31 октября 2025

Гинекополис: город пчёл.

"Как городскую богиню характеризуют её [Кибелу] многочисленные рельефы, представляющие Великую Матерь богов с короной на голове в виде городской стены. Такой же головной убор отличает Кибелу и на монетах разных городов античного мира" ( Богатова О. В. Культ Великой Матери богов Кибелы в греко-римской древности. С. 84).

Комментируя устойчивый эпитет Кибелы (Кубабы) как «покровительницы городов», А. Дугин пишет (с моими сокращениями и дополнениями):

Если мы примем во внимание раскопки Чатал-Гююка, которые демонстрируют удивительную устойчивость и неизменность культа Великой Матери в Анатолии, причём на одном и том же месте, то становится понятным, каким именно городам покровительствовала Великая Мать и что это были за города.

Если мы обратимся к истории, то легко заметим, что феномен города — в архитектурном, этническом, экономическом и социологическом смысле — представляет собой довольно специфическую реальность.

Во-первых, город никогда не появляется из разросшегося сельского поселения. Это связано с тем, что количество пригодной для пахоты земли вокруг конкретного населённого пункта всегда строго ограничено и способно прокормить лишь вполне определённое число жителей села или деревни, веси. Поэтому увеличение численности жителей деревни неминуемо влечёт за собой отселение излишних семей, как правило, основывающих новое поселение на некотором расстоянии от того, из которого они вышли. Это и является движущей силой аграрной колонизации, приводящей к появлению обширных сельских цивилизаций — наподобие  цивилизации банту в Центральной и Южной Африке. Мы называем этот тип «цивилизацией Деметры». Деметра — богиня полей и сёл, но никогда и ни при каких обстоятельствах не городов.

Генезис города следует искать в иной сфере. Как правило, в контексте индоевропейской ойкумены все исторически известные города создавались военизированными патриархальными племенами (чаще всего пастушески-кочевыми) как крепости, имеющие две главные функции — контроль над стратегическими высотами и центр для сбора податей с покорённого (преимущественно сельского) населения. Таким образом, город-крепость как элемент создания более устойчивых политий имел в своём основании факт набега и покорения данной области военными отрядами. Населением такого города, то есть горожанами, становилась прислуга воинов. Из этой обслуги, обеспечивающей жизнедеятельность воинов и помогающей в собрании дани, и формировалось постепенно городское население — димы, городские концы.

Однако этот сценарий, неизменно повторяющийся и достоверно засвидетельствованный практически на всём пространстве индоевропейской цивилизации, не может объяснить существование городов или устойчивых населённых центров неаграрного профиля в случае матриархальных неиндоевропейских культур. А археология Малой Азии, в том числе и святилище Великой Матери в Чатал-Гююке, наглядно демонстрирует наличие городских поселений там, где нет и следов воинской экспансии или индоевропейских вторжений. А если бы эти следы и были, едва ли создаваемая патриархальными воинами культура поставила в центре поселения святилище хтонической и тем более гипохтонической богини и сделало её главной сакральной фигурой города. Следовательно, в этносоциологической картине генезиса городов, помимо города-крепости, мы должны признать ещё одну версию происхождения города — город-храм.

Город-храм является феноменом именно матриархальной цивилизации, и храм, о котором здесь идёт речь, в своих истоках должен быть именно храмом Великой Матери, её неизменным, неподвижным (как в случае мифологии греческой Гестии) святилищем.

В русском языке слово «город» (от «огороженный», «защищённый») близок к слову «гора», равно как и немецкие слова Burg (город) и Berg (гора) [1]. Связь города и горы не случайна, но восходит к глубинной функции Великой Матери, которая представлена одновременно горой и пещерой, с главной функцией сокрытия и защиты. Пещера — образ чрева и могилы одновременно. Дом как жилище и город как совокупность жилищ в матриархальной оптике видится как расширенная метафора горной пещеры. Э. Нойманн пишет:

Укрывающая пещера как часть горы представляет собой исторически естественную форму таких культурных символов, как храм и теменос [2], лачуга и дом, деревня и город, решётка, загородка, стена, означая, что защищает и блокирует. (...) Подчинёнными, но не менее важными, являются культурные символы защиты, которые принадлежат женскому типу сосуда, а именно покрытия, такие как рубашка, платье, мантия, вуаль, суть, и, наконец, щит.

Эта гипотеза подтверждается тем, что мы знаем о Чатал-Гююке и об истории Кубабы/Кибелы у хеттов и фригийцев. Чатал-Гююк демонстрирует наличие святилища Великой Матери в центре довольно обширного поселения, которое сохраняется на одном и том же месте в течение тысячелетий. Это возможно только в том случае, если такое поселение является чем-то иным, нежели село (земли за такие сроки полностью истощатся, да и город, как мы видели, не вырастает из деревни) и нежели город-крепость. Остаётся предположить, что мы имеем дело с городом-храмом, главный смысл которого на сей раз состоит именно в том, чтобы быть городом, то есть неизменным и постоянным населённым центром, не зависящим ни от стратегических задач, ни от процедур собирания дани. Эти функции могут также наличествовать, но не они являются в данном случае главенствующими. Семантика матриархального города в том, что это в первую очередь именно храм. Не просто храм, но храм Великой Матери. Город-храм Великого Отца невероятен, так как в патриархальной культуре с необходимостью его функционал будет смещаться к архетипу города-крепости. Именно поэтому в «Федре» Платона кавалькада богов, скачущая к центру неба, не досчитывается Гестии: эта богиня никогда не сопровождает остальных олимпийцев в их походах, так как она всегда остаётся на одном и том же месте; она хранит свой город, который и есть она сама.

Начиная с Чатал-Гююка, города Великой Матери встречаются на пространстве всей Малой Азии. Они и составляют цивилизацию Старой Европы, того Средиземноморья, куда ещё не ступала нога патриархального индоевропейца. Таким городом является главное святилище Крита, переосмысленное позднее как знаменитый Кносский дворец. Изначально это был именно город-святилище, сакральный центр Великой Матери. Собственно, сюда уже в ахейском мифе доставил Европу Зевс, превратившись в быка. Зевс принёс на Крит женщину-город, которая и получила имя Европы. 

Хабибрахманов Ханиф Мирзагитович - скульптура 'Похищение Европы'

Сыном Европы от Зевса стал Минос, правитель Крита. Но, очевидно, мы имеем дело уже с патриархальной переработкой более древнего мифологического пласта.

Бахофен подчёркивает, что критяне называли свой остров не Отечеством, а Родиной, на чём он строит свою гипотезу о матриархальности всей минойской цивилизации, являющейся стилистически единой с культурами ликийцев, фригийцев, финикийцев и более древних анатолийских обществ. Открытый английским археологом Джоном Эвансом (1851 — 1941) Кносский дворец, таким образом, следует рассматривать как город-храм Великой Матери.

Таким же городом-храмом, скорее всего, был Эфес, разросшийся вокруг культового комплекса Великой Богини, которая была переосмыслена в контексте эллинского патриархального синкретизма как «Артемида». Как убедительно показал Ш. Пикар, Эфесский храм изначально был построен как святилище гипохтонической богини

Фактически, каждый город-храм Великой Матери был самостоятельной теократией, теократической республикой, организованной по образцу пчелиного улья. Показательно, что храмовый комплекс Артемиды Эфесской управлялся сложной иерархией жрецов, куда входили:

• «эссеи», называемые «королями пчелиного роя», мужчины — возможно, скопцы, надзиравшие над женскими разрядами (в римский период их функции были сведены к исполнению священнодействий и финансовой деятельности);

 • «мелиссы», женские жрицы, одевавшиеся в костюмы, стилизованные под раскраску пчёл;

• «коры», «партены» — оба слова обозначают дев, девственниц и священнослужительниц;

• вместо «амазонок» Дугина я бы сюда добавил «куретов» с мечами и щитами, которые являлись "охранными отрядами" Великой Матери и её дев.

куреты

теологов, танцовщиков и певцов, особую категорию представляли собой акробаты, ходившие на ходулях и совершавшие прыжки. Символизм их действий был связан с сакральным значением земли, на которую в особых случаях (особенно при пересечении порога или в притворе храма) было запрещено ступать. Поэтому идолов Великой Матери несли на носилках — «земля не может идти по земле». Отсюда же и крылатые изображения Великой Богини [3].

Модель города-храма имела политический характер, но эти иерархии представляли собой нечто качественно отличное от индоевропейских политий. Жители такого города преимущественно представляли собой не воинов и их обслугу, собирающих дань с окрестных аграрных поселений, но особые социологические типы, отсутствующие в самых простых и типологически чистых индоевропейских обществах — профессиональные купцы, торговцы, менялы, ремесленники, артизаны, архитекторы, строители. Все они были так или иначе включены в процесс сакрального пчелиного культа, находились под доминантным влиянием Великой Матери, «градодержицы». Они созидали и поддерживали сакральный улей, организующее его жизнь Великое Лоно.

Таким образом, пришедшие в область Средиземноморья индоевропейские племена столкнулись там с полноценной цивилизацией городов-храмов, которые были полюсами особой и довольно развитой технологически культуры, с самостоятельной экономикой, системой управления, особыми матриархальными культами и собственным детально развитым мировоззрением. Это была самая настоящая цивилизация Великих Матерей, доиндоевропейская "Старая Европа".

Под этим углом зрения любопытно взглянуть на вазу с о. Мелос в Эгейском море.

Ритуальная ваза с о. Мелос. Конец III тыс. до н. э.

Здесь мы видим святилище, обнесённое оградой; внутри святилища — пчелиные "соты", которые напоминают жилища Чатал-Хююка. Может быть, эта ваза представляет собой изображение города-храма в самом его зачатке? 

-------------------------------------------------------------------------

[1] Великая Мать устойчиво называется «Богиней Гор», «Горной Матерью» или «Пещерной Матерью». Фригийское Kybele родственно ингило-картвельскому khuvil, «пещера», «грот», «отверстие в горе», а лидийское kybebe — грузинско-мингрельскому khvabi, «грот». Её символ — каменный топор, на картвельском — khuva, kheva (khua), камень, что близко к арабскому ka'aba, «камень» или «Камень Бога» (beit Allah).

[2] Огороженный участок.

[3]  Если учесть, что для храмов женских божеств была характерна именно круговая форма, circus, то мы вполне можем рассмотреть традицию цирка и циркового искусства как последние культурные следы культа Великой Матери. Отсюда звери, акробаты и клоуны, представляющие собой отголосок матриархального жречества.

Комментариев нет:

Отправить комментарий