Археологи раскопали купчиху.

На северо-востоке Ирана группа археологов под руководством Али Вахдати обнаружила самое богатое захоронение на месте Тепе Чалоу, раскопав некрополь бронзового века. Известно, что захоронение принадлежит молодой женщине, не старше 18 лет. В общей сложности в могиле было обнаружено 34 артефакта. Среди них — булавки из слоновой кости, золотые кольца, золотые серьги, бронзовые изделия, каменные изделия из хлорита, лазурита, серпентина и известняка, а также керамические сосуды.

«Помимо обилия этих предметов, самым поразительным элементом является наличие нескольких печатей, захороненных вместе с ней, что является убедительным свидетельством её активной роли и социального положения в обществе бронзового века. В этом контексте печати символизируют право собственности и участие в торговых связях», — объясняет доктор Вахдати.

Учитывая юный возраст женщины, можно предположить, что богатый инвентарь в ее погребении обусловлен наследственным статусом. Хотя следует отметить, что женские захоронения в эту эпоху были более богатые, чем мужские, что, возможно, указывает на главенствующие роли женщин в цивилизации Большого Хорасана. 

Источник.

Большой Хорасан

Как видно, территория Большого Хорасана совпадает с территорией Маргианы.

Маргиана

А Маргиана, в свою очередь, имеет тесные культурные связи с Индо-Хараппской матриархальной цивилизацией. 

ГЛИНЯНЫЕ ФИГУРКИ - НАШЕЙНЫЕ АМУЛЕТЫ. Гонур-депе (южный Туркменистан). Конец III-первая половина II тыс. до н.э.

Немного юмора.

Принципиальная разница между патриархатом и матриархатом заключается в том, что в патриархальной семье решения принимает свекровь, а в матриархальной - тёща.🙂

«Краткость — сестра таланта»

«Депрессия — одно из самых распространённых состояний, известных человечеству... Во всех исследованиях депрессии было убедительно показано, что, хотя оба пола страдают от этого заболевания, женщины гораздо чаще подвержены эмоциональным расстройствам, особенно депрессии» (Джек Доминиан).

«Депрессия — это сокрытое знание» (Джон Лейард). 

С этих двух эпиграфов начинается книга Пенелопы Шаттл и Питера Редгроува "Мудрая рана".  

Роды женские и «роды» мужские.

В отношении к детям у австралийских аборигенов существует диаметральная противоположность между женщинами и мужчинами.

"Райан сообщает о следующем правиле изоляции, существующем в племени Квинсленда (река Буллу): ни одна женщина не должна видеть рождённого ребёнка, кроме своего собственного, и никто, кроме матери ребёнка, не должен присутствовать при родах. Когда женщина знает, что у неё будет ребёнок, она уходит в место, которое выбрала для этой цели, и там разводит большой костёр, чтобы накопить достаточно пепла, чтобы очистить себя и ребёнка, когда он появится. После рождения ребёнка она возвращается в лагерь, и тогда его могут видеть все. Она не должна принимать никакой помощи или содействия от кого-либо..."

На ум сразу приходит словосочетание "мать-героиня"... 

В этом же племени существуют мужские «роды» – процесс инициации, через который мальчики «возрождаются». Мать рождает мальчика в плоти, а мужчины племени рождают его в духе. Причём, если женские роды – дело сугубо индивидуальное и интимное, то мужские «роды» – дело явно коллективное и публичное.

"«Роды» – когда речь идёт о мужчинах – это не просто одно из коллективных действий, совершаемых время от времени. Это самое коллективное, созидательное из всех видов деятельности – гораздо более сплочённое, чем охота.

Мужские «роды» требуют участия женщин, но только в негативном смысле, поскольку при изменении имени достигшего половой зрелости ребёнка и его «убийстве» перед перерождением, вклад матери признаётся лишь для того, чтобы быть сведённым на нет и вытесненным.

Крис Найт о происхождении культуры.

Крис Найт в своей монографии "Blood Relations: Menstruation and the Origins of Culture" говорит, что культура была создана менструальной солидарностью. Типа, женщины намеренно мазались менструальной кровью, чтобы вызвать у мужчин отвращение к сексу и связанному с ним насилию. Таким образом они постепенно расширяли своё "пространство свободы", свою "субботу", которая, в конце концов, растянулась до половины месяца.

Ура, "Машка" пришла! И вместе с ней пришёл праздник. Слово "праздник" происходит от древнерусского "праздный", что означает "свободный от работы", "свободный". Менструирующие женщины танцуют. Наскальные рисунки Пилбары. Верховья реки Юл. Австралия.

Ритуально структурированный график работы и отдыха охотничьего сообщества ледникового периода. Жизнь нормативно чередуется с двухнедельным ритмом. Пока женщины отдыхают, мужчины в это время работают, ходят на охоту. Потом наступает двухнедельный отдых мужчин, а женщины работают, готовят для них мясо и ложатся под них, обслуживают их в сексуальном отношении.

Крис Найт, защищая свою концепцию, указывает на австралийских аборигенов. Дескать, в Австралии 40 000 лет назад водились очень крупные промысловые животные; гигантские сумчатые были относительно медлительными и уязвимыми для охотников-людей. Можно было легко "завалить" одного гигантского кенгуру и питаться мясом целый месяц. 

Хотя сам же Крис Найт противоречит себе, когда пишет:

Почему охотники избегают менструирующих женщин?

Крис Найт, говоря об охотниках традиционных обществ, обращает внимание на особую тщательность, с которой охотники избегают контактов с менструирующими женщинами. Марксистский антрополог Ален Тестар (Testart) перечисляет многочисленные общества, особенно из более северных широт, в которых считается, что охотники теряют всю свою удачу, если позволяют менструирующей женщине соприкоснуться, хотя бы случайно, с их охотничьим снаряжением. Особо осторожные охотники даже прячут свои лук и стрелы в потайном месте где-нибудь в лесу, за пределами деревни.

Табу такого рода долгое время не поддавались рациональному объяснению. Хотя предполагалось, что животные особенно чувствительны к женским запахам. В этом контексте Китахара (1982) утверждал, что табу, связанные с менструацией, можно объяснить тем, что «для охотников крайне важно, чтобы они могли приближаться к дичи, не будучи замеченными ею...». Однако, как было отмечено (Келли, 1986), эта теория едва ли объясняет, почему особенно строгие табу должны применяться на северо-западе Америки к ловцам лосося нутка, китобоям тареумитов или охотникам на тюленей тлингитов – лососи и тюлени в море никак не могут почувствовать запах женских менструальных выделений.

Есть и другие аномалии, о которых сообщает Крис Найт. В северо-западной Калифорнии, когда мужчины возвращались с охоты, мясо всегда заносили в дом, сняв доску в стене, а не через обычный вход, «из опасения, что менструирующая женщина могла пролить жидкость на порог дома».

Тут я сразу всё понял: домовой живёт под порогом! 

Менструация как инициация.

В заключительной главе второго издания «Золотой ветви» Фрэзер внёс свой вклад в рассмотрение менструаций как полубожественных «сил». Он обратил внимание на поразительную, по его мнению, межкультурную параллель между (а) ритуальным отношением к менструирующим девушкам и (б) отношением к божественным царям или царям-жрецам в древнем мире. Создавалось впечатление, что мужчины могли быть наделены космически могущественной ритуальной силой, только если их можно было представить себе как в каком-то смысле «менструирующих». Процессы инициации, посредством которых они обретали божественную силу, были поразительно похожи на ритуалы инициации мужчин в других частях света, а последние, в свою очередь, имели поразительное структурное сходство с ритуалами первой менструации молодых женщин, которые, будучи «отделёнными», считались уединёнными в «потустороннем мире», часто концептуализируемом как место высоко в ночном небе. Поэтому для таких менструирующих женщин находиться на солнце или прикасаться к «этой земле» было немыслимо, и часто предпринимались огромные усилия – иногда включая вознесение молодых девушек (как героиню «Рапунцель» братьев Гримм) в закрытые башни или уединённые хижины на сваях, "избушки на курьих ножках".

Микадо Японии, отмечал Фрэзер, «осквернял свою святость, если хотя бы раз касался земли ногой». За пределами дворца его носили на плечах мужчины; внутри он ходил по изысканно вытканным циновкам. Микадо также не разрешалось выставлять свою священную персону на открытый воздух, «и солнце считалось недостойным светить ему на голову». То же самое относилось и к верховному жрецу сапотеков в Мексике, который «считался богом, которого земля недостойна была вмещать, а солнце – освещать». Фрэзер перечисляет короля и королеву Таити, а также королей Досумы, Персии, Сиама и Уганды в качестве дополнительных примеров правителей, которых приходилось носить на руках почти всюду, чтобы они не касались земли. Его список будущих вождей или наследников трона, отстранённых от солнечного света, включает индейцев Гвианы, наследников тронов Боготы и Согамосо, а также будущего Инку Перу. «Примечательно, — продолжает Фрейзер, — что эти два правила — не касаться земли и не видеть солнца — соблюдаются девочками в период полового созревания во многих частях света либо по отдельности, либо совместно». Например, в некоторых частях Новой Гвинеи «дочерей вождей, когда им исполняется около двенадцати или тринадцати лет, держат в помещении в течение двух или трёх лет, никогда, ни под каким предлогом, не позволяя им спускаться из дома, а дом настолько затенён, что солнце не может на них светить».

У индейцев племени От-Даном с острова Борнео девушку помещали в камеру, которая «возвышалась на сваях над землёй и освещалась единственным маленьким окном, расположенным в уединённом месте, так что девушка находилась почти в полной темноте». Здесь её держали в уединении, иногда до семи лет, не позволяя видеть никого, кроме одной рабыни, назначенной ей прислуживать. У индейцев племени Нутка с острова Ванкувер девочек, достигших половой зрелости, помещали в каждом доме на своего рода галерею, где им не позволялось касаться земли или видеть огонь или солнечные лучи. «Общий эффект этих правил», — отмечает Фрэзер, перечислив ряд подобных обычаев, «состоит в том, чтобы держать девушку подвешенной, так сказать, между небом и землёй» (Цит. по: Chris Knight. Blood Relations: Menstruation and the Origins of Culture).

************************************************

"Женские" дома.

"Женские менструальные дома, по-видимому, включали в себя большие общественные куполообразные сооружения, отапливаемые кострами, используемые для потоотделения и способные укрывать нескольких женщин одновременно", - пишет Крис Найт в своей монографии Blood Relations: Menstruation and the Origins of Culture.

Под это описание подходит "длинный дом" из Костёнок:

Здесь мы видим куполообразное сооружение с девятью очагами, лежанки или спальные места по периметру, запасы продовольствия в ямах...

Кажется, маленькие менструальные жижины появились сравнительно недавно, вместе с образованием патриархальной "нуклеарной" семьи. А раньше, при первобытно-общинном укладе, предположительно, имелись общинные "женские" дома, где женщины собирались всем "кагалом".

«Священные» женщины.

Крис Найт, ссылаясь на Стейнера, говорит, что двойное значение менструальных правил заложено в самом термине «табу». Это полинезийское слово образовано от корня ta, означающего «отмечать», и pu, которое является наречием интенсивности; Таким образом, табу означает «тщательно отмеченный» (Steiner 1956: 32). Во многих полинезийских языках «священный» и «запретный» — неразделимые понятия: то, что «священно», в то же время «запрещено»; то, что «запрещено», также «священно».

То есть, менструальное табу не только делает женщину временно "нечистой", но и делает её "священной". Этого никак не могут понять современные феминистки, сражающиеся, как Дон Кихот, с ветряными мельницами менструальными хижинами. Они видят первое, но не видят второе, не видят двойного двойного значения менструального табу. Отрицая табу, они вместе с тем отрицают и ореол женской недоступности; вместе с водой они выплёскивают и ребёнка. А ведь корни женской религиозности, и даже женской божественности, тесно связаны с этим табу. Отнять его у женщин значит примерно то же, что отнять у евреев субботу.

  

Новолуния и субботы.

В послании к Галатам ап. Павел выступает против соблюдения христианами иудейских новомесячий (Гал. 4:10–11). Что это за "новомесячия" такие? 

Рош Ходеш — иудейский праздник новолуния, который отмечается в первый день каждого лунного месяца. Название переводится как «голова месяца». Отмечают либо в тот день, когда появляется молодой месяц, либо назавтра. Рош Ходеш — это женский день. По обычаю, женщины в этот день почти не делают домашних дел. Традиционно на протяжении поколений еврейские женщины в Рош Ходеш не готовят, не стирают и не шьют.

Существует предположение, что изначально у евреев была лишь одна суббота каждый месяц, и эта суббота называлась Рош Ходеш.

Очевидно, та "примордиальная" суббота была связана с женским менструальным циклом. Её отмечали не только еврейские женщины, но и женщины многих других племён, которые проживали в разных частях света на расстоянии многих тысяч километров друг от друга. 

"Раздутые животы" в контексте женской одержимости.

Так уж получилось, что в человеческих культурах менструация, означающая «смена луны», широко рассматривается как «лунное» явление.

Крис Найт предполагает, что охотники архаических обществ отправлялись на многодневную охоту именно в периоды  «лунного» явления. "Если женщины синхронизировались друг с другом, мужчинам приходилось синхронизироваться с этим же ритмом, синхронизируя периодичность охоты с ритмом  включения/выключения менструального цикла".

За примерами Крис Найт обращается к бушменам-койсанам, охотникам-собирателям Южной Африки. Он сначала перечисляет заметки этнографов о том, что они танцуют всю ночь напролёт при появлении каждой новой луны. И далее пишет:

«Среди важнейших танцевальных фестивалей Сан – те, которые связаны с началом первой менструации у девушки. Эта традиция, безусловно, чрезвычайно древняя. Свидетельством тому служит замечательная роспись на скале Фултона в Драконовских горах Наталя, которую Дэвид Льюис-Уильямс (1981) определил как изображение обряда первой менструации у девушки. Закрытая фигура внутри незавершённого круга – это (согласно этой интерпретации) девушка, содержащаяся в особой хижине, с тремя спутницами, хлопающими в ладоши. Фигуры, окружающие хижину и наклонившиеся вперёд, – это женщины, исполняющие ритуальный танец, имитирующий брачное поведение антилоп. Другие фигуры (некоторые определённо мужчины, другие, вероятно, мужчины) изображают нескольких мужчин, присоединяющихся к танцу, некоторые держат палки. Примечательно, что окружающие фигуры все наклонены, их ягодицы игриво вытянуты в сторону менструирующей девушки (рис. 1). Все эти детали соответствуют деталям менструальных ритуалов, связанных с охотой, которые до сих пор практикуются сан и родственными им группами (Lewis-Williams, 1981)».

Рис. 1. Наскальная живопись южных сан. Скала Фултона, Драконовы горы, Наталь. По словам Дэвида Льюиса-Уильямса, центральная фигура – молодая женщина в мантии, проходящая свою первую церемонию менструацию в специальном укрытии. Вокруг неё аплодируют женщины, танцовщицы и (во внешнем кольце) мужчины с охотничьим снаряжением. Две фигуры держат палки; женщины наклоняются и демонстрируют «хвосты», имитируя брачное поведение антилоп-канн. Среди современных сан такие ритуалы неразрывно связаны с успехом в охоте. Обратите внимание, что у каждой мужской фигуры есть перекладина на пенисе. Вероятно, таким образом художник обозначил супружеское воздержание, связанное с менструацией и ценимое как условие охотничьей удачи.

О хозяйственном укладе доисторических жителей Костёнок.

 

Картинка взята из монографии Криса Найта "Blood Relations: Menstruation and the Origins of Culture" (Yale University Press, 1991).

Подпись к картинке: "Костёнки I-I; Украина. План жилого комплекса верхнего палеолита. Строительным материалом служили в основном кости мамонта. Обратите внимание на ряд очагов. Среди предметов, найденных в ямах для хранения, были и фигурки Венеры. Советские археологи считают, что вся огромная конструкция была покрыта одной крышей из шкур мамонта. Общинное проживание, возможно, способствовало поддержанию менструальной синхронности между женщинами-родственницами, ухаживающими за очагами (перерисовано по Klein, R. G. Man and Culture in the Late PleiJtoeene. San Francisco: Chandler. 1969: Fig. 33)".

Конечно, Костёнки находятся не в Украине, а в России, недалеко от Воронежа. Ну да ладно, как говорится, и на старуху бывает проруха. Глядя из Америки, наверно, трудно разобрать, где кончается Украина и начинается Россия.

"Вероятно, самым важным из всех регионов для нашего понимания верхнепалеолитического домашнего хозяйства является область, включающая долины рек Днестр, Днепр, Десна и Дон на Украине", - пишет Крис Найт на стр. 323). - "25 000–11 000 лет назад почти весь регион представлял собой открытые перигляциальные луга, расположенные недалеко от границ великих европейских ледниковых щитов. Поскольку не было скальных укрытий, пещер или других естественных укрытий, жилища возводились путём рытья глубоких ям, покрывая их костями или бивнями, и накидывая на эти опоры тяжёлые шкуры. В отсутствие древесины строители использовали кости мамонта, которые, должно быть, лежали поблизости много лет, прежде чем их собрали для строительства. Такие кости, вероятно, также использовались в качестве топлива [1]. Наиболее примечательные сооружения бывают двух типов: небольшие круглые дома с одним очагом и большие «длинные дома» с несколькими очагами. Особенно хорошо сохранившиеся жилища второго типа находятся в Пушкарях и Костёнках I и IV. Пушкари I на Десне представляли собой неглубокую овальную впадину, 12 метров в длину и 4 метра в ширину, с тремя очагами, расположенными в ряд вдоль главной оси. Костёнки 1-1 представляет собой большой и сложный длинный дом, построенный из костей мамонта, с девятью очагами, расположенными на расстоянии 2–2,5 метров друг от друга вдоль его главной оси (см. рис. выше). В этом же жилище было множество углублений, которые интерпретировались как спальные ямы, а также ям для хранения, вырытых в полу. В некоторых из них находились кости мамонта – возможно, остатки мясных запасов, – а в других было обнаружено множество кремневых орудий, женских фигурок, статуэток животных и других предметов. Радиоуглеродный анализ обугленных костей показал возраст около 12 000 лет. Независимо от того, указывают ли жилища с очень большой площадью на обширные матрилокально организованные домохозяйства, как убедительно утверждал один археолог (Ember 1973: 177-80), похоже, что группа из примерно пятидесяти человек жила здесь в суровую зиму ледникового периода, питаясь заготовленным замороженным мясом".

Глобальная Сеть появилась одновременно с человеком.

Chris Knight в своей монографии "Blood Relations" обращает внимание на внезапное появление обильных и часто экзотических ракушек в захоронениях верхнего палеолита; ничего подобного прежде не было. 

Этот факт показывает, что кроманьонцы, анатомически современные люди - по мере того, как они продвигались в Европу и другие регионы в ходе своей культурной революции - стали способны образовывать огромные цепи связей. Европейские свидетельства этого процесса включают в себя обширные перемещения сырья и находки ракушек в регионах, расположенных далеко от побережья – ракушек, которые могли распространяться только в рамках системы структурированного обмена дарами на очень большие расстояния. Такая новая модель сохранения прибрежных связей даже при охоте и собирательстве вдали от побережья, и столь решительный акцент на морской символике, включая явное увлечение спиральными узорами некоторых раковин, может быть значимым в свете обсуждения возможных приливных первоисточников менструальной синхронности, центральной для древнейшей ритуальной жизни. Это соответствует модели австралийских аборигенов, в которой мифическая «радужная змея» – в прибрежных регионах символ приливных ритмов и периодических наводнений – сохранялась аборигенами даже далеко в глубине пустыни.

Rainbow serpent by Yirawala

Интересное наблюдение. Оно говорит, что у кроманьонцев была Сеть, а у неандертальцев Сети не было. Я имею в виду Сеть как сеть координат ("правое - левое", "верхнее - нижнее", "переднее - заднее"), как "грибницу", из которой произрастают многочисленные  правила культурного поведения. И уже на основании соблюдения этих правил возникают человеческие общества.

«Ручные рубила» эректусов как свидетельства дочеловеческой "войны всех против всех".

Крис Найт говорит, что господствующие во второй половине XX века палеонтологические и археологические сценарии сейчас в значительной степени дискредитированы. Мало кто остаётся верящим в градуалистскую теорию двухмиллионной эпохи «постепенного прогресса» к человеческому образу жизни. В настоящее время широко признано, что за миллион и более лет до верхнего палеолита какой-либо заметный культурный прогресс был на уровне статистической погрешности.

Традиции изготовления орудий нижнего палеолита известны как доолдувайская, олдувайская, развитая олдувайская или (в более общем смысле) «чопперная» индустрия. Такие орудия, изготовленные из пляжной гальки, были самых разных форм и размеров: не было никакой симметрии и набора стандартизированных узоров. Эти первые орудия, согласно отчёту одного психолога (Wynn 1988: 277), «не свидетельствуют о наличии интеллекта, превосходящего тот, что известен у обезьян».

Однако около 1,4 миллиона лет назад появляется индустрия, производящая орудия, известные как «ручные рубила». Традиции изготовления ручных рубил известны как «ашельские» и являются характерными для Homo erectus (который впервые появляется в палеонтологической летописи Восточной Африки около 1,7 миллиона лет назад).

Хомо эректус. Реконструкция.

Определение матриархата от Хайде Гёттнер-Абендрот.

"Матриархальные общества экономически характеризуются сельским хозяйством, охватывающим всё: от простого садоводства до технически сложной обработки земли с использованием ирригационных систем. С социальной точки зрения, матрилинейность (родословная и наследование по женской линии) и матрилокальность (проживание с матерью) являются основными факторами, определяющими структуру семьи. Семейной ячейкой является клан. «Нуклеарной семьи», как мы её понимаем сегодня (отец/мать/ребёнок), не существует, поскольку биологическое отцовство было неизвестно, или, если и было известно, отцовство было неважным и не представляло для них интереса. Мать клана является представительницей и главой клана, а мать племени – главой племени. Титулы и статусы наследуются дочерью от матери, при этом преобладает принцип ультимогенитута (младшая дочь является наследницей) [1]. Имущество не подлежит индивидуальному наследованию, поскольку земли и дома находятся в коллективной собственности клана, особенно женщин клана. Если мужчины обладают каким-либо статусом, то он был дарован сыну матерью, брату – сестрой, а племяннику – дядей (братом матери). Для мужчин не существует постоянного права наследования. Отношения между сестрой и братом имеют гораздо более высокий приоритет, чем супружеские узы. Поскольку муж принадлежит к другому клану, он, редко оставаясь надолго, остаётся гостем в доме клана . [2] Если матриархаты на самых продвинутых стадиях своей истории и формировали какие-либо типы формальных государств, то они были организованы в соответствии с теакратическими принципами в города-государства или федерации городов-государств, представленные собранием жриц. Верховная жрица, как правило, была матерью старейшего клана; ей помогал в этой должности Священный Царь, который выбирался из её собственного клана (сын или брат). Помимо своих церемониальных обязанностей, он выполнял только административные обязанности. Верховная Жрица олицетворяла Богиню-Мать, которая считалась правительницей Неба, Земли и Подземного мира. Религиозная жизнь матриархальных обществ была сосредоточена на системах мифов Богини-Матери, которые на самых ранних стадиях развития представляли собой мифологии хтонической Богини Земли.

Люди лунного света.

(Из монографии Криса Найта "Blood Relations. Menstruation and the Origins of Culture")

Вообще говоря, продолжительность женского менструального цикла может варьироваться в довольно широких пределах, от 21 до 40 дней. Но, несмотря на индивидуальные различия, многократные статистические исследования неизменно показывают, что средняя продолжительность менструального цикла у женщин составляет 29,5 дней [1].

Существуют несомненные предположения о соответствии между репродуктивной периодичностью человека в целом и продолжительностью лунного цикла в 29,5 дней. Даже само слово “менструация” [menstruation] связано со словом “Луна, месяц” [mensis].

Средняя продолжительность беременности составляет 265,78 или 265,79 дней, считая от зачатия до рождения. Как отмечают Menaker and Menaker (1959), это в девять раз превышает продолжительность менструального цикла (9, умноженное на 29,5, даёт 265,5). Тот факт, что средняя продолжительность менструального цикла у женщин составляет 29,5 дней, а продолжительность беременности ровно в девять раз больше, говорит о том, что генерализованная репродуктивная синхронность – единый ритм, охватывающий всех женщин в равной степени.

Блондинки предпочитают джентльменов?

Нэнси Таннер из Калифорнийского университета в Санта-Круз в своей монографии «Собирательство самок: пересмотр модели шимпанзе и гипотезы собирательства» предложила феминистскую точку зрения на происхождение человека.

«Именно у матерей были причины собирать растительную пищу, переносить и делиться ею; в то время как самцы, вероятно, всё ещё были собирателями, поедающими доступную пищу на ходу, по мере продвижения» (стр. 141). Однако со временем самцы обнаружили, что им с большей вероятностью будут оказывать сексуальные услуги, если они научатся путешествовать с самками и делиться с ними едой. Самки, как правило, выбирали в качестве сексуальных партнёров не агрессивных, доминирующих самцов, а более дружелюбных, склонных к сотрудничеству, которые были бы относительно лёгкого телосложения и с постепенно уменьшающимися клыками. Как пишет Таннер: «Возможно, самки ранних гоминидов предпочитали самцов, которые использовали рот для поцелуя, а не тех, кто скалил острые зубы».

В своём обзоре теорий происхождения Грэм Ричардс кратко перефразирует аргумент Нэнси Таннер: для Таннер самцы – полезные случайные гости в матрифокальной группе; вступая в этот "одомашненный" (domestic) мир, они должны быть полезными и вести себя хорошо, поскольку самки применяют высокие этические стандарты при оценке их и выбирают соответствующее партнёрство.

Появление «домашней базы» совпадает с появлением человека.

Такой вывод можно сделать из наблюдений Криса Найта, изложенных в его монографии Blood Relations: Menstruation and the Origins of Culture (Yale University Press, 1995).

Для всех моделей происхождения человека концепция «домашней базы» всегда была и остаётся центральной. Как сказал ДеВор (DeVore) несколько десятилетий назад, ни одна обезьяна или человекообразная обезьяна не имеет такой базы; когда стая бабуинов покидает своё место сна утром, все члены стаи должны двигаться вместе. Нет гарантии, что стая вернётся на то же место сна вечером, и каждая особь, даже больная или раненая, должна идти в ногу с другими, иначе рискует навсегда отделиться от стаи.

Распространённая модель приматов: места для сна расположены на определённых интервалах вдоль маршрута поиска пищи. Треугольники = места для сна, кружки = точки вдоль тропы, где добывается пища.  

Для всех охотников и собирателей база является центральным фокусом деятельности. Её точное местоположение, обычно выбираемое в основном женщинами, это известная, заранее определённая точка на ландшафте, куда все члены данной группы, как бы далеко они ни были разбросаны, могут постоянно возвращаться и где они могут встречаться. Это место, куда привозят провизию, где готовят и потребляют пищу. Это основная пространственная арена социальной активности: обмен историями и информацией, перераспределение пищи, выращивание и защита детей, а также взаимный обмен. Разделение труда по половому признаку является неотъемлемой частью концепции базы.

"Логистическая" модеть охотников-собирателей. Сон, хранение инструментов, приготовление пищи, уход за детьми, обмен информацией и все виды деятельности, за исключением непосредственно добычи продовольствия, могут быть сосредоточены в одном полустационарном базовом лагере.

Против стирания граней между человеком и обезьяной.

Джейн Гудолл описывает, как шимпанзе бросаются на успешного охотника и яростно борются за долю его добычи. В последовавшей за этим хаотичной схватке лес наполняется криками, лаем и уханьем. Почти всегда в конечном итоге победителем в такой схватке оказывается крепкий самец; он убегает, пытаясь монополизировать «своё» мясо. «Мясо — очень желанная пища, — говорит Гудолл о своих подопытных шимпанзе, — и часто вокруг добычи разгорается ожесточённая агрессивная борьба». У бабуинов эта модель ещё более конкурентна. «Молодых антилоп, которых иногда убивают бабуины», — пишет Куммер, — «поедают почти исключительно взрослые самцы, и драки за такую добычу случаются часто. Неспособность бабуинов делиться пищей — это поведенческая характеристика, которая, вероятно, мешает им перейти к охоте как образу жизни. Вся эта ситуация ставит самок в крайне невыгодное положение». «У бабуинов и шимпанзе», — отмечает Хардинг, — «убийство мелких животных, по-видимому, осуществляется только взрослыми особями и почти исключительно самцами». То же самое относится и к бонобо (Susman). Поскольку убийцы, вероятно, также входят в число основных пожирателей, и поскольку поедание начинается на месте, результат предрешён. Даже если самке удаётся убить добычу, её, как правило, очень скоро отнимет какой-нибудь агрессивный самец. Этот последний момент необходимо подчеркнуть. Самцы, как правило, отнимают у самок любое мясо, которое им посчастливилось раздобыть.

В отличие от приматов, охотники-собиратели находят пищу и вместо того, чтобы сразу её съесть, переносят её (или её часть) в другое место, чтобы другие могли её съесть. Это «другое место» – база, которая может находиться довольно на большом расстоянии от места добычи пищи. Многократная переноска пищи в такие определённые места приводит к локальному накоплению пищевых отходов, и именно это «сделало возможным археологическое изучение доисторической жизни» (Isaac).

Крис Найт в своей монографии "Blood Relations. Menstruation and the Origins of Culture" пишет: "В этом свете кажется необычным, что сторонники постепенной эволюции в палеоантропологии преуспели в проведении упрощённых параллелей между распределением мяса у приматов и моделями распределения мяса, характерными для традиционных обществ охотников и собирателей. Феминистская писательница Фрэнсис Дальберг, например, утверждала, что в совместном питании (food-sharing) охотников-собирателей нет ничего необычного: оно развилось «среди шимпанзе, современных им людей-собирателей и, конечно же, среди древних гоминид». Дальберг утверждала, что успешный охотник-шимпанзе делится с другими самцами, а иногда и со взрослой самкой, особенно в период течки. В том же духе приматолог Хладик утверждал, что «охотничье и мясоедческое поведение шимпанзе можно сравнить с тем, что известно о примитивных человеческих племенах охотников-собирателей»; в то время как его коллега настаивал, что охота шимпанзе «стирает грань между человеческим и нечеловеческим поведением» (Harding). Подобные утверждения практически не подвергались сомнению до конца 1980-х годов". 

"Шестерёнки" до-государственного механизма.

Я много раз слышал о том, что раньше в русских деревнях не запирали двери домов на замок. Обычно объясняют это бедностью крестьянской жизни, граничащей с нищетой. Типа, взять было нечего в тех убогих хижинах. Ну да, в середине 1970-х годов я был в доме своей бабушки по материнской линии, и хорошо помню соломенную крышу, земляные полы и сундук как чуть ли не единственный предмет мебели.

Но существует и другое объяснение отсутствия воровства в старой русской деревне:

НАРОДНАЯ РАСПРАВА НАД ВОРОМ В ДЕРЕВЕНСКОМ БЫТУ

(ПО МАТЕРИАЛАМ КАЗАНСКОЙ ГУБЕРНИИ, 1870-е гг.)

В среде крестьян Чистопольского уезда Казанской губернии существует обычай самовольно наказывать воров и других преступников и лишь после этой расправы передавать их в руки правосудия. В исполнении такого наказания принимают участие не только потерпевшие от преступления, но и другие крестьяне и даже сельские власти. Самосуд производится таким образом:

Виновный в воровстве, если он пойман на месте преступления, обыкновенно выводится на середину улицы. Здесь ему вешают на шею украденные вещи, даже мелкий скот, как например, телят, поросят, овец (конечно по одной штуке) и в таком виде ведут по улице, причём каждый из толпы, составляющей иногда до 50 человек, имеет право наносить виновному удары по какой угодно части тела. Преимущественно бьют по шее сзади, так что неизвестно - кто бьёт вора. Ведут виновного тихо, чтобы, как говорят крестьяне, посрамить его при всём честном народе, чтобы все знали вора. Когда виновный от ударов ослабевает, то начинает просить своих судей о пощаде, но жалобы его бывают напрасны, пока процессия не пройдёт по всей улице. Стоящая на улице толпа поощряет бьющих. «Хорошенько его мошенника. Так его, так!» … Наконец, виновный, выбившись из сил, падает. Двое из судей берут его под руки и еле живого тащат на себе далее, по-прежнему представляя для побоев.

Африканские менады.

Крис Найт рассказывает про Иньом Нноби («Женщины Нноби») – традиционный женский Совет одной из групп нигерийского народа игбо. Этот своего рода женский профсоюз одно время возглавляла Агба Экве, «любимица богини Идемили и её земного воплощения». Она носила свой посох власти и имела решающее слово на публичных собраниях и ассамблеях. Главной среди её задач было обеспечение строгого соблюдения мужчинами табу, защищающих женщин, например, двухлетнего запрета на половые сношения с кормящей матерью. Она также была внимательна к сообщениям о сексуальных домогательствах к молодым девушкам во время передвижений по лесным тропам. «Чего мужчины боялись больше всего», — добавляет этнограф, — «так это права Совета на забастовку»: когда Совет приказывал им бастовать, женщины отказывались выполнять свои обязанности и роли, включая все домашние, сексуальные и материнские услуги. Они массово покидали город, неся с собой только грудных детей. Если они были достаточно разгневаны, они, как известно, нападали на любых встречных мужчин.

Идемили, богиня, во имя которой всегда совершались подобные действия, была «водным духом», который иногда являлся во снах в образе питона. Несколько десятилетий назад, когда мужчина, обращённый в христианство, намеренно убил питона – тотемный символ почитателей Идемили, – женщины со всей округи пришли полуголыми к провинциальному управлению, чтобы осадить офис резидента своими жалобами. Не получив удовлетворения, они вернулись в свою местность, направились прямо к дому оскорбившего христианина и сравняли его с землёй! Лишившись дома, мужчина, как сообщается, умер через две недели.

"Проблески" матриархата у приматов.

Как заметила антрополог  Мелисса Эмери Томпсон  из Университета Нью-Мексико, семейные отношения между поколениями у приматов формируются через матерей, а не отцов. 

Ещё одно интересное открытие заключается в том, что, хотя самки многих видов вступают в меньшее количество отношений, чем самцы, связи, которые они создают, как правило, более прочны и играют гораздо большую роль в определении общей структуры родства. Самцы, будучи часто крупнее и сильнее самок, по-видимому, меньше нуждаются в отношениях; они чаще полагаются на собственную мышечную силу, бродят в одиночку или посещают другие группы.

Поскольку самцы перемещаются и меняют свои отношения, в то время как самки склонны сохранять свои отношения на протяжении всей жизни, в результате возникает нечто вроде матрилинейной системы родства. Краткое и выразительное заявление по этому поводу было сделано в 1971 году одним из пионеров изучения павианов-гамадрилов: «Нечеловекообразные приматы, — писал он, — признают только матрилинейное родство» (Kummer).

Как выразился Дж. Х. Крук, самки образуют более сплочённые элементы групп приматов и, вследствие своей солидарности, как правило, играют значительную роль в определении того, кто становится их «господином». Тем не менее, в пределах своих охраняемых самцами ареалов самки приматов всех видов склонны выбирать других самок, а не самцов, в качестве своих непосредственных спутников для поиска пищи. (Видимо, потому что самцы ищут не пищу, а самок для совокупления; а пищу отбирают у тех же самок.)

Любопытный шимпанзе.

«Базовые» шаблоны поведения обезьян задают самки.

Крис Найт говорит о сравнительно недавнем открытии, основанном на социобиологических исследованиях, что среди приматов, как правило, именно стратегии, используемые самками, в конечном итоге определяют общую социальную структуру.

У самок и самцов разные приоритеты. В значительной степени это связано с тем, что у всех млекопитающих самец в принципе может стать отцом практически неограниченного количества потомков, тогда как существуют строгие ограничения на количество потомков, которое может произвести самка.

Самцы приматов (за некоторыми исключениями) ничего не делают для обеспечения выживания своего потомства после зачатия. За исключением нескольких функций, таких как защита от хищников, потомство получает мало пользы от своих «отцов», которые ни у одного вида приматов не склонны или не способны обеспечивать своих партнёрш или детёнышей пищей. Поэтому, сохраняя свои гены, самцам обычно разумнее покидать своих партнёрш вскоре после зачатия и пытаться оплодотворить больше самок (общий факт биологии млекопитающих, который может помочь объяснить, почему только около 4% видов млекопитающих моногамны). Напротив, как только самки приматов, как и большинство млекопитающих, беременеют или вынашивают потомство, им, как и большинству млекопитающих, мало что даёт (с точки зрения репликации генов) повторное оплодотворение. Важно то, чтобы их имеющееся потомство выжило. Это означает кормление детёнышей, а это, в свою очередь, означает, что самки, как правило, больше интересуются «экономикой», чем сексом, или, во всяком случае, склонны отдавать этому аспекту большее предпочтение, чем самцы.

О главном табу охотников.

Крис Найт в своей монографии "Blood Relations. Menstruation and the Origins of Culture" отмечает один очень интересный обычай традиционных обществ охотников и собирателей, согласно которому добытчик еды вкушает пищу лишь в самую последнюю очередь.

"Хьюго Рид в общих чертах писал об индейцах округа Лос-Анджелес, что у охотников, особенно у молодых, «были свои особые суеверия»: «Во время охоты они никогда не пробовали еды; а по возвращении не пробовали то, что сами убили, считая, что тот, кто ест свою дичь, вредит своим охотничьим способностям». Среди хуанено на юге правило, согласно которому охотник не должен есть свою дичь или рыбу, соблюдалось неукоснительно. «Нарушение этого правила вело к неудаче и, возможно, к болезни» (Kroeber). Эти индейцы фактически использовали особый глагол pi'xwaq, означающий «заболеть от поедания собственной добычи». Францисканский миссионер Боскана (1846) в самом начале осуждал подобные верования как «нелепые», отмечая, что «охотники на оленей никогда не могли употреблять в пищу оленину, добытую ими самими, а только ту, которую добыли другие, по той причине, что, если бы они это сделали, им бы больше не удалось добыть». Рыбаки придерживались той же точки зрения в отношении своей рыбы. «Но ещё более странным, — продолжал Боскана, — был обычай среди молодых людей, отправлявшихся в лес на поиски кроликов, белок, крыс или других животных. Им приходилось брать с собой товарища, потому что тот, кто убил дичь, не мог её есть – если же и ел, то через несколько дней начинал жаловаться на боли в конечностях и постепенно истощался. Поэтому двое отправлялись вместе, чтобы обменяться результатами своей вылазки. О южнокалифорнийском Луизефио Крёбер пишет, что когда человек убивал оленя или кроликов, он приносил их в лагерь: тогда люди ели мясо, но он сам не принимал участия. Если бы он съел мясо убитых им животных, даже совсем немного, он не смог бы убивать других.

В восточной части Западной пустыни (Австралия) «приготовление и распределение добычи полностью коллективны. Охотник никогда не готовит и не распределяет то, что поймал» (Гамильтон). Гулд, аналогично, описывая в целом аборигенов Западной пустыни, отмечает, что «отношения по разделу пищи слишком важны, чтобы быть оставленными на волю прихоти или сентиментов». Когда группа охотится на кенгуру или другое крупное животное, человек, который его убил, наделяется мясом последним, иногда получая только внутренности. Гулд отмечает, что, хотя на первый взгляд «эта система дележа кажется несправедливой по отношению к охотнику», такая несправедливость иллюзорна. Охотник вознаграждается (а) престижем, который создаёт его дар, и (б) собственным получением мяса, «когда, согласно тем же правилам, он забирает свою долю из чужой добычи». Во всём этом прослеживается ярко выраженная социалистическая, перераспределительная логика. Енгоян пишет о питджанджара, что наименее продуктивные индивиды – старики, старухи, кормящие матери, беременные женщины, маленькие дети – «всегда имеют доступ ко всему ассортименту продуктов», в то время как наиболее способные охотники игнорируются. Так, например, когда охотник добывает кенгуру и приносит его, то животное, после того как его приготовили, делится между всеми в соответствии с родственными связями, и самые старые мужчины получают лучшие части и т. д. Обычно вы обнаруживаете, что охотнику практически ничего не достаётся. Подобные правила, обеспечивающие перераспределение, были, по сути, почти наверняка универсальными в Австралии вплоть до контакта с европейцами.

"Волки" и "пчёлы".

Xomo Probokaturus выделяет два типа коллективного сознания: мужское стайное сознание и женское роевое сознание.

"Мужское стайное сознание характеризуется чёткой иерархией, структурой подчинения и распределением ролей. Каждый участник мужской стаи имеет своё место в иерархии и действует согласно установленным правилам и ролям.

Женское роевое сознание, напротив, лишено иерархии и чётких ролей. В отличие от мужской стаи, где лидерство закреплено за наиболее доминантными и сильными особями, женский рой действует на основе множественных акторов, каждый из которых выполняет функцию принятия решений и действия в интересах роя.

Принципы женского роевого сознания:

Отсутствие центрального управления: решения принимаются коллективно, стихийно, без явного лидера или координатора.

Высокая устойчивость: рой сохраняет работоспособность даже при потере части акторов, так как каждый актор взаимозаменяем и не обладает уникальной функцией.

Низкий порог входа: любой актор может присоединиться или покинуть рой без значительного влияния на его функционирование.

Взаимная поддержка: акторы роя склонны поддерживать друг друга, тем самым повышая общую эффективность и защиту системы.

Адаптивность и гибкость: роевое сознание способно быстро менять стратегию в зависимости от внешних обстоятельств, не теряя общей цели" (Источник).