Обычай побратимства у скифов.

А. М. Хазанов в своей монографии "Социальная история скифов" приводит фрагмент из новеллы Лукиана Самосатского (L u с, Тох., 37), где скиф Токсарис рассказывает о себе:

«Мы приобретаем себе друзей не на пирушках, как вы (т. е. греки.— А. X.), и не потому, что известное лицо является нашим ровесником или соседом; но, увидев какого-либо человека хорошего и способного на великие подвиги, мы все устремляемся к нему, и то, что вы делаете при браках, мы делаем при приобретении друзей; усердно сватаемся за него и во всём действуем вместе, чтобы не ошибиться в дружбе или не показаться неспособным к ней. И когда какой-нибудь избранник сделается уже другом, тогда заключается договор с великой клятвой о том, что они и жить будут вместе, и в случае надобности умрут один за другого. И мы действительно так и поступаем; с того времени, как мы, надрезав пальцы, накапаем крови в чашу и, омочив в ней концы мечей, отведаем этой крови, взявшись вместе за чашу, ничто уже не может разлучить нас. В союзы дозволяется вступать самое большее трём лицам, (потому что, кто имеет много друзей, тот кажется нам похожим на публичных блудниц, и мы думаем, что дружба такого человека, разделённая между многими, уже не может быть столь прочной».

Впервые обычай побратимства у скифов засвидетельствован Геродотом (IV, 70): «Если скифы заключают с кем-либо клятвенный договор, то поступают при этом так: в большую глиняную чашу наливается вино, к нему примешивается кровь договаривающихся, причём этим последним делают уколы шилом или небольшие разрезы ножом на теле, потом погружают в чашу меч, стрелы, секиру и метательное копьё. По совершении этого они долго молятся, затем пьют смесь как сами договаривающиеся, так и знатнейшие из присутствующих».

А. М. Хазанов правильно говорит, что "побратимство — нечто большее, чем просто дружба". Тут, очевидно, надо говорить о взаимной любви. Причём, о любви самого высокого пошиба, как она изображена в Евангелии: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя" (Ин. 15, 13). Именно такую любовь проявили скиф Дандамис, позволивший выколоть себе глаза ради спасения из плена друга Амизока, и Амизок, ослепивший сам себя из солидарности с побратимом (Luc, Tox., 39—41). Блин, до чего же красиво!!! Я вполне допускаю, что в отношениях Дандамиса и Амизока имелся гомосексуальный мотив (как говорил М. Ю. Лермонтов, "из двух друзей всегда один раб другого"), но такие возвышенные обертоны любви совершенно затмевают орально-анальные мотивы, если они имели место быть в их отношениях. Я всегда иронизирую над "гомосятиной", но здесь «я пас», молчу, ибо для меня "красиво" значит "божественно".