"Раздутые животы" в контексте женской одержимости.

Так уж получилось, что в человеческих культурах менструация, означающая «смена луны», широко рассматривается как «лунное» явление.

Крис Найт предполагает, что охотники архаических обществ отправлялись на многодневную охоту именно в периоды  «лунного» явления. "Если женщины синхронизировались друг с другом, мужчинам приходилось синхронизироваться с этим же ритмом, синхронизируя периодичность охоты с ритмом  включения/выключения менструального цикла".

За примерами Крис Найт обращается к бушменам-койсанам, охотникам-собирателям Южной Африки. Он сначала перечисляет заметки этнографов о том, что они танцуют всю ночь напролёт при появлении каждой новой луны. И далее пишет:

«Среди важнейших танцевальных фестивалей Сан – те, которые связаны с началом первой менструации у девушки. Эта традиция, безусловно, чрезвычайно древняя. Свидетельством тому служит замечательная роспись на скале Фултона в Драконовских горах Наталя, которую Дэвид Льюис-Уильямс (1981) определил как изображение обряда первой менструации у девушки. Закрытая фигура внутри незавершённого круга – это (согласно этой интерпретации) девушка, содержащаяся в особой хижине, с тремя спутницами, хлопающими в ладоши. Фигуры, окружающие хижину и наклонившиеся вперёд, – это женщины, исполняющие ритуальный танец, имитирующий брачное поведение антилоп. Другие фигуры (некоторые определённо мужчины, другие, вероятно, мужчины) изображают нескольких мужчин, присоединяющихся к танцу, некоторые держат палки. Примечательно, что окружающие фигуры все наклонены, их ягодицы игриво вытянуты в сторону менструирующей девушки (рис. 1). Все эти детали соответствуют деталям менструальных ритуалов, связанных с охотой, которые до сих пор практикуются сан и родственными им группами (Lewis-Williams, 1981)».

Рис. 1. Наскальная живопись южных сан. Скала Фултона, Драконовы горы, Наталь. По словам Дэвида Льюиса-Уильямса, центральная фигура – молодая женщина в мантии, проходящая свою первую церемонию менструацию в специальном укрытии. Вокруг неё аплодируют женщины, танцовщицы и (во внешнем кольце) мужчины с охотничьим снаряжением. Две фигуры держат палки; женщины наклоняются и демонстрируют «хвосты», имитируя брачное поведение антилоп-канн. Среди современных сан такие ритуалы неразрывно связаны с успехом в охоте. Обратите внимание, что у каждой мужской фигуры есть перекладина на пенисе. Вероятно, таким образом художник обозначил супружеское воздержание, связанное с менструацией и ценимое как условие охотничьей удачи.

«К таким описаниям стоит добавить, что у всех групп сан шаманский транс включает в себя активацию сверхъестественной силы, которую !Кунг называют nlum. На многих наскальных рисунках из Зимбабве танцоры изображены с раздутыми животами, что символизирует силу аналогичного рода (рис. 2)».

Рис. 2.  Танец и транс в наскальном искусстве сан. Манемба, близ Мутоко, Зимбабве. Танец, по-видимому, с менструальным и, возможно, лунным подтекстом. Вздутые животы указывают на ритуальную силу, что соответствует представлению о нлуме у кунг-сан.

На мой взгляд, вышеприведённая картинка напоминает танцоров из Невали Чори.

Nevali Cori. Relief with a turtle (?) between dancing human figures.

«У южных сан сопоставимая сила проявлялась, когда у танцоров начиналось кровотечение из носа. Арбуссе (Arbousset, 1846) описывает Малути Сан, падающих в трансе на землю, «покрытых кровью, льющейся из ноздрей». Многочисленные наскальные рисунки в Капской провинции изображают носовые кровотечения такого рода, вызванные трансом (например, Lewis Williams 1981: рис. 19, 20)».

Крис Найт связывает кровь, льющуюся из ноздрей, с менструальной кровью. Очевидно, в обоих случаях кровь льётся от распирающей человека сверхъестественной силы. 

К сожалению, затем Крис Найт, будучи марксистом, материалистом и атеистом, со столь интересной темы сбивается на ерунду и на протяжении многих страниц своего опуса тщится доказать, что архаические охотники привязывали праздники новолуния к овуляции их женщин, чтобы устроить "пир на весь мир" совмещённый с сексуальным пиршеством. Такая концепция кажется мне сильно "натянутой", тем более что в архаических обществах дети до прохождения инициации и за людей-то не считались. 

Крис Найт выстраивает конструкцию, которая вызывает у меня скептическое отношение. 

1. Женщины овулируют в полнолуние. Следовательно, у них менструация совпадает с наступлением тёмных, безлунных ночей. Менструальное кровотечение сигнализирует «нет!», женщины объявляют сексуальную забастовку, которая является женской реакцией на отсутствие мяса. Хозяйки очага гасят огни в хижинах (или может быть огонь сам угасает без женщин), и наступает тьма.

2. Не у всех женщин менструация. Но логика сексуальной забастовки требует, чтобы все действовали как единое целое. Женщины собираются в свой "междусобойчик" и самоизолируются от мужчин. Поскольку они не снимут запрет на секс до завершения охоты, секс невозможен ни для кого на чисто личной основе.

3. Успешная охота предполагает мужское сотрудничество. Поэтому охотники также образуют свой чисто мужской "междусобойчик". Как только гендерная солидарность установлена, начинается охота.

4. Когда охотники возвращаются с мясом, разжигаются костры. Мясо готовится, запрет на секс снимается. Пиршество и секс – тесно связанные виды деятельности, совместно выражающие снятие наложенных женщинами табу на кровь. Гендерная солидарность рушится, поскольку мужчинам и женщинам разрешается объединяться в пары. Появляется эмбриональное «патрилинейное» измерение родства, заменяющее прежнее матрилинейное: семя течёт, крови нет – и поэтому мужчины больше не «отделены» от своих жён и потомства.

Конечно, в этом что-то есть, однако при этом не покидает ощущение, что здесь отсутствует самое главное. Очевидно, оно, это главное, заключается в раздутых животах, которые Крис Найт упомянул лишь мимоходом. Его, как марксиста, больше интересуют женские забастовки, и он с удовольствием пишет о них.