Эдем на востоке, а Элизий на западе.

"И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал", - повествует Библия (Быт. 2:8). Значит, рай — где-то на востоке. Соответственно, восток в христианской традиции воспринимается как светлое, благое направление. И, наоборот, запад понимается как направление, ведущее ко всеобщей погибели.

Но интересно, что Гомер помещает Элизий (Элизиум, Елисейские поля) на западном краю света, у берегов мировой реки Океан, омывающей (окружающей) землю и море. Также и Авалон, мифический "яблочный" остров кельтских легенд, находится в океане, на Священных Островах Запада. Антон Платов говорит: "Быть может, древняя память предков — память о прекрасной стране, что прекрасней всего прекрасного, — иногда просыпается в ком-то из нас? Иначе откуда это:

Быть может, в Западной Стране теперь цветёт весна,

Поют ручьи, и в тишине трель зяблика слышна,

А ночь роняет звёздный звон, и чистый небосклон

Алмазной россыпью вплетён в убор полночных крон.

Мой путь угас в Стране Теней, но знаю: с давних пор

Превыше чёрных крепостей, превыше чёрных гор

Лучится свет, бессмертен край, цветущий по весне,

И я не говорю "прощай" ни солнцу, ни звезде...

Дж.Р.Р.Толкиен"

Насколько я понимаю, древние египтяне тоже считали запад чем-то вроде Элизиума, потому что их некрополи, "города мёртвых", располагались на западном берегу Нила, а города, где жили живые, - на восточном берегу. 

Ариэль Голан говорит, что у древних евреев священным считалось направление на запад. 

В древнеиндийских текстах заходящее солнце называется "умирающим". Заход солнца в верованиях древности воспринимался как его уход в обитель мёртвых.

Значит, по идее, страна мёртвых находится где-то на западе, там, куда уходит солнце. 

Конечно, люди с самых древних времён отождествляли свою судьбу с заходящим солнцем, и, скорее всего, вечерние медитации на солнечный закат привели их к представлениям о возрождающейся жизни и воскреснии из мёртвых. Образ заходящего солнца, которое, умирая, завтра воскреснет вновь, олицетворял бессмертие. Отсюда, наверно, и знамение кельтское бесстрашие и презрение к смерти: зачем скорбеть об умерших, если завтра они снова воскреснут вместе с солнцем?