Из книги Ч. М. Таксами и В. Д. Косарева "Кто вы, айны?" следует, что из всех богатств тихоокеанских островов главное, бесспорно, рыба. Кета, горбуша, сима, кижуч, чавыча, мальма, таймень, кунжа — неполный перечень проходных рыб, с весны до поздней осени устремляющихся в заливы, лагуны и нерестовые реки. «Масса рыбы, наблюдаемая в это время,— писал А. П. Чехов о Сахалине,— бывает так велика и ход её до такой степени стремителен и необычаен, что кто сам не наблюдал этого замечательного явления, тот не может иметь о нём настоящего понятия. О быстроте хода и о тесноте можно бывает судить по поверхности реки, которая, кажется, кипит... вёсла вязнут и, задевая за рыбу, подкидывают её». О Хоккайдо можно отозваться словами X. Ватанабе: «Исследования, проведённые автором, показывают, что перед освоением острова японцами кета всегда изобиловала в верхних пределах рек, что по руслам рек располагались многочисленные нерестовые участки...». Здесь, особенно в прошлом, было изобилие корюшки, наваги, других массовых пород. Один из авторов, проведший детство на Сахалине, помнит, как штормовыми волнами по побережью наметывало целые дюны сельди. По нашим (Ч. М. Таксами и В. Д. Косарева) прикидкам во время экспедиционных поездок в 1983—1985 гг., на севере острова недели лова бывает иногда достаточно, чтобы обеспечить среднюю семью нивхов запасом кеты до следующего нереста. Вот почему айны селились по преимуществу в устьях рек, на морском побережье, близ богатых рыбой заливов и лагун или в глубинах островов, но непременно возле нерестовых речек.
Между прочим, древние дзёмонцы оставили после себя целые горы кухонных остатков — так называемые «раковинные кучи», которые красноречиво свидетельствуют о роли моря в их жизни.
Отсюда понятно, что, как ни ценили айны лесные ресурсы и промыслы, какого бы мастерства ни достигли в охоте на таёжного или морского зверя, всё же основу их существования и благополучия всегда составляла рыба.
В 1805 г. у сахалинских берегов побывала кругосветная экспедиция И. Ф. Крузенштерна. Знакомство известного мореплавателя с островитянами было кратким, однако вдохновило его на такие строки: «Характеристическую особенность... айнов составляет их сердечная доброта, выраженная как в чертах их лица, так и во всех их речах и поступках... Между ними нельзя было услыхать ни резкого разговора, ни чрезмерного смеха, а тем более ссор или драки. К нам они были в высшей степени услужливы и гостеприимны, и не только не напрашивались на подарки, но даже предлагаемые им брали как бы с некоторым сомнением. Все эти относительно редкие качества произвели на меня такое впечатление, что я считаю айнов лучшим из всех народов, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться». И ещё раз, в другом месте: «...я народ сей почитаю лучшим из всех прочих, которые доныне мне известны».
Надо отметить, что не менее похвальные отзывы давали об айнах почти все, кто с ними общался. Французский мореплаватель Ж. Ф. Лаперуз писал, что был поражён воспитанностью, благопристойностью и умом айнов. Смело можно сказать, добавлял он, что их развитие стоит никак не ниже развития «низшего класса европейского населения». Исследователь Сахалина А. Брылкин отмечал кротость, миролюбие, общительность, смышлёность и добросердечие айнов. «Очень мирный и симпатичный народ, радушны и услужливы, честны, бескорыстны»—так характеризовал их П. Ю. Шмидт. «Более мирного и скромного населения, какое мы встречали в южной части Сахалина, быть не может»,— заявлял Н. В. Рудановский. «По натуре они добры и честны, имеют естественную дисциплинированность и роды церемонии и вежливости,— сообщал О. Рюноскэ.— Они почитают стариков, любят и ласкают детей, соединёнными силами они помогают сородичам и бедным. Подобные прекрасные нравы у них существуют». «Общий голос таков,— резюмировал многие отзывы А. П. Чехов, который тоже встречался с айнами на Сахалине,— что это народ кроткий, скромный, добродушный, доверчивый, сообщительный, вежливый, уважающий собственность, на охоте смелый и даже интеллигентный. Бескорыстие, откровенность, вера в дружбу и щедрость составляют их обычные качества. Они правдивы и не терпят обманов».
Даже в XX веке айны сохраняли традиции, уходящие корнями, возможно, во времена первобытно-коммуналистских отношений. Некоторых норм айны придерживались даже в рыболовецких артелях. «По обычаям айнов, артельный староста не должен получать больше других при делёжке, также нет никакой разницы в долях взрослых участников, несмотря на признанную всеми разницу в качестве их как работников. Женщина получает немного менее мужчины; подростки — того менее».
Очень ярко проявлялись архаические общинно-родовые, коммуналистские отношения у северных курильцев. О. Рюноскэ писал о туземцах острова Шумшу: «Нравы их, вообще говоря, хорошие. Так как старики, малые и больные не могут находить себе пищи, то все остальные соединёнными силами оказывают им помощь. Если один кто-либо получает вещь, то он разделяет её между всеми. Имеющие помогают недостаточным. В каждом доме бедность и богатство, горе и радость бывают общими, и вся деревня представляет собой как бы одну семью». И это происходило в конце XIX в., на рубеже столетий и даже в начале XX в., когда айны уже получили от японских и русских промышленников долговременные уроки нещадной и неприкрытой эксплуатации, когда у них самих уже была частная собственность не только на личное или домашнее имущество, но и на орудия производства. И всё же, замечал Б. Пилсудский, «охотник, убивший нерпу или другое животное, считает своим долгом поделиться мясом со своими соседями и родными, живущими поодаль». Он писал также: «Ежегодно бывает в среднем 1—2 выброшенных на берег кита. Принадлежат они, по обычаям айнов, жителям близлежащих от этого места селений. Но эти никогда не пользуются таким даром богов одни и щедро раздают мясо, жир и кости прочим...».
Глубокая традиция позволяла сочетать эти нормы с правом собственности, суверенностью владения. Такая регуляция обеспечивалась без какого-либо контрольного аппарата, целиком за счёт морально-правовых и религиозно-этических установок. «...Им нужно отдать справедливость за то, что у них замечательно развито чувство общественности,— писал о сахалинских туземцах И. С. Поляков.— Они привыкли уважать взаимно личные интересы; всякий приобретает для себя, по возможности, всё необходимое своим трудом, то, что имеется насущного у одного, то же найдётся и у другого. Поэтому у них воровство немыслимо... Во временно оставленной хижине с имуществом может остановиться случайный путник, может воспользоваться из неё необходимыми жизненными припасами; всё же остальное должен оставить неприкосновенным, иначе примет на себя грех, а то и хуже — преследование и священный суд общества. Ловушки, поставленные в лесах, даже с добычей, а также вещи, положенные по хорошему нартовому пути,— всё это должно принадлежать их хозяину, а не первому прохожему или проезжему».
Айнский род был эндогамным, причём на Хоккайдо предпочтение отдавалось вирилокальному поселению: мужчина приводил жену в дом своего отца, а со временем строил собственное жилище в родном селении. Но он мог поселиться и у родственников жены; в таком случае наряду с экаси итокпа он получал и мацама итокпа — «фамильный герб» её отца. На Сахалине же, как свидетельствовал Б. Пилсудский, наблюдалось обратное явление: «муж приходит в семью своей жены со стороны» и отрабатывает на родителей невесты несколько лет, прежде чем выделиться в самостоятельное домохозяйство. Однако в начале XX в. уже существовал вирилокальный брак за выкуп.
Очевидно, на "северных территориях", долгое время недоступных разлагающему влиянию японского патриархата, у айнов дольше сохранялись первобытные матриархальные устои.
Известно, что ядро локальной группы составляли мужчины, объединённые патрилокальным родством, основанным на происхождении от общего мужского предка. Во главе её стоял вождь, котан коро куру.
Я думаю, что вождизм у айнов, их "милитаризация", стремление завладеть оружием, произошли от постоянных столкновений с японскими агрессорами.
 |
| Самурайские воинские доспехи. |
Можно полагать, что в эпоху Дзёмон, до появления японцев, всё было иначе.
Помимо родства по мужской линии, существовали своеобразные объединения женщин — синё хуци икиру, т. е. «поколения одного очага». В них входили айнки, сознававшие и ведущие родство от общей прародительницы, которая ассоциировалась с «хозяйкой огня», т. е. богиней очага — камуи хуци.
 |
| Камуи хуци? |
Выходя замуж, женщина старалась разыскать в новом селении хотя бы одну представительницу своего сине хуци икиру и поддерживала с ней наиболее тесные отношения. Такая родственница помогала ей в случае болезни, родов, размолвки с мужем, содействовала в воспитании детей. Признаком принадлежности к сине хуци икиру считалась набедренная повязка определённого фасона. Поскольку элементы родства сине хуци икиру играли куда меньшую роль, чем сине экаси икиру, и прослеживаются значительно слабее, можно предположить, что это более архаичный институт.
Я предполагаю, этот архаичный институт был матриархальным институтом, женским "междусобойчиком" в обществе, где мужчины несколько дней в году занимались рыбной ловлей, а в остальные дни в основном бездельничали. Иначе совершенно непонятно, откуда взялись т. наз. пережитки матриархата.
По описанию Л. Я. Штернберга, у айнов «девушка совершенно свободна в выборе мужа, дети женщины наследуют её брату, муж переходит в дом жены или является только на время [1]; младшие сыновья женщины считаются в её роде, женщина может быть старшиной, бабушка считается подлинным предком, и исходящие от неё считаются членами одного рода; дети братьев могут вступать в браки между собою, потому что происходят от чуждых между собой матерей, самую важную роль в семье играет старший брат и т. д. и т. п.».
По описанию Б. Пилсудского (нач. XX в.), "в настоящее время существует смешанная система родства, но семейные узы по женской линии прочнее, нежели с мужской стороны. Брат матери и сегодня является главой семьи. Сестра в своей родной семье пользуется большими привилегиями, чем жена её брата».
Видимо, с течением времени семейно-брачные обычаи айнов претерпели существенные изменения, причём в разных частях Айнумосири (последние территории обитания айну — о. Хоккайдо, о. Сахалин и Курильские о-ва) это происходило неодинаково. Наиболее архаичным оставался семейный строй северокурильцев, а у хоккайдских аборигенов новые формы зашли далее всего. Но сохранялся ряд пережитков, что и создало сложную картину. Общая эволюция шла от материнского рода к отцовскому с постепенным замещением родовых принципов территориально-общинными и семейными.
По мнению Ч. М. Таксами и В. Д. Косарева, нет оснований утверждать, что в прошлом женщина у айнов стояла безусловно выше мужчины. Но высокое её положение несомненно. «В старину,— писал К. Киндаити,— если умирала хозяйка дома, обычно этот дом сжигался... чтобы он отправился вместе с ней». Характеризуя жанр героических песен (хауки), Б. Пилсудский отмечал, что в этих песнях активную роль на поле битвы выполняют женщины. «Это доказывает,— подчёркивал он,— что мы имеем дело со следами ныне полностью устаревших обычаев...». В одном предании повествуется о том, как группа айнов селения Паратуннай переселилась в другое место. Главой группы выступает некая Инанупирика. Айн Уканту, пожелав взять её в жёны, получает от Инанупирики отказ. Захотев возвратиться на старое место, люди не могут этого сделать, так как Инанупирика велит остаться. В конце концов все погибают. Предание завершается характерным резюме явно более позднего происхождения: рассказчик советует мужчинам не слушать слабый пол, ибо от этого случаются беды. «Важная роль айнской женщины в домашнем и земледельческом хозяйстве подводит экономическую основу под матернитет», — считал Н. В. Кюнер. Я бы заменил слово "земледельческое" на "рыболовецкое", а так всё верно. Ударить женщину считалось у айнов тяжёлым прегрешением, мужья жён, как правило, не били.
Пилсудский замечал, что прежде айнские женщины часто бывали очень вольны в половых связях, однако, оговаривается он, теперь этого уже нет. Впервые татуированная девушка могла быть свободна в симпатиях и интимных связях. Часто родители девушки, достигшей брачного возраста, строили ей дом, где она и должна была выбрать спутника жизни. Считалось, что отношения между молодыми — их личное дело, мало касающееся окружающих. Или бывало так: наступал день, когда в доме родителей поселялся юноша; это пока ещё не муж, а жених дочери. «Временные работники, — констатировал Б. Пилсудский,— обычно молодые люди. Таков обычай: сватающегося молодого человека и потом женившегося в первые годы... стараются по возможности использовать, и он работает беспрекословно в пользу своих тестей несколько лет». Кстати, в Приморье и в Приамурье в прошлом существовали нормы, сходные с таковыми у айнов. У чжурчжэней родство считалось по линии матери, а жених переходил в дом невесты и три года выполнял там тяжёлые работы. Примерно то же имело место у дальневосточных племён — сушеней и шивейцев. Есть сведения о высоком положении женщин у илоу и в Бохае.
Особое отношение к женщине у айнов сохранялось очень долго даже в тягчайших условиях сахалинской каторги и засилья японских промышленников. Б. Пилсудский, касаясь распространившейся при японцах торговли женским телом и указывая её социальные причины — обнищание туземного населения, недостаток женщин на рыболовных промыслах, в артелях и русских поселениях,— добавлял: «...проституция айнок... не делает женщину разнузданною, ленивою и падающею всё ниже, что является обычным явлением у женщин Запада».
----------------------------------------------------------------------
[1] О курильских айнах времён С. П. Крашенинникова известно, что они «жён имеют по две и по три», причём «вместе с ними никогда не спят, но в ночное время приходят к ним как бы украдкою». Очевидно, северные айны сохранили более архаичные порядки, которые, в своё время, имели место быть на самих Японских островах. Речь идёт о т. наз. гостевых браках, когда муж приходил по ночам к жене, живущей в доме своих родителей, причём жена могла иметь несколько "приходящих" мужей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий