Образ Диониса кисти И. Бахофена.

Перед тем как изложить здесь "наблюдизмы" Иоганна Бахофена относительно культа Диониса в Древней Греции, я сделаю три замечания.

1. "Сверхновая" вспышка культа Диониса в Древний Греции произошла в "тёмные века" её истории, в "провальный" период между гибелью микенской культуры и рождением классической культуры Эллады. Времена были ужасные, и вот, посреди этого кровавого ужаса, - откуда ни возьмись, - появился новый культ. Женщины буквально "ломились" в этот культ, одновременно спасаясь в нём от удручающей реальности, консолидируясь и группируясь для противодействия мужским насилиям, обретая в культе сверхъестественные силы для установления "нового порядка". Можно сказать, что основные "силовые поля" классической культуры Эллады были сформированы внутри массовых народных движений в рамках культа Диониса. 

2. Очевидно, что сам культ Диониса явился поздней "отрыжкой" умерших матриархальных культов на Крите и в Эгеиде. Дионис очень сильно напоминает быкоголового консорта Богини, каким мы его знаем по раскопкам в Чатал-Хююке. В этом смысле, рождение культа Диониса можно считать возрождением крито-минойских матриархальных культов в новых исторических условиях. И, наверно, культ Аттиса и Кибелы также является "ремиксом" более древних культов Анатолии, коренящихся в том же Чатал-Хююке. Именно поэтому, исследуя культ Диониса, мы приближаемся к постижению крито-минойской религии.

3. И здесь мы уже выходим на более широкие обобщения. Можно, с одной стороны, представить всех "умирающих и воскресающих" богов Средиземноморья как "местночтимые" иконы-проекции консорта Богини, а, с другой стороны, можно увидеть Голгофскую мистерию Иисуса Христа как высшее и последнее проявление этой древнейшей мифологемы смерти и воскресения, уходящей корнями в пещерные глубины палеолита.

"Не мужчинам, а женщинам открывает себя Дионис. В Фивах его охотно принимают именно женщины, в то время как Пенфей долго противится ему. В этом мифе обращает на себя внимание и тот факт, что лишь женщины справляют праздники этого бога, равно как в мифе об Эолийках ему угодны лишь жертвы, приносимые женщинами. Столь же исключительные взаимоотношения божества с женским полом воспроизводятся и во многих других случаях. В Сикионе Дионис изображается в окружении вакханок (Павсаний, Описание Эллады, II, 7, 6). Шестнадцать элейских матрон составляют посвящённую ему коллегию (Павсаний, Описание Эллады, V, 16; VI, 24, 8; Плутарх, О доблести женской, 15; Micca Megisto). В других местах его сопровождают четырнадцать "стариц" (жрицы Диониса в Афинах). Не правящий царь, архонт-басилевс, a жена архонта-басилевса совершает жертвоприношение Дионису, тем самым вступая с ним в ритуальный брак: "Жена царя обязала клятвой стариц, служащих в святилищах, отдала себя в жёны Дионису и совершила за городом установленные отцами жертвоприношения богам, многочисленные, святые и тайные". Этот брачный союз с божеством возводит саму царицу в столь же божественное достоинство. В Брисеях к его храмовому изображению приближаются лишь женщины, лишь они приносят ему жертвы (Павсаний, Описание Эллады, III, 20,3. Ср. там же, II, 11, 3; VIII, 31,5). В Египте женщины носят его изображение (Геродот, История, II, 48). Согласно Павсанию (Описание Эллады, IX, 20, 4), Дионис приходит на помощь танагрским матронам. На празднике Скиерий в аркадской Алее перед алтарём Диониса женщины ежегодно бичуют себя до крови (Павсаний, Описание Эллады, VII, 23, 1). В Спарте Дионису Колонатскому жертву приносят женщины: дионисиады и левкиппиды; другие женщины, числом одиннадцать, также называемые дионисиадами, устраивают состязание в беге. Всё это совершается по велению из Дельф, которые, как мы видим, часто предстают как центр формирования и распространения дионисийского культа (Павсаний, Описание Эллады, III, 13, 5). Не в меньшей степени, чем вакханки, его окружают клодоны, мималлоны, бассариды, лафистии, македны, а в иных случаях — наяды и нимфы, менады, лены, а также тии и тиады, пробуждающие Ликнита (Страбон, География, VIII, 468; Павсаний, Описание Эллады, X, 4,2 и X, 6,2; Плутарх, Греческие вопросы, 12; Афиней, Пир мудрецов, V, 198 Е). Во время праздничного шествия в честь Диониса, совершаемого в Александрии, женщины занимают несомненно доминирующее положение. 

Хариты ткут для Диониса пеплос (Аполлоний Родосский, Аргонавтика, IV, 424; Нонн Панополитанский, Деяния Диониса, XVI, 270). Однако пеплос — это женская одежда: собственно, пёстро расшитая женская верхняя одежда, плащ (Сервий, Комментарии к «Энеиде», I, 484; ср. IV, 262-263). Этому богу как никакому иному посвящают матери своих детей, о чём свидетельствуют две эпиграммы, опубликованные Велькером (E. G. Welcker, Sylloge epigrammatum graecorum, Bonn, 1828, pp. 97-98). Беотийские женщины всюду ищут его и наконец узнают, что тот скрывается у муз, тогда как в другом месте он изображён в обществе граций (Плутарх, Застольные беседы, VIII, предисловие). Элийские и аргивские женщины взывают к нему, прося выйти из морских волн «бычьей стопою» и оплодотворить их (Плутарх, Греческие вопросы, 36; его же, Об Исиде и Осирисе, 34-35) — обстоятельство, благодаря которому изображения восседающих на быке наездниц, которые мы видим на многочисленных погребальных сосудах, приобретают отчётливую связь с вакхическими мистериями. Велико число смертных и бессмертных женщин, которым Дионис дарит свою милость. Наряду с Семелой-Ариадной-Ариделой к ним относятся также Никея, Алфесибея, Алфея, Авра, Пеллена, Бероя, чьи любовные истории воспевает Нонн. Согласно Аполлодору (Мифологическая библиотека, III, 4, 3), новорожденным младенцем его передают Ино-Матуте (Мачехе, Нонн Панополитанский, Деяния Диониса, X, 119) и по велению Зевса воспитывают как девочку, каковой его сперва и представляют Эолийцы. Фетида принимает его в лоне вод (Нонн Панополитанский, Деяния Диониса, XX, 355, и 394). У алтаря Реи он спасается от преследований Геры (Афиней, Пир мудрецов, V, 201 С). Все великие женские божества вступают с ним в связь, а некоторые из них — в священный брак. Все они становятся частью его культа, так что Дионис-Сабазий оказывается спутником Кибелы, Дионис-Иакх — предстаёт рядом с цереальной божественной парой Элевсина; изображаемый как Эрос — близ Афродиты: всякий раз мы видим его рядом с превосходящим его женским божеством в качестве низшей силы (Сервий, Комментарии к «Энеиде», V, 95). Он не довольствуется своим одиноким величием — взор его обращён на женщину, всё его устремление заключается в том, чтобы покорить её и соединить с собою.

Он до такой степени отдаёт предпочтение всему женскому, что и мужчины, представая пред ним, уподобляются женщинам в обличии, поведении и нравах, — так, например, как они переодеваются в женское платье на празднике Осхофорий (Плутарх, Тесей, 22; Нонн Панополитанский, Деяния Диониса, 46 и 87; Филострат, Картины, I, 2). По совету Вакха, Пенфей облачается в женское платье: одежду Агавы, покрывало Автонои (Нонн Панополитанский, Деяния Диониса, XLIV, 55 и XLVI, 85 ff.). Будучи мужем, он, однако, должен походить на женщин (Еврипид, Вакханки, 811-827; Валерий Флакк, Аргонавтика, VII, 304). В женской одежде предстают не только вакхические воины (Нонн Панополитанский, Деяния Диониса, XX, 268 и 292), но и жрецы Геракла на деметрически-афродитическом Косе (Лаврентий Лид, О месяцах, IV, 46). Точно так же ещё во времена Плутарха женихи принимали своих невест, облачившись в женское платье (Плутарх, Греческие вопросы, 58); так же облачаются в женские одежды и флейтисты во время своего праздника в Тибуре, чьи ночные оргии напоминают обычаи сакеев (Овидий, Фасты, VI, 653 ff; Тит Ливий, История Рима от основания города, IX, 30; Плутарх, Римские вопросы, 52).

Женское начало преобладает и в самой природе Диониса. Хоть он и именуется "Двуобразный", имеющий двойную форму (Диодор Сицилийский, Историческая библиотека, IV, 5), однако прежде всего он  с женской внешностью, в женском образе (Нонн Панополитанский, Деяния Диониса, XVI, 172), женоподобный мужчина, гермафродит, каковым он представлен на терракоте H. v. Janzé и на многочисленных памятниках из Museo Campana. 

Dionysus on a Donkey. Date A.D. 2nd century. Culture Roman.

Согласно мифу, он проводит первые годы жизни в обществе девушек — как Ахилл на вакхическом Скиросе. Он требует женских жертвоприношений, и с эолийским мифом здесь полностью согласно и замечание Сервия (Комментарии к «Энеиде», VIII, 641): "во всех священных обрядах большее значение имеют жертвы женского пола". Во всех этих явлениях господствует одна и та же идея. Дионис впервые открылся женщине, впервые был узнан и принят ею, на женщине утвердил он свою власть, ей явил он свою милость, от него приняла она своё служение. Ей открыл и доверил он таинство своей религии. В описании римских вакханалий недвусмысленно подчёркивается запрет на участие мужчин, жрицами являются здесь лишь матроны, замужние женщины, а инициация исходит от Пакувии Минии — подобно тому, как Эсхин получил посвящение от собственной матери (Тит Ливий, История Рима от основания города, XXXIX, 13). С женской природой связываются та высшая часть мистерий, что представлена на рельефе из Тиреи, те новые пути спасения, которые открывают путь за пределы телесной смерти и представляют день физической гибели как день производящий, рождающий, а в образе разбитого яйца или лопнувшей струны видят указание на начало нового уранического бытия. Своим кормилицам, именуемым «меднозвонными» (Плутарх, Застольные беседы, IV, 5 in fine) Дионис — животворящий Мёд-Эскулап (Плутарх, Застольные беседы, III, 1) — дарует воскресение из мёртвых.

Во все времена благодаря религиозной стороне своей природы женщина обладала могущественнейшим влиянием и величайшей властью над мужским полом. Замечание Страбона, что благочестие является неотъемлемой частью природы женщины и от неё распространяется на мужчин, в некотором смысле содержит в себе ключ к пониманию роли женщин в дионисийском культе и той власти, которой они через него достигают. Склонность к религиозному обращению во все времена была сильнее в женщине, чем в мужчине: потому ли, что женское чувство слабости ищет опоры в религии, или же потому, что врождённый женщине инстинкт подчинять стремится к распространению от физической сферы к духовной. Мы вновь видим здесь, что восхождение человеческого рода к высшему уровню культуры связано с женщинами. В них раньше пробуждается тоска по упорядоченному жизненному укладу и потребность в более чистой религии, равно как и способность к её пониманию. Чем ужаснее условия их жизни, чем противоестественнее героизм, требуемый от них обстоятельствами, тем с большим энтузиазмом встречают они грядущие перемены, приветствуя их как освобождение от невыносимой тяжести прежних уз. Прежде, в самых суровых условиях, всякая женщина и, прежде всего, мать оказывается единственной хранительницей мира, порядка и справедливости; в силу своей природы она обладает властью укрощать самые неистовые страсти, разделять ряды сражающихся воинов, показывать пример любви и заботы, выходящей далеко за пределы собственной личности. Теперь же благодаря всем этим качествам она становится первым и единственным центром зарождающейся цивилизации: она неизменно исполняет своё прежнее призвание, во всём опережая мужчину".