Льюис Г. Морган показывает, как происходил переход счёта происхождения из женской линии в мужскую.
"Род в архаическом периоде состоял из предполагаемой родоначальницы и её детей вместе с детьми её дочерей и её женских потомков по женской линии до бесконечности. Дети её сыновей и её мужских потомков по мужской линии исключались из рода. Напротив, при счёте происхождения по мужской линии род состоял из предполагаемого родоначальника и его детей вместе с детьми его сыновей и его мужских потомков по мужской линии до бесконечности. Дети его дочерей и его женских потомков по женской линии исключались. Не входившие в род в первом случае были членами рода во втором, и наоборот. В таком случае возникает вопрос, как мог счёт происхождения перейти из женской линии в мужскую, не разрушая рода?
Посколько счёт происхождения по женской линии является архаическим и более согласуется с ранним состоянием древнего общества, чем счёт по мужской линии, вероятность говорит за то, что в древности он господствовал у греческих и латинских родов.
Когда в греческих и латинских родах происхождение считалось по женской линии, род обладал, в числе прочих, следующими характерными чертами: 1) Брак в пределах рода был запрещён, вследствие чего дети не принадлежали к роду того, кто считался их отцом. 2) Имущество и должность вождя наследовались в роде, вследствие чего дети исключались из наследования имущества или должности того, кто считался их отцом. Такое положение должно было сохраняться до тех пор, пока не явилась побудительная причина, достаточно всеобщая и настоятельная, чтобы заставить осознать несправедливость этого исключения перед лицом изменившихся условий.
Естественным выходом из положения был переход счёта происхождения из женской линии в мужскую. Чтобы осуществить это изменение, требовалось только наличие соответствующего мотива. После того как стали разводиться в стадах домашние животные, сделавшиеся тем самым источником средств существования, равно как и объектом личной собственности, и после того как земледелие привело к частной собственности на дома и землю, должен был возникнуть протест против господствовавшего порядка родового наследования, посколько этот порядок исключал из числа наследников детей собственника, чьё отцовство становилось более достоверным, и отдавал его имущество его сородичам. Борьба за новый порядок наследования, в которой участвовали как отцы, так и дети, должна была дать достаточно сильную побудительную причину этого изменения. После того как собственность начала накапливаться в больших количествах и стала принимать постоянные формы и после того как увеличились размеры собственности, находившейся в индивидуальном обладании, стал неизбежен переход счёта происхождения из женской линии в мужскую. Такое изменение сохраняло наследство в роде по-прежнему, но переводило детей в род их отца и ставило их во главе агнатических родных. По всей вероятности, вначале они должны были делить наследство с остальными агнатами; однако распространение принципа, по которому агнаты устранялись от наследования остальных родичей, должно было с течением времени привести к отстранению агнатов и исключительному праву наследования детей. Сверх того, отныне сын получал право наследовать должность своего отца.
Такой вид приняло право наследования в афинском роде в эпоху Солона или вскоре после того. Имущество переходило в равных долях к сыновьям, которые были обязаны содержать дочерей и выдавать им их долю при выходе замуж; за отсутствием сыновей наследовали дочери в равных долях. Если детей вовсе не было, наследство переходило к агнатическим родным, а если таковых не было, то к родичам. Римский закон двенадцати таблиц содержал по существу те же положения.
Весьма вероятно, далее, что с переходом к счёту происхождения по мужской линии или ещё раньше животные названия родов исчезли и сменились личными именами. С прогрессом общества, с увеличением собственности и переходом её в частное обладание должно было всё более утверждаться значение личности; это привело к тому, что роды стали называться по какому-нибудь предку-герою. Хотя время от времени путём сегментации образовывались новые роды и в то же время другие вымирали, родословная рода восходила назад на сотни, если не на тысячи лет. После того как произошло помянутое изменение в наименовании рода, предок-эпоним должен был сделаться личностью, через значительные промежутки времени меняющейся; какая-нибудь другая личность, выделившаяся в позднейшей истории рода, занимала место старого эпонима, воспоминание о котором затуманивалось и исчезало во мраке прошедшего. Что наиболее знаменитые греческие роды меняли свои имена и что это изменение проходило безболезненно, видно из того, что роды сохраняли имя матери своего родоначальника и приписывали его рождение её связи с каким-нибудь богом. Так, Звмольп, предок-эпоним аттических Эвмольпидов, был якобы сыном Нептуна и Хионы; однако греческий род был древнее представлевия о Нептуне.
Возвращаясь к основному вопросу, мы должны сказать, что отсутствие прямых доказательств существования в древности счёта происхождения по женской линии у латинских и греческих родов не устраняет предположения в пользу этого; но случилось так, что эта форма сохранилась у некоторых племён, находящихся в близком родстве с греками, при чём следы её обнаруживаются у ряда греческих племён.
Пытливый и наблюдательный Геродот нашёл одну нацию, а именно ликийцев, пеласгическую по происхождению, но греческую в силу исторических связей, у которой в его время (440 год до н. э.) происхождение считалось по женской линии. Указав, что ликийцы вышли из Крита, и приведя некоторые подробности их переселения в Ликию при Сарпедоне, он продолжает: «Обычаи их частью критские, частью карийские. Но у них есть один странный обычай, которым они отличаются от всех наций мира. Спроси ликийца, кто он, и он назовёт в ответ своё собственное имя, имя своей матери и так далее по женской линии. Более того, если свободная женщина выйдет замуж за раба, то её дети будут свободными гражданами; но если свободный мужчина женится на чужестранке или станет жить с наложницей, то, будь он даже первым лицом в государстве, его дети утратят все права гражданства». Из этого обстоятельного показания прямо следует, что ликийцы были организованы в роды, что брак в пределах рода был запрещён и что дети принадлежали к роду своей матери. Мы имеем здесь отчётливый образец рода в его архаической форме, а равно определённые указания на последствия брака ликийца с чужестранкой и ликиянки с рабом. Аборигенами Крита были пеласгические, эллинские и семитические племена, жившие каждое отдельно. Минос, брат Сарпедона, считается обыкновенно главой пелазгов на Крите; но ликийцы были уже во время Геродота эллинизированы и выдавались по своему развитию среди азиатских греков. Изолированное положение их предков на острове Крите до переселения в Ликию в легендарном периоде может служить объяснением того, что они сохранили счёт происхождения по женской линни до столь позднего времени.
У этрусков господствовал тот же порядок счёта происхождения. «Замечательно, — говорит Крамер, — что два свойственных этрускам обычая, о которых мы узнаём по их памятникам, Геродот считал характерными чертами ликийцев и кавнийцев Малой Азии. Первый состоит в том, что этруски постоянно обозначали своё родство и фамилию по своей матери, а не по отцу; второй — что они допускали своих жён на свои празднества и пиры».
Курциус говорит о счёте происхождения по женской линии у ликийцев, этрусков и критян следующее:
«Было бы ошибочно понимать этот порядок как знак уважения к женскому полу. Скорее он коренится в примитивном состоянии общества, когда моногамия утвердилась ещё не настолько прочно, чтобы о происхождении с отцовской стороны можно было говорить уверенно. Соответственным образом данный порядок выходит далеко за пределы географического распространения ликийской народности. Он встречается даже до сегодняшнего дня в Индии; его существование может быть доказано у древних египтян; о нём упоминает Санхуниафон с весьма произвольным объяснением причин его существования; помимо стран Востока, он встречается у этрусков, у критян, столь тесно связанных с ликийцами, называвших своё отечество «материнской землёй», и у афинян, см. у Бахофена, и т. д. Таким образом, если Геродот считает данный порядок особенностью ликийцев, то это значит только, что у них он, вероятно, сохранился дольше, чем у всех родственных грекам народов, что подтверждается и ликийскими надписями. Итак, мы должны вообще считать употребление имени матери для обозначения происхождения пережитком неразвитого состояния общественной жизни и семейного права, каковой порядок при более организованном состоянии был оставлен и в позднейшей Греции уступил место общераспространённому порядку называть детей по отцу. Это различие порядков, чрезвычайно важное для истории древней цивилизации, было недавно исследовано Бахофеном в вышеназванном докладе».
В своём обширном и основательном труде Бахофен собрал и исследовал доказательства женской власти (материнского права) и политического господства женщин (гинекократии) у ликийцев, критян, афинян, лемнов, египтян, орхоменов, локров, лесбийцев, мантинеев, а также у восточно-азиатских наций. Для полного объяснения изображённого Бахофеном состояния древнего общества необходимо признать источником данного явления род в его архаической форме. При таких условиях мать и её дети принадлежали к одному и тому же роду, а в составе общинного домохозяйства, на основе рода, роду матери принадлежадо преобладание. Семья, достигшая, вероятно, синдиасмической формы, была ещё окружена пережитками брачной системы, принадлежавшей к ещё более раннему состоянию. Такая семья, состоявшая из брачной пары с их детьми, должна была естественно искать пристанища вместе со своими родственными семьями в общинном домохозяйстве, в котором отдельные матери со своими детьми принадлежали к одному роду, а считавшиеся отцами этих детей — к другим родам. Общинное землевладение и коллективная обработка земли должны были привести к общинным домам и коммунизму домашней жизни. Таким образом оказывается, что гинекократия предполагает существование счёта происхождения по женской линии. Когда таким образом укрепилось положение женщин в больших домохозяйствах с общими запасами, где их род занимал преобладающее но своей численности положение, то должны были сложиться те явления материнского права и гинекократии, которые Бахофен открыл и проследил, пользуясь отрывками истории и преданий. Я указывал уже в другом месте, какое неблагоприятное для женщины положение создали переход счёта происхождения из женской линии в мужскую и возникновение моногамной семьи, уничтожившей общинный дом, поселившей в чисто родовом обществе жену и мать в индивидуальном доме и разлучившей её с её родичами.
Моногамия возникла у греческих племён, вероятно, только после того, как они достигли высшей ступени варварства, и в брачных отношениях в этом периоде ещё, повидимому, не было устойчивости, в особенности у афинских племён. Бахофен говорит о них: «Итак, до Кекропса, как мы видели, дети знали только мать, а не отца: они были unilaterales. Не связанная с одним лишь мужчиной, женщина производила на свет только незаконнорожденных детей. Кекропс первый положил конец этому; он поставил на место незаконной связи полов исключительность брака, дал детям отца и мать и таким образом из unilaterales сделал их bilaterales». То, что здесь названо незаконной связью полов, должно быть принято с оговорками. В такое сравнительно позднее время мы должны были ожидать встретить синдиасмическую семью, однако вместе с пережитками предшествующей брачной системы, происшедшей из группового брака.
Существует интересное указание Полибия на сто семейств италийских локров. «Локры сами уверяли меня, — говорит он, — что их собственные предания более соответствуют рассказу Аристотеля, чем Тимея. Они ссылались на следующие доказательства. Первое, что вся родовитая знать ведёт своё происхождение от женщин, а не от мужчин; например, только те принадлежат к числу знатных, кто ведёт своё происхождение от ста семейств; эти семейства были у локров знатными ещё до их переселения; это действительно были те самые семейства, из которых, по повелению оракула, были выбраны по жребию сто девушек, отосланных в Трою». Весьма возможно, что звание, о котором здесь идёт речь, было связано с должностью вождя рода, каковое обстоятельство делало благородным то семейство в пределах рода, один из членов которого получал эту должность. Если это предположение правильно, то надо допустить и существование счёта происхождения по женской линии как для членов рода, так и для должности. Должность вождя была наследственной в роде и, в древние времена, выборной из числа членов рода мужского пола; при счёте по женской линии эта должность переходила обычно от брата к брату или от дяди к племяннику. Во всяком случае должность наследовалась по женской линии, право быть избранным зависело от того, к какому роду принадлежала мать, через которую данный кандидат был связан как с родом, так и с умершим вождём, чьё место ему предстояло занять. Везде, где наследогание должности или звания идёт по женской линии, для объяснения этого необходимо существование счёта происхождения по той же линии.
Доказательства того, что у греческих племён происхождение в древности считалось по женской линии, мы находим в отдельных примерах брака, относящихся к легендарному периоду. Сальмоней и Кретей были родными братьями, сыновьями Эола. Первый отдал свою дочь Тиро замуж за её дядю. При счёте по мужской линии Кретей и Тиро принадлежали бы к одному и тому же роду и поэтому не могли бы вступить в брак; напротив, при счёте по женской линии они принадлежали к различным родам и, следовательно, не были в родстве. В этом случае их брак не нарушал родовых порядков. То обстоятельство, что мы имеем дело с личностями мифическими, не существенно, ибо и легенда должна учитывать родовые порядки. Этот брак объясним при счёте происхождения по женской линии, а это, в свою очередь, говорит за то, что такой порядок либо ещё существовал в то время, либо допускался древними, ещё не совсем исчезнувшими обычаями.
То же самое обнаруживается и из примеров браков, заключавшихся уже в исторический период; повидимому, древний обычай пережил переход счёта происхождения из женской линии в мужскую, хотя этим нарушались родовые обязанности брачущихся. После Солона брат мог жениться на своей сводной сестре, если они были от разных матерей, но не наоборот. При счёте по женской линии они принадлежали бы к разным родам и не были бы, следовательно, в родстве. Их брак не нарушал бы родовых обязанностей. Между тем, при счёте происхождения по мужской линии, каковой фактически существовал в то время, к которому относятся данные случаи, они принадлежали к одному роду, и, следовательно, такой брак был запрещён. Кимон женился на своей сводной сестре Эльпинике; оба они были от одного отца, но от разных матерей. В «Эвбулиде» Демосфена мы встречаемся с подобным же случаем. «Мой дед,— говорит Эвкситий,— женился на своей сестре, так как она не происходила от одной с ним матери». Подобные браки, против которых афиняне выказывали сильное предубеждение уже в эпоху Солона, объяснимы только как пережиток древнего брачного обычая, существовавшего в то время, когда происхождение считалось по женской линни, и ещё не совсем исчезнувшего в эпоху Демосфена.
Счёт происхождения по женской линии предполагает существование рода, который даёт возможность различать происхождение. На основании того, что мы знаем теперь о древнем и современном распространении родовой организации на пяти континентах, в том числе австралийском, а равно об архаической структуре рада, мы можем ожидать, что следы счёта происхождения по женской линии встретятся в преданиях, если не в порядках, сохранившихся до исторического времени. Поэтому нельзя думать, что ликийцы, критяне, афиняне и локры, если только имеются основания отнести сюда последние два народа, изобрели столь достопримечательный порядок, как счёт происхождения по женской линии. Предположение, что это был древний закон латинских, греческих и других греко-италийских родов, является наиболее разумным и удовлетворительным объяснением данных явлений. Влияние собственности и стремление передать её детям были достаточно сильными мотивами для перехода к счёту происхождения по мужской линии.
Что брак вне рода был у афинян правилом как до, так и после Солона, можно заключить из обычая записывать женщину с её выходом замуж во фратрию мужа, а детей, как дочерей, так и сыновей, в род и фратрию отца. Основным принципом, на котором покоился род, было запрещение брака между членами рода как кровными родственниками. Число членов отдельного рода было не велико. Если мы примем число зарегистрированных при Солоне афинян в шестьдесят тысяч и разделим это число поровну на триста шестьдесят аттических родов, то на каждый род придётся всего сто шестьдесят человек. Род был большой семьёй родственных лиц, имеющих общие религиозные обряды, общее кладбище и обычно владеющих землёй коллективно. В силу принципа, на котором род был построен, брак между его членами был запрещён. С переходом счёта происхождения в мужскую линию, с возникновением моногамии и исключительного права детей на наследство, вместе с появлением наследниц постепенно подготовлялся путь для свободного брака, независимо от рода, но с запрещением, ограничивающимся определёнными степенями близкого кровного родства. Брак у человечества начал своё существование в групповой форме, при которой все мужчины и женщины группы, за исключением детей, были общими мужьями и жёнами; при этом, однако, мужчины и женщины принадлежали к различным родам; дальнейшее развитие привело к браку отдельных пар на принципе исключительности сожительства.
Вместе с родом возникла и определённая система родства, которую мы в её азиатской форме называем туранской, а в американской — ганованской; эта система распространяла запрещение брака до тех пределов, до которых распространяется на коллатеральных родство брата и сестры. Эта система господствует и сейчас у американских туземцев, в некоторых местностях Азии и Африки, а также в Австралии. Она, несомненно, господствовала у греческих и латинских племён в соответствующую отдалённую эпоху, и следы её сохранялись до легендарного периода. Напомним одну из черт туранской системы, а именно: дети братьев — сами братья и сёстры, и как таковые не могут вступать между собою в брак; дети сестёр находятся в таком же родстве, и по отношению к ним действует то же запрещение. Это может служить объяснением знаменитого мифа о Данаидах, один из вариантов которого послужил Эсхилу сюжетом для его трагедии «Умоляющие». Читатель припоминает, что Данай и Эгипт были братьями и потомками Ио аргосской. У первого были от различных жён пятьдесят дочерей, а у последнего тоже от различных жён пятьдесят сыновей; в своё время сыновья Эгипта стали свататься к дочерям Даная. По системе родства, свойственной роду в его архаической форме и сохранявшейся до тех пор, пока oна не была вытеснена системой, введённой моногамией, они были братьями и сёстрами, почему не могли вступить между собой в брак. Если в то время происхождение считалось по мужской линии, дети Даная и Эгипта принадлежали бы к одному роду, что ставило их браку новое и столь же серьёзное препятствие. Тем не менее сыновья Эгипта пытались пренебречь этим препятствием и принудить Данаид к браку; тогда последние убежали из Египта за море в Аргос, чтобы избежать союза, который они считали беззаконным и кровосмесительным. В «Прометее» того же автора Прометей предсказывает это событие Ио, говоря, что в пятом поколении от её будущего сына Эпафа пятьдесят девушек придут в Аргос не добровольно, а убегая от кровосмесительного брака с сыновьями Эгипта. Бегство Данаид в ужасе перед предполагавшимся браком находит своё объяснение в древней системе родства, независимо от родового права. Без такого объяснения это событие теряет смысл и уклонение Данаид от брака обращается в простое жеманство.
Трагедия «Умоляющие» основана на истории бегства Данаид за море в Аргос с требованием защиты у аргосских родственников от грозящего им насилия со стороны преследующих их сыновей Эгипта. В Аргосе Данаиды заявляют, что они покинули Египет не потому, что были приговорены к изгнанию, но потому, что убежали от мужчин одного с ними происхождения, исполненные отвращения к нечестивому браку с сыновьями Эгипта. Отвращение Данаид обусловлено исключительно фактом кровного родства, что вместе с тем предполагает существование запрещения подобных браков, которому они привыкли подчиняться. Заслушав на совете дело «умоляющих», аргосцы решили предоставить им защиту, что само по себе предполагает существование запрещения таких браков и основательность отвращения к ним. В то время когда писалась эта трагедия, афинский закон дозволял и даже требовал заключения брака между детьми братьев в том случае, если налицо была девушка-наследница и сирота, хотя, повидимому, данный закон ограничивался этими исключительными случаями; поэтому такие браки не казались афинянам ни кровосмесительными, ни беззаконными. Но предание о Данаидах дошло до них из весьма отдалённой древности, и весь его смысл основан на силе обычая, запрещающего такой брак. Всё это предание вращается вокруг упорного отвращения Данаид к предполагаемому браку как запрещённому законом и обычаем. Никакой другой причины не выставлялось, да и не требовалось. В то же время поведение Данаид становится понятным только при предположении, что такой брак был тогда так же непозволителен, как в настоящее время брак между братом и сестрой. Попытка сыновей Эгипта прорвать преграду, поставленную туранской системой родства, может датировать момент, когда эта система начала уступать место современной системе, которая пришла вместе с моногамией и которая должна была сменить родовые порядки и туранскую систему на запрещение брака в определённых ступенях родства.
Приведённые данные говорят за то, что у пеласгических, эллинских и италийских племён происхождение считалось по женской линии и что переход к счету по мужской линии совершился под влиянием собственности и наследования".
Комментариев нет:
Отправить комментарий