Неолитические параллели между Европой и Китаем.

 

Фрагмент неолитического сосуда с изображением человеческих фигурок из магулы (телля) Отцаки (Фессалия)

Сосуд неолитической культуры Яншао в среднем течении реки Хуанхэ

О символизме такого рода изображений я говорил в статье "Рождение - смерть - возрождение в одном символе "М"".

Не странно ли, что этот символ рожающей женщины существовал в эпоху неолита и в Европе, и в Китае?

Кстати, говорят, что в самой древней китайской деревне, относящейся к культуре Яншао, существовал матриархат (см.: Баньпоцунь - самая древняя деревня в Китае). Женщины изготавливали керамику, пряли ткани и занимались домашними делами, а также воспитывали детей. Мужчины проводили большую часть своего времени, ловя рыбу в близлежащей реке.

Печь для обжига керамики. Музейная реконструкция.

Интересная параллель с неолитической деревней Неа-Никомедия в Фессалии: как и там, в деревне культуры Яншао маленькие домики группировались вокруг большого дома в центре участка, который, очевидно, выполнял роль родового святилища, склада-хранилища инструментов и продуктов питания, "сельского совета", то есть места собраний клана. Может быть, там ещё был "дом престарелых", совмещённый с "детским садом".

Там существовал ров вокруг деревни. Его общая длина составляла 500 метров, ширина наверху — 6,8 метра, внизу — 1,3 метра, а глубина — 5,6 метра. 

Ров. Источник картинки.

Ров был построен вокруг деревни, чтобы защитить её от диких животных, поясняет музейная надпись на доске возле рва.

Такие же рвы археологи обнаруживают вокруг деревень Старой Европы. Очевидно, там они были выкопаны с тою же целью, для защиты клана от диких животных. 

Англоязычная Википедия сообщает: "Согласно парадигме археологии, на которую оказала влияние марксистская историография, преобладавшая в Китае во время раскопок, общество Баньпо считалось матриархальным; однако новые исследования противоречат этому утверждению, и марксистская парадигма постепенно вытесняется из современных китайских археологических исследований. Археологические свидетельства на сегодняшний день не позволяют глубже понять или проанализировать религиозную или политическую структуру общества Баньпо" (Источник).

Как это мило: "новые исследования противоречат этому утверждению", однако "не позволяют понять политическую структуру общества Баньпо". То есть, они говорят, что там был патриархат, но доказать своё "бла-бла-бла" они не могут.

Дипа Санатани, автор статьи "Деревня Баньпо и Терракотовая армия: павший матриархат и павшие солдаты" говорит на сей счёт: 

«Культура Яншао была матрилинейной, то есть женщины были главными, а родословная прослеживалась по материнской линии, а не по отцовской. Хотя западные учёные оспаривают это утверждение как некое «марксистское изобретение», физические доказательства из Баньпо говорят сами за себя: в каждой вскрытой женской могиле было больше погребального инвентаря, чем в мужской; и ни в одной из 250 обнаруженных и раскопанных могил нет никаких указаний на вождя-мужчину, но есть множество свидетельств в пользу женщин-лидеров (судя по количеству погребального инвентаря и типу). Это указывает на матрилинейное общество в самом строгом смысле, когда женщины находились у власти, а мужчины были подчинёнными».

Ну, я бы не стал говорить о подчинённости мужчин женщинам; просто они занимались своим делом. Причём, рыбылка — это любимое занятие многих мужчин и по сей день. 

«Сегодня, — говорит гид музея Баньпо, — здесь, в Китае, мужской мир. Но 6000 лет назад это был женский мир. Мужчине и женщине не обязательно вступать в брак. Мужчина может просто прийти в дом женщины ночью. Когда у вас рождается ребёнок, неважно, кто его отец». (Тут речь идёт, очевидно, о т. наз. "гостевом браке".)

«Но по мере роста населения нам требовалось больше мужчин для обработки земли и производства продовольствия. Вот как мир женщин превратился в мир мужчин». 

О неолитическом поселении Неа-Никомедия.

Н. А. Сидорова в своей монографии "Искусство Эгейского мира" (М., 1972) упоминает неолитическое поселение в Неа-Никомедии (Южная Македония), датирующееся концом VII тысячелетия до н. э. Население его занималось земледелием, скотоводством и рыболовством.

"В расположении хижин этого поселения нет какой-либо системы; они окружают находящееся в центре здание большого размера, сооружённое тем же способом, что и остальные хижины, но отличное от них по внутреннему устройству. Две продольные стены разделяют его на три части. Любопытны находки, сделанные внутри этого здания: несколько статуэток из необожжённой глины <...>. Размеры здания [1] и характер находок заставляют предположить, что оно являлось примитивным святилищем".

Что это, трёхчастное святилище? Архаический прототип тех трёхчастных святилищ, которые мы видим так часто на Крите?

"Поселение в Неа-Никомедии было окружено двойным кольцом глинобитных стен; каждая стена имела более 50 см толщины, расстояние между ними достигало 20 м".

Рискну предположить, что это был загон для скота. 

Европейский лев жил ещё во времена древних греков и римлян. Он обитал на территории современных Балкан и в Причерноморье. Греки, римляне и македоняне регулярно охотились на этих хищников и устраивали гладиаторские бои с участием львов. Если львы водились на Балканах ещё в начале нашей эры, то тем более — в VII тысячелетии до н. э. 

В таком случае понятно двойное кольцо глинобитных стен: внешнее кольцо забора охраняло коз от львов, а внутреннее кольцо отделяло их от человеческого жилья. 

Neolithic Goddess from Nea Nikomedia

А вот, для сравнения, "7-тыcячeлeтняя гoлoвa «peптилoидa» нaйдeнa нa pacкoпкax дpeвнeгo пoceлeния в Kувeйтe". 

Поразительное сходство! Где — Македония, и где — Кувейт? А культура — единая.

"Захоронения совершали в неглубоких грунтовых ямах, покойники лежали в скорченном положении, без погребальных даров. Это обстоятельство говорит об отсутствии представлений о личной собственности даже на предметы обихода: видимо, община жила нерушимыми еще законами коллективной собственности" ("Поселения Южной Македонии и Фессалии в эпоху неолита").

-------------------------------------------------------------------

[1] "... квадратное сооружение площадью около 12*12 м, которое было разделено внутри двумя рядами очень толстых столбов на три помещения. Это центральное здание сгорело и было восстановлено по старому плану. В слое пожарища под полом восстановленного большого дома были найдены пять женских фигурок из необожжённой глины, два больших топора из зелёного камня, глиняные сосуды в форме тыкв, несколько скоплений кремневых орудий, ещё не употреблявшихся (в каждом до 400 пластин), и много глиняных катышков нерегулярной формы" (Источник). 

Минойский перстень с изображением плача над пифосом. К истолкованию сюжета.

Рассказывая о крито-минойских перстнях-печатях, Л. И. Акимова упоминает одну загадочную композицию золотого перстня-печати XVI в. до н. э. из некрополя Фуми в Арханесе, с изображением плача над пифосом. 

Золотой перстень-печать с изображением плача над пифосом, из некрополя Фуми в Арханесе. 1600-1500 гг. до н. э. 

Прорисовка

"Представлены три фигуры: в центре стоит богиня в ожерелье, с обнажённой грудью, в складчатой юбке. Перед ней, слева от зрителя, юноша в килте, с длинными волнистыми волосами, упав на колени, скорбно обнимает огромный пифос — погребальный сосуд, в которых хоронили покойников. Напротив него, за спиной богини, изображён другой юноша — перед небольшим трёхчастным святилищем, воздвигнутым на высоком подиуме: за ним видится священное древо с пышными ветвями, которые юноша наклоняет, подпрыгивая и цепляясь за них руками. — он хочет или сломать ветку, или символически вырвать дерево. Изображение толкуют таким образом: слева от зрителя показана скорбь — плач над умершим, а справа — радость по поводу его воскресения: в движениях правого юноши ряд авторов видит танец".

Крайне трудно, почти невозможно верно истолковать священное изображение вне ритуально-мифологического контекста. 

Если бы мы не знали евангельской истории, что бы мы сказали о вышеприведённом изображении? — Какой-то мужик висит на дереве, другой мужик, кажется, прибит или пришпилен, как бабочка, к какому-то вертикальному предмету в виде буквы "Т". Тем не менее, лицо "пришпиленного" мужика не выражает ни боли, ни страдания. Рядом с "пришпиленным" мужиком стоят два других мужика и одна женщина. Восстановить-реконструировать по этому изображению всю евангельскую историю никак невозможно. Можно лишь гадательно предполагать различные сюжеты и версии.

Я свои размышления касательно плача над пифосом изложу позже, а вначале приведу толкования Л. И. Акимовой. Она говорит, что здесь "явно представлен праздник, подобный русской Троице, который в лунном календаре примерно совпадает с днём летнего солнцестояния — временем угасания солнечной силы, начала пути к смерти; в Греции это был главнейший календарный момент, отмечаемый такими фундаментальными ритуалами, как Великие Панафинеи в Афинах. На Троицу полагалось украшать интерьеры частных жилищ и церквей ветвями, травами и цветами. Для чего это делалось? Вероятно, для того, чтобы принести в жертву ту жизнь (растений), которая завершила свой цикл — отжила, чтобы дать возможность начаться новому. До Троицы запрещалось ломать ветви деревьев, потому что жизнь была на восходе и зенит ещё не был достигнут; в праздник солнцестояния ломать было нужно, потому что иначе произошёл бы «космический» сбой.

К любопытнейшим чертам композиции относится трактовка голов всех трёх персонажей. Собственно говоря, человеческих голов у них нет — показаны некие странные столбики или овалоиды с «жемчужными» усиками и иногда двойными кружками, очевидно, парами глаз. Есть волосы, ниспадающие длинными и тоже «жемчужными» прядями за спину, но нет голов, на которых они растут. Вероятно, разгадка заключается в том. что персонажи, запечатлённые в процессе перехода от смерти к новой жизни, имеют метаморфический облик. Они превращаются в бабочку или стрекозу и проходят свой цикл воскресения по типу биологического метаморфоза, включающего ряд ступеней: бабочка-куколка-червь. Не случайно на фоне печати между богиней и юношей с пифосом изображены две бабочки: одна — фронтально, словно распятая, головой вверх, а другая, ближе к богине. — в профиль, словно в полёте.

Кроме бабочек на фоне перстня-печати представлен ещё ряд значимых символов. в частности некий стержень на основании с капителью, в котором видят вариант египетского джеда, «позвоночника Осириса» — во время ритуала обновления сил (хеб-седа) фараоны должны были поднимать его на верёвках, и часто фигурирующий на геммах и печатях глаз — воплощение жизни, света, солнца. Всё это символы будущей жизни, знаки связи её с прошедшим циклом, смертью материи. Что же касается связи плача над урной и вырывания древа— в равной мере метафор конца (тогда как гипотеза о скорби-радости внешне более убедительна), то можно думать, что плач в данном случае знаменует рождение/реституцию, как можно судить по живительной силе будущего греческого протесиса (обряд выставления тела для ритуального плача), который справлялся в эгейских гробницах уже в Раннеминойский период". 

Что-то тут есть, но при чтении толкования возникает чувство недосказанности. Тут упущено самое главное — эпифания, то есть богоявление. В центре композиции находится Богиня, - а боги не являются людям "просто так".

Далее, в качестве пояснения, я приведу сюжет из евангельской истории. Как всем известно, воскресшего Иисуса впервые увидела Мария Магдалина. Почему именно она? Вероятно, потому, что она любила Иисуса (в Евангелии говорится, что она "обливала ноги Его слезами и отирала волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром" (Лук. 7:37-38)).  "Любовь, - говорил Генрих Гейне, - это  страшное землетрясение души". А тут ещё и смерть горячо любимого человека! Это же "землетрясение" в квадрате, или даже в кубе! После такого потрясения вполне возможен "сдвиг по фазе": либо сумасшествие, либо юродство, как у св. Ксении Петербуржской. Либо духовное прозрение... Л. И. Акимова может быть интуитивно чувствовала нечто подобное, но не могла открыто писать об этом, так как училась при "красном царе" Иосифе Сталине. 

Сюжет на данной печати может быть истолкован следующим образом. Умирает горячо любимый человек (жена? невеста? сестра? мать?), и безутешный мужчина идёт к священному дереву, которое символизирует Богиню. В отчаянии он трясёт дерево и спрашивает: "почему? почему ты забрала от меня мою любимую?" И тут ему является сама Богиня. Как заплаканной Марии Магдалине явился Иисус. Ну а бабочка — это то откровение, которое он получил от Богини: "Мир тебе. Не бойся, ты не умрёшь. И она не умерла, но переродилась, как бабочка, и порхает в новом обличьи, ещё красивее чем прежде". 

Между прочим, я нашёл ещё одно подобное изображение на крито-минойском перстне-печатке.

А это уже доказывает, что перед нами не история из частной жизни какого-то Васи Пупкина, но мифологический сюжет. 

Вообще, археологи обнаружили на Крите множество изображений священных деревьев на перстнях-печатях. 

 

Как видно, деревья произрастают в специально изготовленных каменных (?) цистах. С ними производят какие-то манипуляции, что заставляет вспомнить слова из русской народной песни "белую берёзу заломаю". Ну и, с этими деревьями связаны оплакивания, они вписаны в контекст мифологической трагедии с эпифаниями (богоявлениями). 

Молящийся.

 

Бронзовая фигура адоранта из виллы на о. Тилисс. Ок. 1500 г. до н. э.

Можно подумать, что критяне совершали крестное знамение за полторы тысячи лет до Рождества Христова.

(Википедия сообщает, что для совершения крестного знамения первоначально использовался один палец. А двуперстие при совершении крестного знамения закрепилось лишь после Четвёртого Вселенского собора (V век), когда был выражен догмат о двух природах во Христе, — в качестве контраргумента против монофизитства.)  

Feedback на работу Л. И. Акимовой "Искусство Эгейского мира".

Что мне не нравится в 655-страничной работе Л. И. Акимовой "Искусство Эгейского мира. Троя. Киклады. Крит. Фера. Микены" (М.: БуксМАрт. 2020)? То, что она, ничтоже сумняшеся, пишет о крито-минойских царях как о некоей очевидной данности, аксиоме, не требующей доказательств. Вот один из её пассажей: "Краткий обзор Старых критских дворцов показывает, что они стали создаваться, вероятно, по примеру Кносского и, возможно, целенаправленно, по указанию правителя Кносса" (стр. 100). Какого такого правителя? Я такого не знаю. Египетских фараонов знаю, и шумеро-аккадских царей знаю, а правителей Кносса ни одного не знаю. И автор нисколько не утруждает себя приведением доказательств существования сих правителей, а, видимо, исходит из того, что раз на Крите есть дворцы, значит должны быть и цари во дворцах. Однако исторической науке не известно ни одно достоверное изображение крито-минойского царя, ни одно минойское царское захоронение (до 1500 г. до н. э.) [1], ни одно свидетельство о царях, кроме мифического царя Миноса из позднейшей греческой мифологии. Как же доктор искусствоведения, академический учёный Лидия Ильинична Акимова (она окончила МГУ в 1947 году) выдаёт за аксиому, не требующую доказательств, то, что является мифом?!

На стр. 201 своего труда она приводит изображение минойского "царя" и говорит при этом: "Корона — несомненный признак царя, и надета она по случаю важного ритуального акта".

На самом деле, эта фреска была восстановлена по трём отдельным фрагментам: голове, туловищу и левой ноге. Когда Артур Эванс их обнаружил в 1901 году, он отметил, что предположительно эти фрагменты принадлежат разным фигурам. Он предполагал, что туловище может принадлежать бойцу с быками. Голова, очевидно, принадлежала женщине, поскольку по минойской традиции мужчины не изображались с бледной кожей; на то, что это могла быть фигура жрицы, указывает нарядный головной убор, в какие были одеты жрицы, изображённые на саркофаге из Агиа Триада (Источник).

С большой долей вероятности можно предположить, что персонаж на фреске ведёт на поводке некое существо. Вольф-Дитрих Нимейер предположил, что этим существом могла быть сфинга в короне. 

Также есть предположение, что на фреске было изображено как минимум два человека. Примерно вот так.

Л. И. Акимова удивляет меня ещё больше, когда заявляет, будто в крито-минойских таврокатапсиях женщина-"богиня" приносила в жертву (кому? для чего?) своего супруга. При этом она опять ссылается на позднейший греческий миф об Ариадне, Тесее и Минотавре. Цитирую: "В позднейших мифах образ хаоса-андрогина связывался с «двуприродным» Минотавром, сыном Миноса и Пасифаи, человеком с бычьей головой, которого «супруга-мать» в образе Ариадны (по мифу — сестра) символически «отделяла» от себя (то есть убивала руками чужестранца Тесея). На поздних памятниках такая сцена предстаёт в самом сердце Лабиринта — в его Центральном дворе. На этом основании с учётом иконографии миниатюрной фрески с изображением Трёхчастного святилища (см. ил. 219) учёные предположили, что именно в Центральном дворе проходил главный критский ритуал, широко представленный в дворцовом искусстве, — бой с быком (см. ил. 418). Изначально это был именно бой, а не игра или состязание, потому что миф прямо говорит о нём как о смертоубийственном акте: женщина-богиня приносила в жертву отжившего положенный цикл сына-супруга, быка. «Тореадором* сначала была она сама — как жрица, подтверждения чему сохранились в искусстве. Но постепенно борцы-мужчины вытеснили её из этого опасного действа. <...> Конечно, как выяснил ещё А. Эванс, бык вовсе не рассматривался как представитель тварного мира. Он был воплощением критского царя-жреца".

219. «Трёхчастное святилище». Часть миниатюрной фрески из Кносского дворца. Ок. 1550 г. до н. э. Реконструкция. 

418. Игры с быком. Роспись из двора в Восточном крыле Кносского дворца. Ок. 1450 г. до н. э. 

Л. И. Акимова повторяет бредни сэра Джеймса Фрэзера, автора "Золотой ветви". Это всё нам давно известно. Однако нас терзают смутные сомнения. Мы ищем ответы на свои вопросы у академического учёного Л. И. Акимовой, но её объяснения никоим образом нас не удовлетворяют, потому что они бездоказательны, как писания Роберта Грейвса, автора "Белой Богини".

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Я специально искал в Сети ответ на запрос "царские гробницы на Крите" и нашёл лишь упоминание о т. наз. "царской гробнице в Исопате", которую Джон Пендлбери отнёс ко времени с 1450 по 1300 год до н. э., когда пожары окончательно уничтожили минойские дворцы, и на Крите установилось господство греко-ахейских царей-"ванаксов". Да и сама эта гробница является копией типичных микенских царских гробниц.

Ещё я наткнулся на статью "Первая неграбленая царская гробница на Крите", но, во-первых, это опять же микенская гробница, а, во-вторых, "учёные полагают, что, по всей вероятности, в этой гробнице была похоронена царица-жрица".

Богиня-обезьяна и люди-цветы.

"Фестский дворец с его строгим и торжественным обликом имел много того, чего не обнаружено в других. В частности, в нём был священный сад. Наряду с деревьями огромную роль священных растений в критских дворцах играли цветы. В фестский сад, расположенный в юго-восточной части дворца, выходили через помещения в районе Восточного двора. Что любопытно, сад представлял собой полудикий каменистый пейзаж, в котором путём подтёса скальных выступов был устроен газон с искусственно сделанными круглыми лунками для высадки цветов. Судя по незначительной глубине лунок (от 10 до 18 см), здесь высаживались крокусы, корневая система которых сравнительно невелика. Но отсутствие воды навело на мысль, что сад не мог функционировать круглый год, а был сезонным, — цветы выращивали на определённое время, например для совершения ритуального праздника" (Л. И. Акимова. "Искусство Эгейского мира").

Цветы на камнях... Это напомнило мне про "садики" Адониса в серебряных корзиночках (см.: Удивительные «садики» Адониса).

Вообще говоря, минойская культура поражает изобилием цветов. 

Minoan labrys pithos, 1500 BC. From Knossos palace, Crete, Greece.

  

Маленькие кувшины с носиками, украшенные лилиями. 1500-1450 гг. до н.э. Археологический Музей Ираклиона, Крит, Греция.

Особенно загадочно выглядит фреска, на которой синяя обезьяна собирает крокусы.

Фреска «Синие обезьяны».

Синий цвет обезьяны говорит о том, что она — "не от мира сего". Потолки дромосов — коридоров ведущих в загробный мир микенских купольных гробниц, — красились синим цветом. Тогда, может быть, в обличии обезьяны перед нами предстаёт сама Смерть? Обезьяна сорвёт цветок, повертит его в руке и выбросит. Зачем она его срывает — она и сама не знает. Точно так же и Смерть поступает с людьми. И бесполезно её вопрошать: зачем ты, Обезьяна/Смерть выбрала этот цветок, а не тот... Она — безумная, она и вопрос-то не понимает...

Интересно, а не кроется ли Богиня-Судьба за образом синей обезьяны?

В копилку интересных сведений о Крите.

Крито-минойские погребальные сооружения — толосы — распространены на юге острова, в основном в долине Мессара, к востоку от Феста. Это круглые каменные сооружения с купольными перекрытиями, с ведущими к ним коридорами-дромосами.

Реконструкция и план толоса Апесораки в долине Мессара. о. Крит 

Не правда ли, что толос выглядит как мини-лабиринт с живущим в нём Минотавром?

"Как считают, в одном из внутренних помещений этих двух склепов отправлялась церемония протесис — выставление тела покойного для оплакивания. Протесис представлял собой трансформированный ритуал «растерзания», в котором роль «терзательниц»-жриц играли женщины-родственницы, чуждые умершему по крови. Обряд расцарапывания щёк и груди, самоистязания трактовался в народе как проявление скорби, но имел скрытый возрожденческий смысл. При критских толосах были специальные площадки для отправления поминальных обрядов", - говорит Л. И. Акимова.

Очень интересно. Про площадки возле портальных плит северо-кавказских дольменов я уже писал и высказывал предположение, что на них производились какие-то обряды. Теперь смысл этих обрядов немного прояснился.

Также теперь понятно, почему у статуэток, именуемых "богини со змеями", обнажённые груди. Скорее всего, жрицы обнажали свои груди лишь на время проведения ритуала «растерзания», а в остальное время они ходили в обычных одеждах.

Вотивные модели крито-минойского женского платья.

Откуда есть пошла культура критская?

Кносский храмово-дворцовый комплекс был построен на месте самого большого телля Кефала («Голова») на Крите, с остатками поздненеолитических культурных слоёв. 

Заслуживает интереса небольшая (высота сохранившейся части — 10 см) фигурка обнажённого мужчины, которая была найдена в ранненеолитическом поселении на месте будущего Кносса. Она с большим мастерством выточена из целого куска мрамора.

Неолитическая статуэтка обнажённого мужчины из Кносса

Полагают, что это изображение спутника Богини Матери. Но в таком случае, это не мужчина, а мальчик. Аттис. 

"Теперь выяснено, что неолитические слои, прослеженные под центральным двором дворца и к северу от него, имеют толщину 7 м — больше, чем все слои бронзового века, вместе взятые, — что свидетельствует о долгой жизни человека в этом очень удобном по своему расположению месте в период неолита. Из этих 7 м больше половины приходится на древние, ранненеолитические слои, лежащие прямо на материковой скале. И здесь, в самом нижнем, древнейшем слое было сделано удивительное открытие: были найдены остатки домов, прямоугольных по форме, построенных из обожжённых, а не сырцовых кирпичей". Автор этих строк, Н. А. Сидорова, говорит, что позднее технология обжига кирпича была забыта, и дома стали строиться из сырцовых кирпичей. То есть в раннем неолите строительные технологии были лучше, чем в позднем неолите. "Откуда было занесено на Крит применение обожжённого кирпича и почему оно было заброшено — пока остаётся вопросом. Возможно, что его принесли с собой переселенцы из Малой Азии, если древнейшие жители Крита, как считают учёные, пришли из этой страны".

Похожим образом, то есть из более древних неолитических поселений, появились и другие крупные центры будущей крито-минойской культуры, которые были основаны около 2400-2200 гг. до н. э.: Гурния, Палекастро, Агиа Триада, Маллия, Мохлос, Псира. То есть они явились органическим (не мужским "ургийно-гордынным", а женским "гонийным") продолжением более древних поселений.   

Гигантские пифосы из раскопок минойского дворца в Кноссе. Можно представить себе, какого размера были печи для обжига этих пифосов. И какие были подъёмные механизмы для их перемещения. 

По всей видимости, все они выросли из большесемейных поселений. Типичным примером такого поселения является Миртос, где жила большая семья, примерно из 120 человек. Его застройка — характерно плотная, «клеточная», из стандартизированных ячеек, которых открыто около 90. Дома плотно смыкались друг с другом, часто имея общие стены, без сообщения в нижних частях; П. Уоррен предположил, что в некоторые помещения жители могли попадать, как в Чатал-Хююке, только через крыши. 

около 2400-2300 гг. до н. э. 

Второе важное поселение Крита — Василики — сразу же было признано предтечей критских дворцов. Здание имело геометрически чёткие объемы, внушительный размер (длина крыльев — ок. 30 м) и в своей конструкции — уже каркас из деревянных балок. У него был второй этаж, судя по найденным основаниям лестниц в юго-восточной части; снаружи была вымостка, участок которой сохранился в северо-западном углу. 

План поселения Василики, около 2400-2300 гг. до н. э. 

Перед нами уже миниатюрный "кносский дворец". Л. И. Акимова говорит, что окрестные поселения не обнаружены. Что же это за "дворец" такой, если вокруг него нет деревень?! Но на самом деле это не более чем родовое поместье. Просто некоторые поселения достигли гипертрофированных форм и стали выглядеть как "дворцы", а другие не получили такого развития и ныне производят впечатление недооформленного дворца с большим центральным двором.

В принципе, оно и на Руси так было: у нас имелись зажиточные крестьянские семьи ("кулаки", в терминологии В. И. Ленина), и были очень бедные крестьянские хозяйства.

Двор бедного крестьянина. Марийцы. Марий Эл, Моркинский р-он, пос. Морки (Маробласть, Моркинский кантон). 1925. Фото из коллекции МАЭ РАН

Л. И. Акимова указывает на странную любовь критян ко всякого рода подземельям. Она говорит, что гипогей имелся не только в кносском храмово-дворцовом комплексе; свои миниатюрные "гипогеи" существовали едва ли не в каждом критском поселении. Надо полагать, что в этих подземельях хранились кости умерших предков. Возможно, некоторые останки приобретали статус "мощей", и тогда место их хранения становилось святым, превращалось в святилище.  Я клоню к тому, что, может быть, Кносс являлся для критян своего рода "Иерусалимом", куда они совершали паломничество, но и в других местах Крита имелись свои маленькие "иерусалимы". 

Под южным входом А. Эванс обнаружил две загадочные, необъяснимые постройки, то ли конца III тыс. до н. э., то ли более раннего времени. Это так называемые гипогеи, из которых сохранился только один (второй разрушен) — огромное ульевидное подземное пространство, диаметром около 8 м и высотой около 16 м, со спиралевидно устроенным рядом ниш, идущих с регулярными интервалами, с неким коридором-дромосом, возможно подходившим к гипогею на середине его высоты. Его подземное расположение, ульевидная структура и прочие моменты позволяют видеть в нём гробницу-храм, что наиболее оправдано в связи с последующей локализацией здесь входа в комплекс.

Кносский дворец. Гипогей под южным входом. Разрезы. Качество изображения отвратительное, но, к сожалению, ничего лучшего я не нашёл.

Я думаю, что именно гипогей был эпицентром кносского дворца-лабиринта. Сам этот дворец можно рассматривать как антураж гипогея.

При минойских дворцах были свои виноградники. на минойском Крите процветало виноделие. "В 1900 г. сэр Артур Эванс раскопал поблизости от Кносского дворца сосуды, украшенные рельефом с колосьями ячменя. Отсюда он сделал вьвод, что на Крите вину предшествовала некоторая разновидность пива. Однако малыe размеры сосудов, которые навели его на это предположение, объясняются скорее тем, что в эти сосуды наливался особый ячменный напиток, употребление которого позднее было необходимым условием для участия в Элевсинских мистериях" (К. Кереньи).

Да, с большой долей уверенности можно сказать, что Элевсинские мистерии имели своё начало на Крите. Дадим слово Карлу Кереньи:

"Звездой, утренний восход которой знаменовал собой наступление нового года, на минойском Крите был Сириус. При этом бросается в глаза известная двойcтвенность, или параллельность, явлений. На небе появлялась звезда, а из пещеры пробивался свет. Празднеcтво света в пещере было мистериальным действом. В Кноссе, на предназначенной специально для этого площадке для плясок, устраивалась открытая для публики танцевальная процессия, участники которой проделывали путь к «владычице лабиринта» и обратно. Сама владычица находилась в центре настоящего лабиринта, то есть подземного цapcтвa; там она рождала своего таинственного сына, тем самым даруя надежду на возвращение к свету".

Немного о кикладской культуре.

В кикладской культуре, несмотря на множество "матриархальных" символов — знаменитые "сковородки", имитирующие порождающее женское чрево, «озябшие идолы»,  в большинстве случаев женские фигурки, изображение богини-матери, — патриархальное начало всё же одержало победу (хотя, может быть, это была "пиррова" победа).

Глиняная «сковорода» с гравированным и вдавленным декором, из некрополя Халандриани. о. Сирос. 2700-2300 гг. до н. э. ; спирали можно трактовать как архетипические протоформы всякой жизни на Земле 

Syros frying pan. Обратите внимание на восьмиконечную "звезду Богородицы" и треугольный "знак вульвы" внизу 

Сycladic frying pan

Syros figurine

Syros burial. Как видим, у покойника или покойницы руки сложены точно так же, как у "озябшего" идола.  

Во-первых, приходится признать, что на островах Эгейского моря в III тыс. до н. э. существовали крепостные сооружения (самый яркий пример — поселение Кастри на о. Сирос). 

Syros fortress Кастри

А это значит, там аккумулировалось награбленное добро. Л. И. Акимова говорит, что жители островов (по крайней мере, некоторых) промышляли пиратством. Но пираты — это паразиты, это "блохи" на теле "кошки". Мы видим "блох", но не видим жирную "кошку". Где те богатые общества, которых грабили пираты? Крито-минойская культура ещё не расцвела, и сам её расцвет удивительным образом совпадает с закатом кикладской культуры около 2300 г. до н. э. 

Интересно, что хронологически упадок кикладской культуры совпадает с гибелью Трои II, а слои Трои III—IV—V (2300—1900 гг. до н. э.) свидетельствуют о периоде упадка в истории этого древнего города. Именно в слое Трои II Генрих Шлиман нашёл «клад Приама» с множеством искусно изготовленных золотых вещей, которые резко контрастируют с примитивно сделанной троянской посудой (Л. И. Акимова указывает на полное отсутствие расписных ваз и говорит, что ориентация на строгие «мужские» идеалы, отказ от разработки сложных объёмов, развитых пластических форм, модуляций и прочих «женских изысков» является признаком мужского доминирования в культуре).

Скорее всего, закат Трои II и кикладской культуры связан с переселением лувийцев. Историки полагают, что они пришли в Малую Азию с территории Балкан, как и их родственники-хетты.

Если лувийцы и хетты первоначально жили к северу от Эллады, тогда на территории самой Эллады проживали те, кого греки называли пеласгами. Может быть, именно общество пеласгов представляло собой ту самую жирную "кошку", которую кусали "блохи"-пираты из Трои и с островов Эгейского моря?

Н. А. Сидорова косвенно подтверждает эту догадку, отмечая, что "... судя по данным раскопок, укреплены были только поселения, расположенные на берегу моря, подобно Лерне и Рафине. Находившиеся же вдали от него, как Тиринф или Эвтрезис в Беотии, укреплений не имели. Очевидно, опасность нападения грозила жителям материковой Греции этого периода (2500-2200 гг. до н. э.) только с моря".

"Обобщая, важно отметить, что памятники кикладского искусства ярко демонстрируют утверждение мужской ритуальной традиции", - пишет Л. И. Акимова, и в качестве доказательства приводит пару примеров кикладского искусства. 

Слева: мраморная женская фигура типа Спедос. со стоящим на ее голове ребенком, с о. Парос. 2600-2500 гг. до н. э.; справа: мраморная группа типа Спедос: двое мужчин с девочкой на руках. 2700-2600 гг. до н. э.  

Комментируя изображение слева, Л. И. Акимова говорит, что "изображена, несомненно. сцена рождения — появления из большой фигуры маленькой. Это не прежнее «женское» рождение, когда ребёнок появлялся из материнского лона. Здесь лона уже нет; оно замкнуто, исключено. опустошено; ребёнок является на свет из головы. Как Афина рождалась из головы Зевса, так здесь некая богиня рождает свою дочь-деву таким же образом. В другой группе двое мужчин держат на руках сидящую девочку. Это тоже «мужской» ритуал. Мужчины стоят с широко расставленными ногами; ноги девочки прорезаны. Правая фигура (если смотреть изнутри группы) — увереннее, левая — слабее. Это явно семья — в понятиях мужского ритуального круга; отец-сын даёт жизнь супруге-дочери. Важно, что девочку отрывают от земли, держат на руках, а не на прочном основании. Манифестируются новые представления о роде, в основе которого — мужчина, зачинатель, прародитель".

"Кикладское искусство ваяния «скончалось» примерно около 2300 г. до н. э. Наступил драматический, тяжёлый конец. После почти четырёх веков развития островные мастера завершают традицию созданием фигур-дегенератов. 

Так называемый постканонический тип (ил. 41) с его доведением до абсурда отцовской идеи, далёк от былой элегантности: механические квадратные торсы на коротких невесомых ногах, с грубыми чертами «прозревших» лиц и к тому же с атрибутами — ремнями, кинжалами, чашами. Начинается обратный процесс: фигуры снова натурализируются, но теперь уже от головы до ног. Эффект поражает своей антихудожественностью, как ранние и канонические фигуры поражали изыском. 

После 2300 г. до н. э. для Киклад наступило тяжёлое время. Острова обезлюдели, население стало рассеиваться, художественный уровень искусства резко упал...

Иконография Матери и её рогатого Сына.

Л. И. Акимова в своей монографии "Искусство Эгейского мира. Троя. Киклады. Крит. Фера. Микены" (М.: БуксМАрт. 2020) приводит изображение интересного сосуда из Трои.

Бронзовый век характеризуется переходом от матриархата к патриархату, и Л. И. Акимова так пишет об этом переходе: "Изначальная прамать мыслилась рождающей детей обоего пола в результате непорочного зачатия — парфеногенеза (мужчина ритуально устранялся из процесса продолжения рода). Но в эпоху неолита мужской мир путём интенсивного натиска начинает отбирать у женщин их права прародительниц. Сама «мать» раздваивается на мать и деву, две особые сущности, а её «сын-супруг» со временем эволюционирует в «сына-и-супруга». то есть в сына-отца. Так появляются зачаточные представления о «нормальной» семье, что находит отражение не только в ритуалах и мифах, но и в искусстве". 

"Особый тип керамики представляют антропоморфные вазы, которые, по общему мнению учёных, использовались исключительно в культовых целях. У некоторых имеются крышки-«головы» с отмеченным носом, бровями и глазами <...> Ручки-«уши» во всех случаях остаются при «матери». Однако с ними происходит важная метаморфоза. Сначала это просто небольшие выступы, направленные острыми углами кверху. Но затем они, продолжая нижнюю курватуру сосуда, всё дальше отодвигаются от него, приобретая признаки «рогатости» и тем самым напоминая рога супруга богини — быка, который возрождается в её лоне и проявляет в рельефе свои черты: груди становятся его глазами, пупок — носом, вагина — ртом. Если в лоне вызревает и проявляется голова тотемного бога-супруга, то собственная голова богини и есть навершие вазы, её символическая крышка. Мужчина, претендуя на роль прародителя, опускается вниз, а женщина, у которой отбирают права репродукции, поднимается вверх". 

Удивительный образчик иконографии из тех времён, когда бык ("сын") ещё не отделился от своей божественной Матери, когда он ещё находится внутри её чрева, как джинн - внутри лампы.

"Раб лампы".