поэтому среди «близнечных» пар были представлены все возрастные категории. В таком случае становится объясним и факт коллективных погребений, в которых помимо пары «близнецов» захоронены и другие умершие".

Да, это, конечно, всё интересно, но выглядит как-то "сыровато". Совсем ничего не говорится о ритуале, типа "кумления", который бы связывал воедино двух людей, и при смерти одного члена ритуальной "пары" другой "член" оправлялся бы вслед за ним в "иное живленьице". Сам тезис о целительном аспекте восстановлении полноты ("плеромы") человека, безусловно, верен, но всё же непонятно, как похороны брата вместе с сестрою, вместо похорон одного брата, способствовали бы очищению деревни от эпидемии. В позднейшие времена существовал, например, ритуал опахивания деревни. 

Ситуацию ещё более усложняют ритуальные переодевания. 

"В погребальном комплексе 4 могильника Степное 7 в Южном Зауралье в центральном погребении № 17 <...> человек, уложенный вытянуто на правом боку (костяк А) был одет в богатый женский костюм, изобилующий металлическими украшениями. Рядом, справа, несколько скорченно на левом боку был уложен другой человек (костяк Б), одежда которого не содержала металлических украшений. Более того, ему не соответствует, как кажется, ни один из многочисленных предметов сопроводительного инвентаря. Руки его были согнуты так, что кисти располагались перед лицом. Руки первого человека (костяк А), напротив, обнимали уложенного справа человека в области груди. Можно говорить, что эти два человека были уложены друг к другу лицом к лицу, в «позе объятий», о значении которой немало сказано выше. За затылочной костью черепа второго погребённого располагался ритуальный бронзовый топор, лезвием направленный к затылку. Возможно, его топорище было зажато в кистях первого погребённого. <...> Таким образом, по исключительному богатству костюма и особенному положению, индивиду «А» явно была отведена центральная роль в ритуале.

В традиционной советской археологии подобные захоронения интерпретировались как погребения мужчин с насильственно умерщвлёнными жёнами или наложницами. Лишь не так давно было отмечено, что в некоторых синташтинских и петровских погребениях, не мужчине, а женщине принадлежит «главная» роль, при ней же часто лежат предметы престижа и символы власти, например, каменные булавы. В случаях же, когда каменные булавы сопровождали костяки мужчин, среди остального инвентаря присутствовали предметы, связанные с женской сферой – кольца, пряжки. Это дало основания Д.Г.Здановичу предположить, что в некрополях степных культур эпохи средней бронзы существовали погребения лиц, функции которых в религии были связаны с ритуальным травестизмом. Это предположение было поддержано некоторыми другими исследователями. В случае с погребением могильника Степное 7 активная роль «женского» персонажа и пассивная «мужского» совершенно очевидны. Однако удивление исследователей вызвало то, что, после антропологической обработки материала, оказалось, что погребённый, одетый в женское платье, скорее всего, являлся юношей, а второй погребённый из пары, лежавший в «мужской» позе на левом боку и лишённый украшений, - девушка. Возраст обоих погребённых – 15-17 лет. Проведённые сопоставления показали, что несоответствие в некоторых могилах погребального инвентаря полу умершего – вещь не редкая, если не сказать типичная для памятников синташтинско-петровского круга. Так, на могильнике Бестамак 1 в Северном Казахстане в ряде случаев индивиды, определённые антропологом Р. Линдстромом как мужчины, имели при себе женские украшения.  

 

Ещё более интересны материалы могильника Кривое Озеро. В п.1 к.10 у погребённого индивида зафиксированы украшения – подвеска в 1,5 оборота на левом виске и клык-амулет у затылка. По определениям Г. В. Рыкушиной данный индивид – мужчина 25-30 лет. У погребённого в яме 3 на руках зафиксированы желобчатые браслеты. По антропологическим определениям это мужчина в возрасте 50-55 лет, причём, что особенно интересно, со следами выраженных гормональных нарушений. В п.36 к.7 мог. Танаберген 2, ограбленном в древности, были зафиксированы кости скелета мужчины 30-36 лет с остатками окислов на фалангах пальцев и мелкие украшения. Таким образом, если в одном случае определение субъекта с украшениями как мужчины может считаться ошибкой, то определения, сделанные для трёх разных памятников разными специалистами-антропологами, выражают явную тенденцию.

При выявлении главенствующей роли «женского» персонажа погребений «в позе объятия», особого статуса подобных погребений, проявляющегося как в их расположении, так и в наличии предметов престижа среди погребального инвентаря, было высказано предположение о существовании в синташтинском обществе института женщин-жриц и их высокой роли в обществе, а также существовании ритуальной травестии. В свете новых данных можно довольно уверенно говорить о существовании в синташтинское и петровское время ритуальной травестии и высокой роли «жрецов»-мужчин, переодетых в женское платье" (Источник).

Кстати, про энареев у скифов я говорил в заметке Энареи. Очевидно, андрогинные гадатели, носившие женскую одежду, выполнявшие женские обязанности, соблюдавшие обычаи, предназначенные для женщин и говорившие в женской манере, были не только у скифов, но и в гораздо более древних арийских культурах. Как связаны эти энареи с парными погребениями, - не ясно. 

Л. С. Клейн ещё более усложняет ситуацию, говоря о том, что в некоторых парных погребениях мужчина систематически оказывался на втором месте, за спиной женщины.