«Ручные рубила» эректусов как свидетельства дочеловеческой "войны всех против всех".

Крис Найт говорит, что господствующие во второй половине XX века палеонтологические и археологические сценарии сейчас в значительной степени дискредитированы. Мало кто остаётся верящим в градуалистскую теорию двухмиллионной эпохи «постепенного прогресса» к человеческому образу жизни. В настоящее время широко признано, что за миллион и более лет до верхнего палеолита какой-либо заметный культурный прогресс был на уровне статистической погрешности.

Традиции изготовления орудий нижнего палеолита известны как доолдувайская, олдувайская, развитая олдувайская или (в более общем смысле) «чопперная» индустрия. Такие орудия, изготовленные из пляжной гальки, были самых разных форм и размеров: не было никакой симметрии и набора стандартизированных узоров. Эти первые орудия, согласно отчёту одного психолога (Wynn 1988: 277), «не свидетельствуют о наличии интеллекта, превосходящего тот, что известен у обезьян».

Однако около 1,4 миллиона лет назад появляется индустрия, производящая орудия, известные как «ручные рубила». Традиции изготовления ручных рубил известны как «ашельские» и являются характерными для Homo erectus (который впервые появляется в палеонтологической летописи Восточной Африки около 1,7 миллиона лет назад).

Хомо эректус. Реконструкция.

Самой необычной особенностью ашельской традиции ручных рубил является её монотонное единообразие. Можно было бы ожидать, что местные условия – например, наличие различных растительных ресурсов или видов дичи – привели бы к появлению специфических, локализованных методов добычи пищи, которые, в свою очередь, нашли бы отражение в местных особенностях специализированных наборов инструментов. Но вместо этого одна и та же базовая конструкция «ручного рубила» без всякого воображения повторяется по всему миру – от юга Африки до севера Англии, от Испании до Индии.

Это ашельские ручные топоры со стоянки Ароэйра в Потругалии.

Большинство специалистов признают, что имеют смутное представление о функции этих орудий. Эти каменюки были названы «величайшей загадкой археологии нижнего палеолита» (Wymer 1982: 102). Проблема была бы меньше, если бы можно было продемонстрировать, что эти орудия способствовали большей успешности охоты. Но таких доказательств нет.

Ручные рубила не были хорошим охотничьим оружием. Слишком тяжёлые, чтобы насаживать их на древки копий или метать, они даже не выглядят особенно хорошими рубящими инструментами, хотя, по крайней мере, эпизодическое использование их при разделке падали слонов и других крупных животных было задокументировано (Binford 1987; Villa 1990: 302n). Некоторые из больших, заострённых ручных топоров, вероятно, могли использоваться для копания, но, как отмечает Уаймер (1982: 103), «эксперименты показывают, что они малопригодны в этом отношении и гораздо менее эффективны, чем палка подходящей формы». Самая распространённая форма ручного топора — это очень маленький, плохо сделанный инструмент, который «не выглядит для чего-либо пригодным» (Wymer 1982: 103).

Крис Найт высказывает предположение, что эти ручные топоры были на самом деле боевыми топорами. Такими заострёнными каменюками очень удобно сокрушать черепа врагов. Они выглядят как инструменты для сведения счётов, поскольку самцы сражались друг с другом за мясо и за доступ к самкам. Уаймер, возможно, намекает на эту мрачную возможность, сообщая в данном контексте, что когда ручные рубила были впервые обнаружены в европейских гравийных карьерах, их обычно описывали как «боевые камни».

Homo erectus был существом с массивным лицом, большой челюстью и огромными надбровными дугами. По сравнению с австралопитеком и современными людьми, его череп был необычайно толстым: 12,5 мм в случае затылочной кости из Суонскомба, 11 мм в случае теменной. Значения для Чжоукоудяня иногда превышают 18 мм, тогда как показатели для большинства современных людей немногим более трети от этого.

Несомненно, необходимость интенсивного пережёвывания пищи и использования зубов в качестве инструментов отчасти обусловила крупные зубы и челюсти, но почему череп «пекинского человека» местами был в три раза толще нашего? Как и массивные надбровные дуги, эта особенность предполагает, по крайней мере, какую-то функцию самозащиты, возможно, в контексте постоянных драк. Драки "эректусов" не кажутся по сути невероятными: половой диморфизм был ярко выражен по современным меркам, - факт, который привёл многих авторов к выводу, что у Homo erectus, как и у других ранних гоминидов, была некая полигамная система спаривания, при которой более доминантные самцы получали доступ к большинству самок (Foley 1987: 171 и ссылки; Parker 1987). Может ли быть, что миллионолетняя ашельская традиция представляла собой период, когда во многих местах каждый мужчина просто «должен был» быть владельцем ручного топора или другого подобного оружия, из соображений личной безопасности? - задаётся вопросом Крис Найт.

Как раз в данном контексте я отвергаю первобытный сексуальный промискуитет в человеческом обществе, о котором говорит Иоганн Бахофен в своём "Материнском праве". Потому что я вижу, к чему может привести вседозволенность и безнаказанность, - к войне всех против всех. "Промискуитет, неупорядоченные половые сношения,— пишет С. П. Толстов, — нарушают нормальное функционирование хозяйственного коллектива". Впрочем, я вполне допускаю промискуитет в обезьяньем стаде.

Здесь нужно чётно отделять "мух" от "котлет": где промискуитет — там обезьяны, где нет промискуитета — там люди. И если "эректусы", как бабуины, постоянно дрались между собой из-за самок, тогда, в общем-то, понятно, почему у них не было ни интеллекта, ни культуры, ни прогресса. Патриархат "эректусов" в самых крайних, изуверских формах мог стать сексуально-политическим тормозом для социального и экономического развития.