О первичной матрилинейности.

А. А. Казанков говорит, что "случаев перехода от патрилинейности к матрилинейности не зафиксировано ни одного! И это остаётся в числе главных аргументов сторонников тезиса о первичности матрилинейности".

"Другой аргумент, тоже относящийся к числу ключевых, связан с явлением, получившим в науке название авункулата. Так называют зафиксированный у многих бесписьменных народов обычай, в соответствии с которым в жизни человека, особенно в жизни мужчины, очень большую роль играет брат его матери (лат. avunculus). Сторонники тезиса о первичности матрилинейности видят в авункулате пережиток этой формы родственной организации.

Африканист Анри Жюно, исследовавший авункулат среди патрилинейных тонга Южной Африки,  пришёл к выводу, что этнографические факты допускают лишь одно объяснение: в прошлом тонга были матрилинейны; авункулат у них – наследие этой былой матрилинейности.

По наблюдениям А. Жюно, авункулокальное поселение является правилом для детей и подростков. Мальчиков и девочек сразу после отлучения от груди (это происходит весьма поздно, в три-четыре года. – А. К.) отсылают в деревню брата их матери, где они проводят несколько лет, а в случае девочек – до полного полового созревания. (Такая форма воспитания является нормой в матрилинейных обществах с авункулокальным правилом брачного поселения, например у центральной и западной части племён центральных банту.)

Для Жюно совершенно очевидно, что прочная социальная связь между мужем и женой в обществе современных ему тонга (статья была опубликована в 1912 г.) есть результат действия системы брачной выплаты (калыма) – лобола, которая утвердилась в обществе тонга сравнительно недавно. Вместо того чтобы отправляться в деревню будущей жены и отрабатывать за неё, потенциальный муж с достаточным количеством скота теперь мог забрать невесту из её родного селения, обменяв её и её будущее потомство на некоторое количество коров (волов). Но, по мнению самих тонга, женщина оставалась связанной настоящими («true») социальными связями со своей родной деревней, и то же самое было справедливо и для её детей. Тонга сами утверждали, что «только скот» (it was «only the cattle») отрывал женщину и её детей от её братьев и родной деревни.

Тонга считают связи ребёнка с матерью и её родственниками фундаментальными, а связи с отцом и его родственниками – формирующимися «только из-за скота» («only on account of the oxen»). «Собственно говоря, как выразился в характерной образной манере один из тонга по имени Манкехулу: «Что касается жертвоприношений (тимхамба), то их по большей части проводят родственники матери. Они настоящий ствол. Мой отец – ствол благодаря скоту, а моя мать – настоящий ствол; она – бог, она растит меня. Если она умрёт, когда я ещё младенец, я тоже не выживу» (Junod 1912: 294).

У тонга отцы не получали автоматически прав на собственное потомство. Напротив, мужчины тонга полагали, что они получают соответствующие права в результате значительных плат скотом родственникам своих жён. В любом случае, когда выкуп «лобола» был не заплачен, ребёнок носил имя линиджа своей матери и продолжал жить в деревне её брата. Я считаю это определённо признаком былой матрилинейности.

Матрилинейные принципы явственно проступали у тонга и в связи с наследованием имущества умершего мужчины. Сыновья его сестры имели приоритетное право взять себе те предметы, которые они хотели: копья, рабочие орудия и т. д. Но если за женщину был выплачен лобола – такое приоритетное право имели уже сыновья усопшего. Согласно формулировке самих тонга, первоначальными наследниками были именно сыновья сестры.

Дж. П. Мердок заключает, что все племена центральных банту были когда-то матрилинейными. Некоторые из них до сих пор являются таковыми; это именно те племена, у которых мало скота (из-за мухи цеце. – А. К.). По его мнению, переход к патрилинейности у части племен центральных банту осуществился сравнительно недавно и является прямым результатом интродукции скота. Ему вторит Харольд Шнайдер:

«В Африке наиболее последовательно патрилинейными являются те общества, у которых скот, особенно крупный рогатый скот, является важным видом собственности, – там, где его количество равняется одной корове на человека или превышает эту цифру. Там, где нет этого вида собственности, использующегося в качестве компенсации, мы находим матрилинейно-матрилокальные системы» (Scneider 1979:16).

Масаи. В центре их культуры находится скот.

Масаи — воинственные скотоводы, покупающие себе жён за коров.

Дэвид Аберле образно выразил корреляцию, отмеченную Мердоком и Шнайдером для ряда африканских обществ, так: «корова – главный враг матрилинейности в Африке» (Aberle 1961: 680). В тех африканских обществах, где патриархальные социальные институты уже исказили первоначальную матрилинейную матрицу, даже наличие матрилинейности не обеспечивает сравнительно равноправные статусы мужчин и женщин (Lindstrom 2014)".

------------------------------------------------------------------

В общем, патриархат "завязывается" на капитале. Есть капитал — есть патриархат, нет капитала — нет патриархата. Здесь остаётся лишь добавить, что слова "капитал, капиталист" происходят от латинского "caput" (голова скота) и в буквальном переводе означают "скот, обладатель скота". 

Вот что пишет автор книги «О чём рассказывают монеты» В.Н. Рябцевич: 

«Отзвуки периода господства "мычащих денег" сохранили многие языки, в которых одним и тем же словом определялись такие понятия, как "скот, имущество, богатство, деньги". У древних греков выражение "у него бык на языке" употреблялось, когда речь шла о человеке, чьё молчание было куплено деньгами. В латыни насчитывается несколько производных от слова "pecus" (скот): "pecunia" (имущество, состояние, деньги, монета)», "pecuniosus" (богатый, состоятельный человек) и т.д.

Слова со временем поразительно изменяли своё значение. В современном русском «скотница, скотник» означает людей, ухаживающих за скотом. А во времена Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха слово «скотница» означало «казна, сокровищница». «Скотница твоя... не скудна есть и неистощима», — писал Мономаху митрополит Никифор. А «скотник» был кем-то вроде казначея. Слово же «скот» имело собирательное значение «деньги» — во всяком случае, во времена Ярослава Мудрого".