"Полинезийцы научились использовать огнестрельное оружие невероятно быстро, а бушмены после нескольких веков общения с европейцами обходятся без него так же, как и без лошади", - справедливо замечает Клайд Клакхон в своей монографии "Зеркало для человека. Введение в антропологию".
Вот это действительно интересно. Я уже говорил о странной избирательности земледельческих культур на протяжении всей истории человечества. Всегда рядом, буквально по соседству, жили земледельцы и кочевники. Почему одни племена становились земледельческими, а другие, живущие по соседству, - нет? Ответа я не знаю. Если на мокрую шерстяную тряпку положить сухую тряпку из льна или хлопка, то последняя непременно пропитается водой. А люди — не тряпки, у них такое не работает. Или работает, но не всегда.
Очевидно, подобная же избирательность имеет место быть и в отношении вопроса о неизбежности войн в человеческой среде. К. Клакхон пишет: "Неясно, велись ли войны в позднем каменном веке. Определённые данные свидетельствуют, что война была неизвестна в раннем каменном веке в Европе и на Востоке. В поселениях отсутствуют сооружения, которые могли бы защитить их обитателей от нападения. Оружие, как кажется, также служило только средством охоты. Ряд выдающихся этнологов, сравнивая исторические данные, полагает войну не врождённым свойством человеческой природы, а извращением последней. Организованная наступательная война неизвестна у аборигенов Австралии". Всё это так. Однако никто же не станет спорить, что история изобилует примерами, когда рядом, по соседству, проживают два народа, один из которых мирный, а другой - воинственный. Что заставляет народ "бряцать оружием", пренебрегая мирным, созидательным трудом? Вопрос, конечно, интересный.
Ещё один пример удивительной избирательности дают острова Океании. На одном острове Полинезии у аборигенов матрилинейный счёт родства, а на соседнем острове — патрилинейный. На одном острове — матрилокальные браки, на другом — патрилокальные. Чем это объяснить?
Не меньшее удивление вызывает различие цивилизационных форм. Пять тысяч лет назад в Индии одни люди проживали в городах типа Хараппы со всеми "удобствами", а недалеко от них жили люди в условиях каменного века. Река Инд тут ни при чём. "Среда обитания предрасполагает к развитию сельского хозяйства – но не обязывает к нему". На о. Крит нет полноводных рек, а люди там жили примерно на том же уровне цивилизации, что и люди в долине реки Инд. "Сама по себе среда обитания не творит. Гавани Тасмании так же хороши, как гавани Крита или Англии, но в Тасмании мореходство не стало определяющим для культуры".
"Такие племена, как пуэбло и навахо, живущие по сути в одинаковом природной и биологической обстановке, и сегодня демонстрируют весьма неодинаковый образ жизни. Быт же англичан, живущих в районе Гудзонского залива и в британской части Сомали, один и тот же. Конечно, различные природные условия ответственны за очевидную разницу в образе жизни. Но факт остаётся фактом: несмотря на значительную разницу природных условий, формы житейского обихода проявляют устойчивое сходство", - пишет К. Клакхон.
Ну, конечно, современная массовая культура нивелирует все различия, и сегодня по одежде русский ничем не отличается от англичанина, - те же футболки, джинсы и кроссовки. Хотя я заметил и нечто иное. В фильме Квентина Тарантино "Омерзительная восьмёрка" действие разворачивается где-то на территории Канады; зима, пурга, холод собачий, а у мужиков на головах - шляпы. Кстати, в английском языке "шапка" звучит как a hat, то есть "шляпа". Почему-то англичане упорно держались за свои шляпы даже там, где они выглядели смешно. Ещё большими "старообрядцами" оказались средневековые норманны в Гренландии. Они ничему не научились и ничего не переняли от местных эскимосов, строили на европейский манер большие дома и большие церкви, вырубили под корень все деревья, что, в конечном итоге, и послужило причиной гибели их поселений.
К. Клакхон пишет сумбурно, сваливает в одну кучу массу всевозможных мнений и не делает никаких выводов. Попробую я сам завершить эту тему об избирательности людей и обществ, об их предпочтениях.
Гёте написал неимоверно тонкий роман "Избирательное сродство", заглавие которого он заимствовал из современной ему химии: тогда было популярно учение преподавателя химии 18 века Уильяма Каллена об избирательном сродстве химических субстанций. Субстанции, вещества вступают в реакции притяжения, отталкивания, соединяются, разделяются или сохраняют индифферентность друг к другу в зависимости от степени их сродства - точно так же и люди, показывает Гёте: субстанция того или иного человека налагает определённые ограничения на его способность любить, придаёт некую форму его любовному влечению. Есть сродственные души, чьи любовные формы совместимы и, более того, неотвратимо притягательны друг для друга... Души - конфигурации, которые стыкуются и не стыкуются. Женские души - "замки" разной степени секретности, мужские души - "ключи" разной конфигурации к этим "замкам".
Очевидно, тот же подход уместен и для объяснения культурных предпочтений. Тут огромную роль играют незаметные "слабые взаимодействия". И, чтобы дать основательный ответ на вопрос о выборе тех или иных влияний, надо предварительно ответить на вопрос, откуда вообще берутся эти самые влияния. Я пытался ответить на этот вопрос (см.: К вопросу об истоках современной моды и К вопросу об истоках современной моды (2)), и пришёл к выводу, что никто специально не формирует моду, она сама рождается из "духа времени". Если не насиловать общество царскими указами, оно само, исходя из "слабых взаимодействий" между членами толпы, может отдать предпочтение, например, матрилинейному наследованию и матрилокальному проживанию. Кстати, те же "слабые взаимодействия" порождают и мифы, центральное "ярдо" всякого этноса. Как известно, при распаде "ядра" распадается и этнос. У "первобытных" народов это вполне очевидно; у современных народов это не столь очевидно, но, по-моему, катастрофическое падение рождаемости во многих цивилизованных странах как-то связано с утратой национальной мифологии.
Комментариев нет:
Отправить комментарий