"Главный козёл страны".

Стивен Лэнгдон в своей монографии "Таммуз и Иштар" (М: «Касталия», 2019, с. 41) приводит слова шумерской молитвы, где Таммуз называется "мужем Иштар-невесты и главным козлом страны".

Это очень интересно. Потому что шумеро-вавилонское искусство насквозь пропитано "козлятиной". Кстати, и эламское - тоже. Вот, например, статуэтка из иранских Суз среднеэламитского периода (ок. 1500-1200 гг. до н.э.):

А вот отрывок из надписи Ур-Нинурты (1859 - 1832 гг. до н.э.), найденной в Ниппуре, которая повествует об установлении бронзового изображения царя, держащего вотивного козла: "... для того, чтобы запущенные ритуалы вновь выглядели величественно, для того, чтобы восстановить Ниппур, как главного козла страны" (Источник).

Видимо, в шумерском языке козёл использовался как метафора царя [1]. И это снова приводит нас к евангельскому образу "Царя Иудейского". Дело в том, что у Христа и Антихриста имеется единый символ козла. Теодор Хаарбек в книге "Библия говорит..." (изд-во "Христианин" СЦЕХБ, 1996, с. 97-101, 126-128) пишет: "Подобно тому, как козёл уносил грехи народа в пустыню, Христос Телом Своим вознёс грехи мира на крест" (Ин. 1:29; 1 Петр. 2:24; Рим. 8:3). Как первосвященник входил во святилище только с кровью жертвенного животного, так и Христос восшёл на небо со Своей собственной Кровью, тем самым открыв нам доступ на небо (Евр. 9:12; 34-26). Как жертвенное животное сжигалось вне стана, так и Христос был распят вне стен Иерусалима".

Михаил Израйлевич Зильберман пишет о том, что "в новогодний еврейский праздник Иом-ки-пур грехи народа перекладывались на "плечи" двух козлов, один из которых предназначался в искупительную жертву Господу Богу, а другой, "козёл отпущения", - для Азазеля".

В этой связи любопытно взглянуть на западносемитскую Богиню, кормящую двух козлов.

 
Не эти ли козлы стали впоследствии у евреев "козлами отпущения"?

Возможно, что в эпоху матриархата они были сакральными животными Богини. И даже вполне возможно, что именно эти козлы были главными действующими лицами древнеегипетских обрядов священного скотоложества, описанных ещё Геродотом (II, 46): «Случилось в области той (Мендесской) такое диво при мне: с женщиной козёл всенародно смесился, и это стало всем ведомо» [1].

Дмитрий Мережковский пишет на сей счёт:

"«Проклят, кто ляжет с каким-либо скотом», — возвещает Моисей во Второзаконии (XVII, 21), и в Числах (XVIII, 23–27): «Женщина не должна становиться перед скотом для совокупления с ним… говорит Господь… Всем этим осквернили себя народы, которые я прогоняю от вас… И осквернилась земля… и свергнула с себя людей, живущих на ней».

Это сказано тотчас по Исходе из Египта, и уж конечно, Моисей не заклинал бы народа Божьего такою грозною клятвою из огня Синая, если бы не знал, какой для народа соблазн в этих неимоверных тайнах Египта. Во всяком случае, Моисей не смеётся, подобно Лукиану безбожнику, св. Клименту и нам.

Нет, нам будет не до смеха, если мы только представим себе этот ужас воочию.

Вот она, юная жрица Мендесского бога, может быть, та самая девочка-подросток, лет тринадцати: «птица аравийская, миррой умащенная», тонкий стебель водяного цветка, янтарно-смуглое тело, розово-смуглые кончики острых сосцов, полудетских, полудевичьих; вся нагота её — одна улыбка божественной «прелести-благости»:

Сладкая, сладка ты для любви.

И рядом — чудовищный козёл или овен, сладострастно-смрадный Биндиди, — не чёрный ли Ночной Козёл, Hyrcus Nocturnus, средневекового шабаша ведьм?"

Но, возможно, и не было никакого чудовищного козла. Если принять во внимание, что "козлами" назывались цари, и при этом существовали т. наз. "священные браки" царей с посвящёнными девами местных культов, тогда Геродотову сентенцию "с женщиной козёл всенародно смесился" нужно понимать как "с женщиной главный козёл страны (то есть царь) совокупился".  

--------------------------------------------------------------------------------

[1] С. Лэнгдон пишет: "Поскольку древние цари считали себя мужьями богини-матери,
и в этом качестве действовали как Таммуз...".